Поющий о свободе. Жизнь великого йогина Миларепы - Цанг Ньон Херука
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Золото было в одежде йогина. Добрая Весть, у тебя очень предусмотрительная мать. Северные земли, где не светит солнце, – это накидка, сквозь которую не проникает солнечный свет. Черное нависшее облако – это заплатка из черной ткани. Восходящее созвездие Плеяд – звезды, вышитые белой ниткой. И под ним семь домов сестер – это семь щепоток золота. Если ты не понял, спроси йогина, живущего в этой долине, но никого, кроме него, – это означает, что если ты не понимаешь, о чем идет речь, то не ищи золото где-либо еще, кроме как в одежде посланца.
– Женщина! Говорят, что ты полна хитрости. И это правда, – сказал лама и засмеялся.
После этого я дал йогину десятую долю щепотки, чему тот искренне обрадовался. Хозяйке дома я подарил семь десятых щепотки, а учителю преподнес три полные порции золотого песка.
– Ты видишь, моя мать просит кроме всего прочего призвать бурю. Пожалуйста, сжалься и научи меня этому, – попросил я ламу.
– Если хочешь наслать бурю, то ступай обратно в Ньяг к Повелителю Грозных, – велел Йонтен Гьямцо.
Он дал мне письмо и несколько подарков, и я отправился в путь.
В Ярлунге я прибыл в деревню Кхьёрпо. Представ перед чародеем, я положил к его ногам три щепотки золота, письмо и дары. Я рассказал, почему хочу наслать бурю на свою деревню. Повелитель Грозных спросил:
– Преуспел ли ты в колдовстве?
– Я добился подлинного мастерства и с помощью заклинаний убил 35 человек. В этом письме содержится моя последняя просьба. Пожалуйста, сжалься надо мной, научи насылать бурю, – ответил я.
– Что ж, так тому и быть.
С этими словами учитель передал мне тайную формулу. Я отправился в мою старую обитель, чтобы совершить обряд.
В начале седьмого дня в мою хижину ворвалась туча. Сверкали молнии, грохотал гром, раздавался голос Багроволикого Раху. Отныне я знал, что могу вызывать ураганы одним движением мизинца.
Чародей хотел знать, когда нужно насылать бурю. Он постоянно меня спрашивал:
– Скажи, созрел ли урожай в твоей деревне?
– Он едва начал всходить, – отвечал я.
Чуть позже я заметил:
– Посевы едва ли выросли настолько, чтобы среди них могли укрыться голуби.
– Пшеница заколосилась, – произнес я спустя какое-то время.
– Пора, – сказал лама.
Он дал мне в попутчики посыльного, который уже бывал в наших краях. Мы переоделись странствующими монахами и отправились в дорогу.
Старейшины из моей деревни не могли припомнить такого благоприятного года. Они издали закон, запрещающий кому-либо собирать урожай по своему усмотрению. Мы прибыли за день до того, как должна была начаться жатва. Я расположился в соседней деревне.
После того как я произнес заклинание, на небе показалось маленькое облачко, едва ли величиной с воробья. Разочарованный, я призвал всех охранителей поименно. Я вспомнил о несправедливостях, которые нам пришлось терпеть от жителей деревни, сбросил покрывало и заплакал. Внезапно в небе сгустились огромные черные тучи. В следующее мгновение град уничтожил весь урожай и покрыл долину до третьей отметки кладки домов, оставив на скалах глубокие выбоины. Селяне рыдали, видя гибель своего урожая.
Тут же налетел порывистый ветер и начался ливень. Мы с помощником укрылись в пещере, обращенной на Север. Там мы развели костер из ветвей тамариска и расположились отдохнуть.
В тот вечер несколько мужчин из деревни возвращались с охоты, минуя нашу пещеру. Они ходили за дичью, чтобы принести жертву по случаю небывалого урожая.
– Этот Добрая Весть наслал на нас несчастье, – говорил кто-то из них. – Он уже многих лишил жизни! Теперь же из-за его колдовства мы потеряли весь урожай. Только попадись он нам в руки! Мы вырвем его трепещущее сердце, и каждый из нас съест кусочек его плоти и выпьет каплю его крови.
С этими словами они спускались вниз с горы. Раны в их сердцах были неизлечимы. Вдруг охотники поравнялись с нашим убежищем, и старший сказал:
– Тихо! Говорите шепотом! Из пещеры тянет дымом. Кто бы это мог быть?
– Это наверняка Добрая Весть. Он не заметил нас. Если мы, мужчины нашей деревни, не убьем его сейчас, то он точно уничтожит все эти земли, – и они начали приближаться.
