Летние истории - Александр Бойм

- Борька! - упала рядом с Павликом Ляля, попутно проводя по его руке, отчего тот недовольно отодвинулся, - Борька! Я с тобой больше не играю! 6:0 6:1! Мог бы и поддался девушке!

Боря потянулся, хрустнув чем-то в глубине мышечных наростов, и буркнул: "я и поддался".

Ляля захрюкала и тут же начала глупейшую историю, сводившуюся к утверждению ее знакомства с очень известными людьми, именуемыми фамильярно и ведущими себя почти заискивающе:

- :и тут забегает к нам Сашка, а Пашка:

Неглупый Павел, злившийся до того молча, обнаружив повод, вскипел:

- Я тысячу раз просил не называть меня Пашкой! Пашки на рынке!

Разразилась безобразнейшая семейная сцена, невыносимая, как и всегда, для посторонних.

- Ну ладно, ребятки, вы тут ссорьтесь, а мы пойдем, в билик сгоняем, не стерпел Рома, - Аллочка, сколько там с нас?

Выйдя из кафе, Боря улыбнулся:

- Как говаривал один мой знакомый: "Я был в Каннах и писал с Антониони в соседние писсуары, а потом мы вышли из сортира, и он остался Антониони, а я остался собой", - потом задумался и добавил: ну, это, конечно, если б она говорила хотя бы на четверть правду.

- Как раз на четверть, думаю, так и было.

- А-а: какая разница: было, не было: все равно вранье.

- Никогда не мог понять: зачем это? С Пушкиным она на короткой ноге¼ Не весу же она в наших глазах набирает?..

- Логичное следствие болезненного самолюбия и убогого интеллекта. По сути, Рачкова счастливый человек - помещает себя в мечту и в ней живет. А какая реальность сравнится с мечтой?

- Вот кого мне жалко, так это Павлика.

- Вот уж кого мне совершенно не жалко, так это его! Если уж он во столько себя оценил, то может:

- Да я не об этом¼ ему же от своих комплексов первому и достается. Ты его хоть раз видел в хорошем настроении?

- Слушай, я не Фрейд, чтоб в его комплексах копаться. Если он самоутверждается, строя из себя Байрона, то это его проблемы, и гори он синим пламенем.

- Не любишь ты его, - улыбнулся Рома.

- Господи, а за что же мне его любить!? Павлик своей кислой рожей портит мне отдых уже лет десять, и, ей богу, удави его кто, я бы огорчаться не стал.

- Боб, если честно, чем он тебе так насолил?

- Да: так: Даю три шара форы и по червонцу. Идет?

- Речь о талерах? - Рома решил не настаивать. - Кстати, а где твоя подруга?

- Понятия не имею! - раскатисто громыхнул Боря, обрезая и эту тему.

VI

Страдзинский, молниеносно спустив тридцать талеров, задумчиво пил пиво, не оборачиваясь на стук шаров. Стас забрался на соседний табурет и кивнул бармену:

- Дим, "отвертку", пятьдесят на пятьдесят.

Дима - вертлявый парнишка, собиравший с них четыре пятых выручки, преувеличенно тщательно и торопливо смешал апельсиновый сок с водкой.

- Ну как? - спросил Страдзинский.

- А-а! - безнадежно махнул тот рукой, - с Борькой сегодня дело иметь невозможно.

- Откуда ты прелестное дитя? - обернулся Рома на запах шампуня, смешанный с чуть слышным ароматом юного тела.

- Из пенного прибоя, - ответила Анечка, сверкая черным блеском волос и помахивая пакетиком туалетных принадлежностей, - я принимала ванны в сем отеле скромном, где за пять монет есть телу путника усталого отрада.

- Зачем же ты, прекрасная Венера, свои стопы: - Стас замялся, - э-э-э: в обитель гордую достойнейшего графа? - скромно указал он на себя.

- Неудобно как-то, - отказавшись от гекзаметра и отчего-то потупившись, чуть ответила слышно Анечка.

"Ага!" - подумал Страдзинский, неподдельно заинтересовавшись содержимым своего бокала.

- Черт знает что!!! - к стойке близился озлобленный Илья. - Привет! бросил он Анечке, - черт знает, что такое!!! Не столы, а дерьмо! Я берусь на любом пристойном столе в Москве закатить десять из десяти таких "свояков"! Дима! - набросился он на бармена, - Дима, какого хрена вы не меняете эту рассохшуюся дрянь!?

- Так денег же нет.

- Денег нет! Ну и что с того?.. Налей-ка мне "баккарди" с "колой".

- Ребята, может, еще? Даю всем три шара, а Ромке даже четыре, приблизился, покручивая кием, Боря.

- Изыди бес!

- Может в покер?

- Не, братцы, - покачал головой Стас, - я лучше с Анечкой в биль покатаю, - он заботливо склонился над ней, - может быть, тебе взять чего-нибудь?

- Да нет:

- Может, "мартини"?

Илья бросил быстрый взгляд, а Боря изогнул левую бровь.

