Кундуз-Гардез. Бригада уходит в горы (СИ) - Бикбаев Равиль Нагимович

Разбитые по ротно батальоны осуществляют оцепление указанных приказом населенных пунктов. Район охвата большой. Связь между подразделениями по рации. Если что вопи в эфир о помощи, но лучше надейся только на себя. Пока помощь подоспеет от тебя в таком бою только «вечная память» останется.

Остановилась у окраины кишлака рота, готовится к прочесыванию. По боевым группам распределены бойцы. На расстоянии около километра виден еще один кишлачок. Небольшой, по виду домов на пять. На картах он не обозначен. Но все уже навоевались, вот и знают что надо супротив этого кишлачка заслон установить, мало ли чего.

— Муха! — скрипит пересохшими голосовыми связками командир роты капитан А*** глядя на шатающегося солдатика.

Рост у Мухи «метр с кепкой», вес пятьдесят два кило. А амуниции на каждом солдате по пятьдесят килограммов навешено. Все шатаются всем тяжело. А этот малыш с истощенным худым детским лицом так вообще неизвестно откуда силы на каждый шаг берет.

— А…? — не по военному откликается маленький щупленький солдатик.

Хотел капитан на отклик «А?» употребить военную присказку: «Х. й на!» да не сказал, изморен пацан, вот-вот свалится. Надо ему хоть какую то передышку дать.

— Оставляю тебя наблюдателем, — говорит А*** и рукой показывает на виднеющийся вдали кишлачок, — посматривай, увидишь кого ракету вверх, сам если что, в бой не ввязывайся, к домам отступай. Понял? С тобой, — А*** оглядел стоявших рядом бойцов зацепился взглядом за здоровенного загорелого и тяжело дышащего десантника, — Д*** остается, вдвоем наблюдение осуществляйте.

— Есть товарищ капитан! — довольно ответил Д***.

Здоровый Д*** да рыхлый, тяжело жару переносит. До усёру он отдыху рад. И потом в охранении поспокойнее, не так опасно как в кишлаке. Там больше шансов на пулю нарваться. Бой в незнакомом населенном пункте самый опасный. Особенно в самом начале. Ты противника еще не видишь, а вот он тебя уже на мушке держит. Бац! И ты труп. Нет в охранении оно поспокойнее будет.

Группами по три-четыре бойца ушла рота в кишлак на прочесывание. Муха и Д*** в арыке себе наблюдательный пункт выбрали. Арык это мелиорационная канава, небольшая такая траншея даже Мухе и то по пояс будет. По дну арыка ручеек тоненький струится, кроны деревьев его местами закрывают. Тенек, прохладная водичка, почти как в садах для праведных, где мусульманам место в посмертии уготовано. Из кишлака уже стрельба доносится, а тут тяжесть РД скинули, водички попили, умылись, закурили, одно слово рай. Стрельба доносится?! Так по звуку выстрелов определили, что это наши на панику давят, в основном в воздух пуляют, или на крайний случай поверх голов. Ответных то выстрелов нет. Уже минут тридцать как нет, стало быть отсутствуют духи в кишлаке, или они попрятались, а раз так, то неймется Д*** тянет его трофеями затарится.

— Я пойду погляжу чего там, — встает из арыка и хищно скалится Д***, - а ты тут оставайся.

— Стой! — пытается удержать его Муха. Рослый Д*** коротко боковым справа бьет Муху и челюсть и:

— Заткнись дохляк!

Д*** не пригибаясь бежит мародерничать к ближайшему дому. Муха потирая челюсть смотрит ему вслед, потом вскидывает и опускает вниз ствол автомата.

«Понимаешь, — позже рассказывал он мне, — такая была злоба, такая обида, хотел его убить. Д*** и раньше до меня постоянно доеб…ся. Сам видишь сдачи то я толком дать не мог. А тут такой удобный случай, поквитаться. Никто не видит, можно грохнуть, а потом на духов все списать. И… не смог, не смог и всё тут…»

Залег Муха обратно в арык, челюсть болит, зубы шатаются. Вспомнил как еще в школе все над ним смеялись, каждый обидеть норовил и чуть не заревел от обиды. Ну почему же я такой маленький уродился? Разве я виноват?

Вытри сопли солдат! Оружие к бою! Смотри Муха, ползут духи к кишлаку, в спину ребят долбанут, не ждут наши этого удара, передушат их духи на узких улочках кишлака. А много их! Около сотни будет. К бою! Под такую мать! К бою!!!

