Сокровенное сказание монголов. Великая Яса - Чингисхан

И отослал Жамуха гонцов Тэмужина обратно и наказал передать побратиму своему и Торил-хану такие слова:

«Я знамена окропил – жертву им я принес[100],В гулкий бить приказал и тугой барабан,Что обтянут кожей черного быка.Я защитную кольчугу наделИ стальное копье в руку взял,Каждый воин мой – верхом на коне,К тетиве уже стрелу приложил —Смерть несут наконечники стрел.Вместе с войском выступаю в поход,В бой с мэргэдами готов я вступить.Я знамена окропил, их видать и вдали;Приказал бить и бить в громовой барабан —Черной кожею вола обтянут он.Вот защитная кольчуга на мне,Острый меч над головой я воздел.Быстроногих оседлали скакунов,Луки, стрелы взяли воины мои.С храбрым войском выступаю я в поход,Чтоб с мэргэдами в жестокий бой вступить,Чтоб трусливых, бестолковых одолеть.

Так пусть же Торил-хан тотчас же выступает и, следуя по склону южному Бурхан халдуна, заедет по пути за андой Тэмужином и вместе с ним прибудет в Ботохан боржи, там, где исток Онона. Я выступаю с тумэном своих мужей вверх по Онону; второй же тумэн соберу в пути из подданных анды Тэмужина. И да соединим мы силы наши в Ботохан боржи».

Выслушав из уст Хасара и Бэлгудэя слова Жамухи, Тэмужин тотчас же известил об этом Торил-хана. И выступил немедля Торилхан с двумя тумэнами мужей своих, и следовал он по южному склону Бурхан халдуна в направлении Бурги эрэг, что на реке Керулен.

И как прознал об этом Тэмужин, выступил он от Бурги эрэга прямо вверх по речушке Тунхэлиг, что течет вдоль южного склона Бурхан халдуна, пришел и стал станом у речушки Тана горхи. Когда же Торил-хан с тумэном мужей своих и младший брат его Жаха гамбу с другим тумэном пришли и стали станом в местности Айл харгана, что на речушке Химурга, Тэмужин и мужи его пошли и соединились с ними.

И, соединившись, пришли Тэмужин, Торил-хан и Жаха гамбу в Ботохан боржи, что в верховьях Онона, а Жамуха тем временем сидел уж там, их ожидаючи, три дня. И узрел Жамуха ратников Тэмужина, Торил-хана и Жаха гамбу и выстроил в боевой порядок два тумэна воинов своих. Тэмужин, Торил-хан и Жаха гамбу также приготовили было войско свое к бою, но, сблизившись, враз распознали друг друга. И молвил тогда Жамуха:

«Не сговорились разве по-монгольски,Не дали слово разве мы друг другу,Что без задержки придем в условленное место,Какой бы ливень ни обрушился на нас,Что на хурал[101] сойдемся без заминки,Какой бы дождь ни хлынул вдруг с небес?!И разве не уговорились мы однажды:Изгоним тех из нас, кто, давши словоВ срок явиться, опоздает?!»

И ответил ему на это Торил-хан: «В пути мы задержались на три дня и в срок условленный явиться не сумели, и потому, брат младший Жамуха[102], ты волен нас судить за это!»

На этом и покончили они речи обоюдные о том, что не явились в срок в условленное место с мужами своими Тэмужин, Торил-хан и брат его Жаха гамбу.

И выступили они все вместе из Ботохан боржи и достигли реки Хилго. И переправились они через реку на плотах, кои повязали тут же. И пришли они в пределы мэргэдские и обрушились на людей Тогтога бэхи, что сидели в местности Буур хэр.

И порушили их кумиров,Похватали жен и детей мэргэдских.И обложили со всех сторон народ мэргэдский,И попрали ногами святыни их,И опустошили кров их.

Самого Тогтога бэхи едва не застали врасплох и спящим не захватили. На его счастье, подданные его – рыбаки и охотники на соболей и дзейренов, что сидели на берегу реки Хилго, – известили его в ту же ночь о приближении врага. Получив такое известие, Тогтога бэхи вместе с Дайр усуном и немногочисленными нукерами своими бежал вниз по реке Селенге в пределы баргузинские. И преследовали мужи наши бежавших той ночью вниз по реке Селенге мэргэдов и разор им чинили великий.

А Тэмужин скакал тут же, разыскивая средь бегущих мэргэдов супругу свою. «Бортэ, Бортэ!» – кричал он, зовя ее. И узнала голос Тэмужина супруга его Бортэ ужин; вместе со старухой Хоогчин соскочили они с возка и бросились к нему и ухватились за поводья коня его. И признал он при свете светила ночного супругу свою Бортэ ужин и заключил ее в объятия свои. И тотчас отослал он человека к Торил-хану и Жамухе со словами: «Я отыскал того, кого искал. Давайте же погоню прекратим и этой ночью здесь переночуем».

И беженцы мэргэдские заночевали той ночью там, где их застигла темень. Вот и весь сказ о том, как Бортэ ужин была вызволена из плена мэргэдского и вновь соединилась с Тэмужином.

А помнится, началось все с того, что в то злополучное утро Тогтога бэхи из племени Удуйд Мэргэд, Дайр усун из племени Увас Мэргэд и Хатай дармала из племени Хад Мэргэд с тремястами ратниками своими ополчились на Тэмужина и родичей его, возжаждав отомстить за отнятую Есухэй-батором у младшего брата Тогтога бэхи – Их чилэду – невесту Огэлун. Преследуя Тэмужина, вороги мэргэдские трижды обошли Бурхан халдун, но так его и не настигли.

Зато они схватили Бортэ ужин и отдали ее в наложницы младшему брату Их чилэду – Чилэгэр буху. Так и жила она в юрте Чилэгэр буха до своего вызволения.

Во страхе спасаясь бегством, воскликнул тогда Чилэгэр бух покаянно:

«Положено черной воронеОбъедки клевать да падаль,Так нет же: она предерзкоНа белого гуся напала…И я вот, Чилэгэр жалкий,Забывший, кем был я раньше,Посмел дотронуться, дурень,До высокородной ханши.Большую беду я накликалНа все мэргэдское племя,Средь ночи бежать я должен,Не скроет меня и темень.В скалистых спрячусь ущельях —Трястись мне теперь да скрываться,Чтоб с глупой своей головоюПо-глупому не расстаться.Положено птице-степнячкеМышей поедать полевок,Так нет же: ее привлекаетКраса лебединых головок.И я вот, Чилэгэр грязный,Я, дурень, увы, природный,Пытался, невежа, поднятьсяДо ханши высокородной.Ничтожным своим дерзновеньемМэргэдам принес разоренье.Какое ж дерьмо я, однако,И жизнь моя тоже ничтожна…Нет, некуда ныне податься,Спастись мне никак невозможно.В какой бы укрыться мне щели,В какое забиться ущелье?»

И схвачен был тогда же Хатай дармала, и надели на него шейную колодку, и понудили идти на гору Бурхан халдун.

Прослышал Бэлгудэй, что мать его неподалеку в мэргэдском айле в услужении томится. И пришел он в этот айл и прошел в юрту на правую ее половину. Тем временем мать его в ветхом овчинном дэле поспешила выйти незамеченной с восточной половины. И горестно молвила она стоявшим снаружи людям: