Раб корректуры - Айзек Азимов

Мелодичный голос робота прозвучал громко и отчетливо:

— Я хочу объяснить всем присутствующим, что это действительно я вставил определенные абзацы в корректуру, те абзацы, смысл которых прямо противоположен смыслу оригинала…

Даже обвинителя настолько потрясло зрелище семифутовой громадины, обращающейся к суду, что он не смог разразиться протестом против столь явного нарушения судебной процедуры. Когда он наконец пришел в себя, было уже поздно. Нинхаймер вскочил с искаженным от ярости лицом и в исступлении крикнул:

— Черт тебя побери! Тебе же было велено молчать…

Он захлебнулся и умолк. Молчал и робот.

Обвинитель был уже на ногах и требовал признать судебную ошибку, связанную с вопиющим нарушением процедуры.

Судья Шейн отчаянно барабанил своим молоточком.

— Тихо! Тихо! Нарушение процедуры, бесспорно, имело место, но все же в интересах правосудия я попрошу профессора Нинхаймера закончить свое выступление. Я отчетливо слышал, как он сказал роботу, что тому было велено молчать. Профессор Нинхаймер, в своих показаниях вы ни одним словом не обмолвились, что приказывали роботу о чем-то молчать!

Нинхаймер безмолвно глядел на судью.

— Приказывали ли вы роботу И-Зет Двадцать Семь молчать или нет? — продолжал судья. — А если приказывали, то о чем именно?

— Ваша честь… — хрипло начал Нинхаймер и не смог продолжать.

Голос судьи стал резким:

— А может, вы в самом деле поручали роботу произвести определенные вставки в текст корректуры, а затем приказали ему молчать об этом распоряжении?

Яростные протесты обвинителя были прерваны выкриком Нинхаймера:

— Что толку отрицать?! Да! Да!

И он бросился бежать из зала, но был остановлен в дверях приставом и, безнадежно закрыв лицо руками, опустился на стул в последнем ряду.

— Мне совершенно ясно, — сказал судья Шейн, — что робот И-Зет Двадцать Семь был доставлен сюда с целью устроить свидетельскую ловушку. И если бы не то обстоятельство, что вследствие этого было предотвращено серьезное нарушение правосудия, я был бы вынужден высказать адвокату защиты порицание. Теперь, однако, нет и тени сомнения, что истец повинен в обмане, что, на мой взгляд, совершенно необъяснимо, поскольку он прекрасно понимал, что губит этим поступком свою научную карьеру…

Решение суда, естественно, было вынесено в пользу ответчика.

Доктор Сьюзен Кэлвин приехала к профессору Нинхаймеру, жившему холостяком в университетской квартире. Молодой инженер, привезший ее в академический городок, предложил сопровождать ее и дальше, но она презрительно посмотрела на него.

— Боитесь, как бы он не набросился на меня с кулаками? Подождите меня здесь.

Однако настроение Нинхаймера было отнюдь не воинственным. Он торопливо укладывал вещи, стремясь уехать прежде, чем весть о решении суда разнесется по всему университету.

— Приехали предупредить меня о встречном иске? Сквозь вызывающий вид профессора просвечивала безнадежность.

— Зря утруждали себя. У меня нет ни работы, ни денег, ни будущего. Мне даже нечем оплатить судебные издержки.

— Если вы нуждаетесь в сочувствии, то не ищите его у меня, холодно ответила Сьюзен Кэлвин. — Никто, кроме вас, не виноват, что вы оказались в таком положении. Не бойтесь, мы не собираемся предъявлять встречный иск вам или университету. Мы даже сделаем все, что в наших силах, чтобы избавить вас от тюрьмы за лжесвидетельство. Мы не мстительны.

— Вот почему меня до сих пор не арестовали за дачу ложных показаний. А я-то не мог понять… Впрочем, зачем вам мстить? — с горечью заключил он. — Ведь вы добились всего, чего хотели.

— Да, кое-чего нам удалось добиться, — ответила Сьюзен Кэлвин. Университет по-прежнему будет пользоваться услугами Изи, но арендная плата будет существенно повышена. Кроме того, исход процесса послужит своего рода негласной рекламой, которая позволит сдать в аренду еще несколько роботов модели И-Зет, не опасаясь повторения подобных неприятностей.

— Зачем же тогда вы пришли ко мне?

— А затем, что я еще не получила того, что надо мне. Я хочу узнать, почему вы так сильно ненавидите роботов. Ведь даже выигрыш процесса не спас бы вашу репутацию. И никакие деньги не возместили бы вам эту потерю. Неужели вы погубили себя только затем, чтобы дать выход своей ненависти к роботам?

— Так вас и человеческая психология интересует? — с ядовитой усмешкой осведомился Нинхаймер.

— Да, в той степени, в какой от поведения людей зависит благополучие роботов. С этой целью я изучила основы человеческой психологии.

— Настолько хорошо, что поймали меня в ловушку.

— Это было несложно, — ответила Сьюзен Кэлвин без тени рисовки. Вся трудность заключалась в том, чтобы не повредить при этом мозг Изи.

— Очень похоже на вас — беспокоиться о машине больше, чем о живом человеке. — Он посмотрел на нее с презрительным негодованием. Ее это не тронуло.

— Так только кажется, профессор Нинхаймер. В двадцать первом столетии беспокоиться о роботах — это и значит беспокоиться о людях. Будь вы робопсихологом, вы бы сами это поняли.

— Я познакомился с робопсихологией ровно настолько, чтобы понять, что не имею ни малейшего желания становиться робопсихологом.

— Простите меня, но ваше знакомство ограничилось одной книгой. И та вас ничему не научила. Вы узнали из нее, что робота можно заставить выполнить многое, даже фальсифицировать книгу — надо только знать, как взяться за дело. Вы узнали, что просто приказать роботу забыть о чем-либо рискованно, поскольку это может быть раскрыто, и решили, что безопаснее будет приказать ему молчать. Вы ошиблись.

— И вы догадались об этом по его молчанию?

— Догадки тут ни при чем. Вы действовали как дилетант, и ваших познаний не хватило, чтобы замести следы. Единственная проблема заключалась в том, как доказать это судье, и вот здесь-то вы любезно помогли нам благодаря своему полному невежеству в столь презираемой вами робопсихологии.

— Послушайте, есть ли хоть какой-то смысл в этой дискуссии? — устало спросил Нинхаймер.

— Для меня есть, — ответила Сьюзен Кэлвин. — Я хочу, чтобы вы осознали всю глубину своего заблуждения относительно роботов. Вы принудили Изи к молчанию, сказав ему, что если он сообщит кому-нибудь о том, как вы испортили собственную книгу, то вы потеряете работу. Тем самым вы установили в его мозгу высокий потенциал, вынуждающий его к молчанию. Наши попытки снять этот потенциал оказались безуспешными. Если бы мы стали упорствовать, то повредили бы мозг робота. Однако вашими свидетельскими показаниями вы установили в мозгу робота еще более высокий потенциал. Поскольку, как вы сказали, люди будут считать, что это вы, а не робот написали спорные абзацы, то вы потеряете гораздо больше, чем просто работу. Высказали, что вы потеряете свою репутацию, положение в науке, уважение коллег, потеряете самый смысл жизни. Даже память о вас будет утеряна после вашей смерти. Этот новый потенциал оказался сильнее первого, и Изи заговорил.