Сначала сигнальную ракету. Есть! Пошел вверх красный сигнал: «вижу противника», а вот теперь из автомата: Огонь! Огонь! Огонь! Только трясется от отдачи АСК, стволом туда сюда ведет Муха. Сменить расстрелянный магазин, и опять: Огонь! Огонь! Огонь! Хрен вы суки пройдете! Близко пули ложатся, залегли и не двигаясь ведут ответную стрельбу духи. И нет больше ничего в этом мире, нет, только цепь противника, только твой автомат и все. Держись Муха! Сменить позицию, сменить магазин, и: Огонь! Огонь! Огонь! Не дать им подняться, не дать пойти на рывок. Не дать передушить ребят на кривых изломанных улочках кишлака. Подготовить для броска гранаты, кинутся духи вперед, гранатами их встречу. Сменить пустой магазин, и опять длинными очередями, по всей лежащей цепи душманов стрелять. Стрелять безостановочно, не дать им поднять головы, не дать собраться силами для атаки. И двигаться, двигаться по арыку, постоянно менять позицию, не дать им себя убить. Последний снаряженный магазин, патронов полно, а вот магазинов к автомату всего четыре. Нет времени забить их патронами. Последние это патроны для тебя Муха, замолчит автомат, рванут вперед духи, и тогда только гранаты. И уходят духи не принимают бой. Впустую щелкает затвор автомата, кончились в магазине патроны.

— Муха! Ты живой?! — на бегу сваливается в арык Колька А*** за ним еще один боец, и еще.

Вот уже все группы роты вышли на окраину кишлачка, и ведут по отступающим духам прицельный огонь. Те уходят, не принимают бой, уходят. Прячутся за складками местности и уходят. Кто перебежками, или ползком, кто бегом напрямую.

— Живой, — еле хрипит Муха, и во весь голос орет, — живой я ребята!

— Глотку то побереги, — после перебежки падает в арык рядом с Мухой капитан А*** и широко улыбаясь добавляет, — Не ори так, а то даже в раю услышат что ты живой. Обидеться еще, что к ним не захотел.

— Да ну его на х. й этот рай! — возбужденно кричит Муха, — меня мама дома ждет, я лучше к ней!

А какие яркие в ночном небе Афганистана звезды и ветерок теплый, даже и не скажешь, что ноябрь наступил. У нас дома только в конце августа такие ласковые вечера бывают. А вот вкус у сигарет противный, самый дешевый табак нам в паек давали. Горек его дымок. В курилке я с удивлением и невольным уважением смотрю на маленького щупленького башкира и все расспрашиваю:

— А что ты чувствовал, а? Один против сотни.

— Да ничего, — пожимает узкими плечиками Муха, — камешек в ботинок попал, всю ногу растер, пока по арыку ползал промок весь и в грязи перепачкался, а еще у меня носков не было, ботинки на босу ногу носил, а они при перебежках так и хлюпали…

— Врешь!? — не верю я, ну не может такого быть, просто не может и все.

— Нет, — досадливо морщится Муха, — ну не было у меня выбора. И какая хер разница, сотня их была, или десяток… понимаешь зашли бы они к нам в тыл, постреляли бы ребят…

— И ты не боялся? — не успокаиваюсь я.

— Не успел, — беззаботно засмеялся Муха и глядя на моё растеряно недоумевающее лицо, неожиданно признается, — я драться боюсь, с детства у меня это, били меня часто.

— А теперь тоже боишься?

— Когда как, — задумался Муха и повторяет, — когда как…

После боя подходит к арыку Д*** отводит глаза и посвистывает. Вид у него наглый, выражение на морде когда он повернулся в сторону Мухи: «Да чё ты мне сделаешь мозгляк?» Рядом с Мухой одна из групп. Всего четверо ребят из тех, что первыми к Мухе на выручку прибежали.

— Ты это где был? — хмурясь спрашивает Д*** невысокий коренастый Колька А***.

— Не твое дело! — небрежно сплевывая на землю уверенно огрызается Д***.

— Не моё? — врастяжку цедит слова Колька, — значит не моё, — сжимает он кулаки и надвигается на Д*** — Ты сучонок! — орет он, — Я же видел вас двоих оставляли.

— Подожди Колян, — останавливает его Муха, — я сам это дело решу.

Хлюпая мокрыми ботинками подходит к ухмыляющемуся Д*** легко перехватывает половчее автомат и как ахнет ему прикладом по скуле, у Д*** перед тем как он упал только кости хрустнули.