Боря, влипнув стритом в Ромин фул, причмокнул, глядя как тот подвигает к себе его сорок талеров.

- Слышь, Страдзинский, давно хотел тебя спросить: вот ты художник, а беретки не носишь. Оригинальничаешь?

- Тут, Боря, видишь ли, все от таланта зависит, все от таланта: с моим можно носить виртуальную, мне свое ремесло подчеркивать незачем.

Илья тем временем поглядывал на парочку, негромко переговаривающуюся через бильярд. Собственно, угощать и развлекать Анечку было занятием общепринятым, да и в покер Стас просадил уже изрядно. (Каждое лето, приезжая полным радужных надежд, Стас проигрывал несколько сотен и, объявив их мошенниками, больше благоразумно не играл.) Мучаясь загадкой, Илья все же больше склонялся к "нет".

Боря, напротив, склонялся к "да", не слишком, впрочем, заинтересованному. Что до Ромы, то он задавался только одним: "да" или "совсем да"?

Играли все трое виртуозно - многолетний совместный и многозимний раздельный опыт породил недюжинное мастерство.

Однако даже на таком фоне Страдзинский все же выделялся. Он играл осторожно, расчетливо, но в то же время непредсказуемо, едва ли не каждый раз оставаясь в выигрыше. Борю подводило излишнее пристрастие к блефу, а Илье (и не только в покере) мешала страсть к дешевым эффектам.

Лет семь-восемь назад, в начале их картежных баталий, через стол, случалось, проходили весьма чувствительные тогда суммы - теперь же проигрыш или выигрыш затрагивал скорее самолюбие, чем бумажник. Ну и, во всяком случае, и покерные, и бильярдные прибыли, в конечном счете, с избытком оседали в Диминой кассе.

Света и Калью разделились у входа в бар. Он, высокомерно кивнув, двинулся к стойке, она, улыбаясь, (видимо, умело задрапированной полноте) подсела к ним.

- Светлана, только один вопрос, - прочувственно заговорил Илья. - Ты не могла себе найти любовь постарше?

- Ребята, я вас прошу, не трогайте его.

- Без проблем, кому он нужен.

- Здравствуйте. Во что вы играете? - Калью сжимал в руках два бокала с изумрудным ликером - сладкой и липкой пустяковиной.

- В покер, - с тоской ответил кто-то.

- Вы что играете на спички? - указал он на разбросанные палочки разноцветных головок.

- Нет, это фишки, - терпеливо разъяснил Боря.

- А у нас в Ревеле играют настоящими фишками.

- Да ну? - несколько иронично отозвался Страдзинский.

- Послушай, Калью, - вступил в беседу Илья, - а правду говорят, что Ревель теперь культурный центр Европы?

- Это еще не вполне совсем так.

- Калью, а не хочешь с нами сыграть? - Боря, как и всегда, лишних слов не тратил.

- Конечно.

"Да, парень, выйдет тебе это в талеров двести", - подумал Рома.

- Ну, смотри, - ласково сказал он, стараясь не встречаться глазами со Светой, - меня, кстати, Боря зовут.

- Очень приятно.

- Взаимно. Так вот, смотри: с коричневыми головками по талеру, с зелеными по пять, с фиолетовыми по десять, обломанные по двадцать пять. Начальная ставка и минимальный шаг - талер.

- Это очень мало. Давайте хотя бы по пять.

- Без проблем.

"Пятьсот".

- Ты, я смотрю, всерьез за нас взялся, - покачал головой Илья.

После того как Калью попросил напомнить ему порядок комбинаций, Света окаменела лицом, а Рома поднял изумленные брови: "Штука".

Первая же сдача вышла оглушительной: азартный прибал поменял три карты и полез вверх как одержимый, Илья, купивший к паре третьего туза, понимая, что у Калью, почти наверное, тройка, закрыл его на трехсот. Лифляндец, заливаясь идиотским смехом, выложил королевское каре.

Через пятнадцать минут перед ним было навалено спичек талеров на восемьсот.

Страдзинский злился, не понимая, - сам он проигрывал не больше сотни, но происходящее его раздражало.

Калью играл не то, что плохо, а так, что хуже некуда. Его карты были очевидны после первой же ставки; он даже не утруждал себя следить, сколько другие меняют карт, однако, несмотря ни на что, продолжал выигрывать.

"Неужто? - Страдзинский стал незаметно вглядываться в руки Светиного ухажера, но тасовал тот также неуклюже, как и играл, - притворяется? неужели действительно так претая пруха? или:"

Калью глядел начищенным чайником, сверкал и искрился высокомерной радостью, тщательно раскладывал спички, ежеминутно и громогласно объявлял их проигрыш, словом, являл все признаки жлоба в выигрыше.

И в ту самую минуту, когда он уже окончательно признал свое фантастическое везение резонным следствием многовекового культурного превосходства, логика, разум и теория вероятности, пробудившись от получасовой дремы, жестоко развернули течение спичечных потоков. Калью занервничал, задергался и даже попробовал блефовать.