Безжалостные обещания - М. Джеймс

— Как далеко я продвинулась? — Мой голос звучит приглушенно, горло сжимается. Мой ребенок жив. Это кажется невозможным. Некоторое время спустя, несмотря на все эти мучения, я смирилась с тем, что потеряю своего ребенка, что из этого не будет выхода. Что мы оба умрем. И все же мы оба здесь, на больничной койке, живые.

На сегодня.

— Шесть недель, — говорит медсестра с первой улыбкой, которую я вижу на ее лице. — Это первая беременность. Вам очень повезло, миссис Романо, что кто-то из вас остался жив.

— Я знаю, — шепчу я. Я никогда ни в чем не была так уверена. И теперь, когда мне выпала такая удача, я должна решить, что делать дальше.

Мы с моим ребенком пережили Росси. Но теперь мы должны пережить Луку. Моего мужа. Я все еще не привыкла слышать его фамилию рядом с моей.

— Мой муж знает о ребенке? — Я чувствую, как паника начинает сжимать мое горло, сжимая его еще сильнее. Если Лука уже знает, я ничего не смогу сделать, кроме, может быть, попытки выбраться из больницы до того, как он приедет, чтобы забрать меня домой. Но даже если мне удастся сбежать отсюда, я понятия не имею, что буду делать дальше. Я в больничном халате, здесь нет ни одежды, ни денег, и мне некуда идти. Я не могу подвергнуть Ану опасности, отправившись к ней, и я даже не уверена, жив ли еще отец Донахью.

Я в еще большей ловушке, чем была раньше.

— Нет, если вы ему не сказали, — говорит медсестра, с любопытством глядя на меня. — Мы еще не обновляли вашу медицинскую карту, и мы подумали, что, возможно, лучше подождать с сообщением чего-либо, пока мы не узнаем, было ли у вас это или нет. Мы не хотели быть теми, кто испортит ваш сюрприз, если…

Она замолчала, но я знала, что она собиралась сказать. Если вы оба выживете. Что ж, мы это сделали, и теперь я должна решить, что делать дальше. Эта медсестра, единственная, кто мог бы мне помочь.

— Мне нужно, чтобы вы убрали это из моей медицинской карты. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно более властно, но это трудно, когда в нем все еще чувствуется боль от всего того, что я пережила. — Я не хочу, чтобы мой муж знал. Не прямо сейчас.

Она смотрит на меня с любопытством.

— Я не уверена, что это то, что я могу сделать, — осторожно говорит она. — Не раскрывать медицинскую информацию…это…

— Это важно, — говорю я, стараясь, чтобы отчаяние не звучало в моем голосе, но я слышу, как оно прокрадывается внутрь. — Очень важно, чтобы он не знал.

— Вам нужно будет рассказать мне немного подробнее, — хмурится медсестра. — Вам грозит какая-то опасность? Вам нужно, чтобы я кому-нибудь позвонила? Может быть, вы хотели бы поговорить с кем-нибудь о своем муже?

Я смеюсь над этим. Я ничего не могу с собой поделать, и это выходит каким-то пронзительным, почти истеричным звуком. Мысль о том, что кто-то может что-то сделать с Лукой, защитить меня от него, слишком нелепа. Я пытаюсь представить, как разговариваю с полицией, выдвигаю обвинения против своего мужа за… что? Брак, на который я согласилась? Секс, о котором я умоляла? Лука, вероятно, совершил сотню преступлений, но он никогда не увидит тюремную камеру изнутри. И, по правде говоря, с ним я в большей безопасности, чем, вероятно, была бы где-либо еще. Росси никогда бы не добрался до меня, если бы я не покинула пентхаус, и я ожидаю, что мой муж придаст этому большое значение. Независимо от того, как сильно я стараюсь, я не могу перестать смеяться, пока мои руки не обхватывают мои больные ребра, задыхаясь, когда я пытаюсь дышать через это.

Медсестра выглядит вполне понятным образом встревоженной.

— Миссис. Романо, вам нужно успокоительное? Я могу…

— Нет! — Я качаю головой, пытаясь собраться с мыслями. — Я просто… вы знаете, кто мой муж?

— Лука Романо. — Медсестра выглядит немного смущенной. — Извините, я здесь новенькая. Он главный спонсор больницы или что-то в этом роде?

Каким-то образом мне удается снова не рассмеяться.

— Я уверена, что он делал пожертвования, — говорю я так спокойно, как только могу. — Но я не это имела в виду. Мой муж, дон американской ветви итальянской мафии. И я уверена, что, если вы спросите того, кто здесь главный, они точно скажут вам, что он за человек.

Глаза медсестры расширяются.

— Мне жаль, — заикается она. — Я слышала о… но я слышала о человеке по имени Росси…

От одного звука его имени у меня внутри все переворачивается.

— Меня сейчас стошнит, — успеваю я сказать как раз вовремя, чтобы медсестра протянула мне пластиковый контейнер. Я погружаюсь в это до тех пор, пока в глазах у меня не темнеет, а горло снова не начинает гореть. В моем желудке нет ничего, что могло бы вызвать рвоту, но мое тело делает все возможное, желчь выливается у меня изо рта, пока и от нее ничего не остается.

Когда я заканчиваю, она забирает его и возвращается с тем же озабоченным выражением на лице.

— Скажи мне, что происходит, — спокойно говорит она. — И я посмотрю, что я могу сделать.

Я не настолько глупа, чтобы рассказывать ей все. Как раз то, что мне нужно, чтобы заставить ее согласиться с тем, что мне нужно.

— В моем брачном контракте есть пункт, в котором говорится, что я не могу забеременеть. Если я это сделаю, то мне придется прервать беременность.

На лице медсестры появляется выражение ужаса.

— Что? С какой стати…

— Это сложно.

— Почему бы вам просто не уйти? Развестись… мне жаль, — резко говорит она. — Я знаю, что это не всегда так просто. Но если бы ваш муж согласился…

— Я пыталась уйти, — просто говорю я. — И вы видите, что произошло.

— Это сделал ваш муж? — Она становится белой как полотно. — Миссис. Романо, что с вами сделали…

— Нет! Нет, Лука этого не делал, — быстро говорю я. — Но он защищает меня от людей, которые могли бы сделать это и гораздо хуже. Я пыталась уехать из-за ребенка, и меня похитили. Я не могу просто уйти снова. Меня просто снимут со сковороды и отправят в огонь. Я должна придумать другой план. Но мне нужно время. — Я умоляюще смотрю на нее. — Мне нужно иметь возможность рассказать ему об этом в свое время. — Или никогда. Было бы