Мой попутчик шепнул:
– Уходи без меня. Я притворюсь тобой, выйду и скажу им, что это была моя месть. Мы встретимся снова через четыре дня в трактире в Дингри.
Он был храбр и полностью уверен в своих силах. В тот момент я страстно хотел еще хотя бы раз увидеть маму. Тем не менее, опасаясь врагов, я быстро скрылся и поспешил в Ньянанг. Но по дороге на меня набросилась собака, и я не сумел вовремя добраться до места встречи.
Моего товарища окружили разгневанные селяне, но он смог прорваться через их кольцо и бежать. Когда они остались далеко позади, он сбавил шаг. Они стреляли ему вслед, а он метал в них огромные камни.
– Я нашлю проклятие на всякого, кто отважится выступить против меня! – громогласно восклицал он. – Скольких мужчин я еще не убил из мести? Что же это случилось с вашим прекрасным урожаем? Не мое ли это возмездие? Я прокляну все эти земли, от верхушек до самых низин, если вы не будете добры к моей матери и сестре. И те, кто останется в живых, увидят, как их род будет истреблен до девятого колена. Смерть и разорение настигнут эту страну, и все из-за меня! Поживите и увидите! Поживите и увидите!
Бранясь, они отступили и повернули назад.
Мой спутник добрался до Дингри раньше меня. Он спросил хозяина трактира, не появлялся ли тут йогин, похожий на него. Тот покачал головой:
– Нет, он не приходил. Но все вы, так называемые йогины, не дураки выпить. В соседней деревне сейчас устраивают пивную пирушку. Спеши туда. Если у тебя нет кружки, я одолжу тебе.
Хозяин дал ему деревянную кружку, глубокую и серую, как лицо Ямы, Властелина Смерти. Мой товарищ отправился в харчевню, где проходило торжество. Там он увидел меня. Он подошел, сел рядом и спросил:
– Почему ты не явился в назначенное место?
– Вчера, когда я просил подаяние, меня за ногу укусила собака. Поэтому я не мог быстро идти. Но это уже не важно.
Мы покинули праздник и вскоре прибыли в Кхьёрпо. Увидев нас, чародей воскликнул:
– Отлично! Вы оба хорошо поработали!
– Кто был здесь до нас и рассказал тебе обо всем?
– Приходили божества-охранители, и их лица светились, как полная луна. Я поблагодарил их за все, – ответил лама.
Он сиял от радости.
Вот как я совершил темные поступки, отомстив своим недругам.
Так говорил Учитель. На этом завершается третья глава о том, как он истребил врагов. Здесь описаны деяния Миларепы в мирской жизни.
Часть II
Вторая часть содержит девять глав. В них повествуется о том, как Миларепа продвигался по Пути к высочайшему совершенству Просветления.
в главе первой отвращение к злу и раскаяние заставят Милу пуститься на поиски совершенного Ламы.
в главе второй Мила найдет Ламу, покорится ему и пройдет через невероятные испытания. Так он полностью очистится от загрязнений, возникших из– за злых поступков и умственных замутнений.
в главе третьей Мила добьется благосклонности Ламы и получит от него устные наставления, ведущие к зрелости и Освобождению.
в главе четвертой, медитируя в присутствии Ламы, он получит первые ростки опыта и постижения.
в главе пятой, применяя устные поучения Марпы, Мила до совершенства доведет свою практику. Следуя указаниям, пришедшим к нему во сне, он покинет Ламу.
в главе шестой, снова убедившись в тщете мирского существования, он поклянется посвятить свою жизнь медитации.
в главе седьмой, следуя наставлениям Ламы, Мила отречется от всех мирских привязанностей, уйдет в горное отшельничество и полностью посвятит себя практике и крайнему аскетизму.
в главе восьмой благодаря медитации Мила станет пробужденным и принесет пользу Учению и всем существам.
в главе девятой, завершив все дела, он растворит свое физическое тело во всеобъемлющем пространстве истины, чтобы зародить духовное стремление во всех живущих.
Глава первая
Поиски Дхармы
Речунг сказал:
– Учитель, ты ведь совершал и добрые поступки. Однако нет более ценных действий, чем те, что посвящены Дхарме. Как ты встретился с Учением Будды?
И Досточтимый продолжил:
– Я был полон раскаяния за все зло, которое причинил своим колдовством. Жажда Дхармы так овладела мной, что я не мог ни есть, ни спать. Когда я двигался, мне хотелось сесть, а когда сидел, мне хотелось вскочить.
Я не осмеливался признаться ламе-чародею в своей печали и страстном желании Освобождения. Я продолжал служить ему, но все более отчаянно мучился вопросом: «Как же мне стать на путь истинного Учения?»