Сага о викинге: Викинг. Белый волк. Кровь Севера - Александр Мазин

– Ты обознался, франк, – вежливо ответил я по-нормански. – Меня зовут Ульф.

– Жоф, ты что, решил надо мной подшутить? – захихикал Жерар Бернарович. – И, обращаясь к Ивару: – Представь, я-то думал, что он – в Париже, а он здесь! Ха-ха-ха!

Ивар почему-то не улыбнулся. И лицо у него стало – как у кота, завидевшего беспечную птаху.

– Кто – он? – поинтересовался Рагнарсон тоном не предвещавшим ничего хорошего.

– Да он же, он! – воскликнул графенок, тыча в мою сторону пальцем. – Жофруа де Мот! Беллаторе Карла!

Я не знал, что значит беллаторе. Но упоминание меня в совокупности с королем франков меня, мягко говоря, изумило. Я растерялся…

А Ивар – нет.

– Взять этого человека! – скомандовал он, указывая на меня.

Третий день попойки заметно снизил реакцию моих соратников. Да и мою тоже. Зато бойцы Бескостного оказались на высоте.

Я не успел ни за нож схватиться (Вдоводел, как и положено, покоился на оружейной «пирамиде»), ни встать.

Раз! – И меня выдернули из-за стола.

Два! – И мои руки вывернуты и скручены ремнем.

Умение быстро и эффективно повязать противника входит в основной набор скандинавских боевых искусств.

А я все еще ничего не понимал. Графенок – тоже. Переводил мутноватый взгляд с Ивара на меня и силился осмыслить происшедшее.

– Ты видел этого человека среди людей Карла-конунга? – спросил Ивар, нависая над молодым франком.

– Ну да. Я ж и говорю: это Жофруа…

– Достаточно! – отрезал Рагнарсон.

Сузив глаза, Бескостный изучал мою растерянную физиономию так, словно пытался прочесть у меня на лбу некую великую тайну.

К сожалению, на моем челе не было ничего, кроме испарины.

– Уведите шпиона и всё подготовьте! – процедил Ивар. – Я сам буду его допрашивать! – И моим ошарашенным друзьям, тоже ничего не понимавшим, но готовым схватиться за мечи: – Не дурить, хускарлы! Найдите Хрёрека Сокола. Я хочу его видеть!

Несколько наших тут же кинулись к выходу – за ярлом.

А меня поволокли прочь.

Я не отбивался. Всё еще надеялся, что это – шутка.

Однако минут через двадцать стало ясно, что это совсем даже не шутка.

Меня втащили в один из длинных домов ставки Рагнара, содрали одежку и привязали к столбу напротив очага. Проделано всё это было со сноровкой, говорившей о том, что данная процедура парням Ивара отнюдь не в новинку.

Так же привычно был извлечен и разложен пыточный арсенал.

В доме было довольно прохладно, но я вспотел. Нервы.

Правда, я всё еще надеялся, что со мной сначала поговорят, а уж потом начнут резать.

Всё зависело от допросной тактики палачей. Входил ли в то, что Ивар назвал «подготовкой», так сказать, «разогрев» жертвы…

Теоретически я был неплохо подкован в допросной тактике. Я знал, например, что большинство из специалистов форсированного допроса в моем собственном хирде считают, что предварительная обработка жертвы сокращает время получения информации.

Другие полагают иначе. Единой системы нет. Каждый палач подходит к вопросу, так сказать, творчески. За время моего пребывания в викингах я вдоволь наслушался разговоров о том, как следует проводить допросы. Этой «увлекательной» теме посвящалось не меньше времени, чем, скажем, правилам проведения хольмганга. Умение «разговорить» врага считалось настоящим искусством. В нашем хирде были признанные мастера этого дела. Но и любителей тоже хватало. Умение правильно (то есть максимально болезненно и максимально долго) обрабатывать пытуемого входило в здешний «курс молодого бойца».

Но то, что до сего печального момента оставалось для меня теорией, истинные викинги воспринимали очень даже практически. Тем более каждый понимал, что может запросто оказаться и в роли жертвы. Это уж как судьба распорядится. Что есть достойное поведение в этом прискорбном случае, тоже обсуждалось не единожды.

Помните поговорку: «На миру и смерть красна»?

Так вот, каждый скандинавский воин умирал именно «на миру».

Его смерть видели боги. То, как он вел себя в критической ситуации (а что может быть критичнее допроса с применением раскаленного железа), становилось достоянием общественности, передавалось из поколения в поколение и, соответственно, приумножало или приуменьшало славу рода.

Умение же терпеть любую боль, считалось таким же достоинством, как и умение ее причинять.

Увы, я получил совсем другое воспитание и относиться к ожидающим меня пыткам с фатализмом средневекового скандинавского воина не мог. Так что меня очень беспокоило, не начнут ли ребята Ивара пробовать на мне свои палаческие навыки раньше, чем появится кто-то, способный их остановить.

Мне повезло. Мой ярл появился раньше, чем железо накалилось. То есть очень быстро. Влетел в дом, бросил на меня яростный взгляд: «Опять ты!» – и рявкнул на моих палачей так, что те от меня немного отодвинулись. Немного. Палачей не испугал ни мой ярл, ни то, что Хрёрек пришел не один. С ним были Ольбард, Трувор, Ульфхам и, к моему некоторому удивлению, Харальд Щит.

Впрочем, будь с моим ярлом вчетверо больше народу, парни Ивара всё равно не смутились бы. Хрёрек – вождь авторитетный, но они – люди Бескостного. Вот придет Ивар, тогда и разберемся. А пока можно и повременить с порчей моего драгоценного организма.

Отвязывать меня не стали. Да Хрёрек этого и не потребовал. Знал, что палачи заартачатся. А идти на открытый конфликт – себе дороже.

Наконец явились главные действующие лица. Ивар. И его папаша.

Если бы мне потребовалось выбрать, кто из них страшнее, я бы, пожалуй, затруднился ответить.

– Немедленно освободи моего человека, Ивар Рагнарсон! – потребовал Хрёрек. – Что за беззаконие ты творишь!

– Спокойней, родственничек, спокойней, – пророкотал Рагнар. – На своей земле я решаю, что есть Закон. Кому не нравится – может убираться прочь!

– Освободи его – и мы уйдем! – заявил ярл, бросая на меня яростный взгляд.

Я был польщен: из-за моей скромной персоны Хрёрек готов отказаться от будущего великого похода!

– Не торопись, Сокол! – От смешка Ивара у меня кровь застыла в жилах. – Я уже давно чувствовал, что этот твой хускарл отличается от других. Но я думал: в хорошую сторону. А оказывается, он – лазутчик франкского конунга. Что скажешь, Жофруа?

Мне очень хотелось послать его в задницу. Или обложить по матушке. Но здесь так не принято. Здесь хорошим тоном считается вести себя так, будто ты не к столбу привязан, а играешь в шахматы с добрым приятелем.

– Скажу, что твой дружок Жерар не умеет пить, – произнес я как можно спокойнее. – Или совсем с головой не дружит. Потому ему и мерещится всякое.

– Хочешь сказать, что он солгал? – осведомился Бескостный.

– Может, и нет, откуда я знаю?

– Ты не юли! – пробасил Рагнар. – Жерар указал на тебя как на человека Карла Лысого. Это так? Говори или я прикажу пустить в дело огонь!

– Он так сказал, – не стал оспаривать я очевидного. – Но это не значит, что я – человек франкского короля. Я и говорить-то по-франкски не умею, это тебе многие подтвердят.

– Ты считаешь нас совсем глупыми, франк? – ухмыльнулся Рагнар. – Совсем нетрудно притвориться, будто ты что-то не знаешь.

– Ивар! – Я решил обратиться напрямую к Бескостному, потому что помнил: раньше он относился ко мне с симпатией. – Я не держу на тебя обиды за то, что ты сделал. Лазутчик врага – это не та угроза, которой можно пренебречь. Но я не понимаю, почему ты не веришь мне, а веришь какому-то франку! Сотни достойных людей поручатся за меня! Боги свидетели: я не лгу!

Ивар покачал головой:

– Если ты говоришь правду, значит, лжет мальчишка Жерар. А зачем сынку франкского ярла лгать? – произнес он. – В то время как ты сейчас стоишь на пороге смерти и потому готов говорить всё что угодно, лишь бы ее избежать.

Меня охватил гнев, вызванный скорее всего бессилием. Мой ярл стоял в пяти шагах, и я видел, как крепко стиснуты его кулаки. Он мне верил, но сделать ничего не мог. Это была территория Рагнара. Оставалось надеяться только на себя. И на Бога. Хотя заступится ли Бог за того, кто якшается с языческими демонами? Да и креста я никогда не носил, потому что крестили меня еще во младенчестве…

А это вариант! Если я публично отрекусь от Христа, не исключено, что язычники-датчане мне поверят! Потому что, будь я настоящим франком, я бы скорее умер, чем совершил такое.

Я открыл рот, чтобы… И закрыл. Потому что понял, что не смогу. Невозможно. Лучше сдохнуть. Я знал это, потому что… знал.

Собственно, чего мне бояться, кроме смерти. Пыток? Ну, всякие пытки рано или поздно кончаются. Главное: сохранить дух, ясное сознание. Похоже, пришло время понять, чего я стою. Хорошо, что у меня будет ребенок. Значит, мой род не угаснет. Надо же! Начинаю мыслить местными категориями! Я улыбнулся. Терзавший меня страх отступил. Я вспомнил, как, приняв зелье Каменного Волка, парил над зимним озером… Смерти нет. Есть лишь переход в иное качество. И надо совершить его достойно. Кто знает? Может, после смерти я снова вернусь в двадцать первый век? Или попаду еще куда-нибудь…