Звенит слава в Киеве - Елена Озерецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Андрей, — обернулась она к Андрею, — ты долго ль со мной здесь проживёшь?
— Сколько захочешь, столь долго жить буду…
— Не заскучаешь по дому-то?
— Как не заскучать, Ярославна. По себе, поди, знаешь.
— Я — другое дело. Неволею судьба мне рассудила жизнь прожить. Для блага Руси, батюшка сказал…
— И я для того же послан. Тебе помогать, в чём потребуется, и другое многое, что князю надобно, делать.
— Навек ли приказал батюшка тебе при мне оставаться?
— Нет, Ярославна, того не говорил князь.
— А доколе ж?
— Пока сама не скажешь, что ненадобен более, что к жизни новой привыкла и не горюешь о судьбе своей…
— Ох, Андрей… коли так, не пришлось бы и тебе во Франции гробовой доски дожидаться…
— Как велишь, — вздохнул Андрей, — а только в горе я тебя не покину.
— Верный ты друг, Андрей…
— Так ведь сызмальства росли вместе. Всё равно что сестра родная ты мне, Ярославна…
— Чем это вы заняты, Андрэ? — окликнул весёлый молодой голос. Андрей обернулся. В дверях его покоя стоял высокий, богато одетый придворный.
— Здравствуйте, Жак, — приветливо ответил Андрей. С Жаком де Геменэ он подружился как-то сразу. Хотя все придворные встретили свиту королевы очень любезно, Жак казался Андрею и добрее, и умнее других. Друзья проводили вместе всё своё свободное время, вместе ездили на охоту, вместе появлялись на весёлых пирушках холостой дворянской молодёжи.
— Так что ж вы делаете тут один? — повторил Жак.
— Да вот списывал кое-что из заметок вашего учёного монаха. Любопытно он про старину французскую рассказывает..
— Списывали? — с округлившимися от удивления глазами спросил Жак. — Так вы умеете писать?
— Конечно. А вы разве не умеете?
— Да что вы, Андрэ! — засмеялся Жак. — Рыцарское ли это дело — водить тростником по пергаменту? У нас и читать-то могут одни монахи…
— Вы шутите, Жак?
— Нисколько. Ну зачем графу де Геменэ писать или читать? Для этого у меня есть обученные слуги. А моё дело — владеть мечом…
— Мечом и я не так плохо владею, — улыбнулся Андрей.
— Я знаю. У нас все говорят об этом. И вообще вас считают одним из самых блестящих придворных. Но писать, читать… Да зачем вам это? И где вас научили?
— Наш князь — человек учёный, сам целые ночи читает и приближённым учиться приказывал…
— Ну, а наш добрый король, уж наверное, никогда ничего не читал, а писать умеет разве что своё имя под королевскими указами, — засмеялся Жак, — да ему вовсе не нужна учёность. И без неё у короля довольно хлопот…
— Я слышал. Говорят, многие знатные сеньоры неохотно подчиняются королевской власти?
— Неохотно? Просто не подчиняются. У многих владения обширнее королевских, да и знатность не меньше. Всё время приходится воевать то с одним, то с другим сеньором… Впрочем, хватит об этом, Андрэ. Я совсем не для таких скучных разговоров пришёл к вам.
— Я рад вам, Жак, какова бы ни была цель вашего прихода…
— Ну так велите подать себе одеться — и поедем.
— Куда?
— Сегодня собираются в одном весёлом кабачке близ Парижа.
Андрей хлопнул в ладоши. Вбежал нарядно одетый паж и вопросительно взглянул на хозяина.
— Одеваться и коня! — коротко приказал Андрей.
Мальчик поклонился и убежал.
Вскоре друзья уже торопливо шли по тёмным коридорам. Немало месяцев пролетело с той поры, как впервые переступил Андрей через порог этого дворца, более похожего на крепость, но всё ещё не мог привыкнуть к нему. В мощных, шириной в шесть локтей, стенах чуть мерцали узенькие окна. Коптящие факелы, воткнутые в железные скобы, почти не рассеивали мрак. В сырых каменных залах пахло собачьей мочой, потому что все охотничьи своры короля и придворных жили здесь же. Вытянув лапы, позёвывая, собаки разных мастей лежали у громадных каминов и ленивым взглядом провожали Андрея и Жака…
Больше всего поражало Андрея то, что здесь же, под королевским дворцом, в обширных, иногда залитых до щиколотки водой Сены подземельях содержались многочисленные пленники, а в дворцовых башнях жили палачи и стояли орудия пыток. Как всё это было непохоже на весёлый терем Ярослава!
Каково-то здесь Анне? Она по-прежнему ни на что не жаловалась, когда Андрей навещал её в простой, побелённой горнице, где стояли у очага два деревянных кресла и две табуретки с подушечками из красного сукна. Здесь епископ Готье, с которым Анна оставалась в дружбе, обучал молодую королеву французскому языку. Да и кое-какие науки изучала с епископом молодая женщина. Это удивляло и забавляло короля, но он ни в чём не противоречил Анне, потому что искренне любил и уважал жену. Даже на королевских указах и хартиях она ставила свою подпись рядом с подписью Генриха. И на века было суждено сохраниться в архивах этим словам, написанным славянскими буквами: «Ана Ръина» — «королева Анна»…
— О чём вы так задумались, Андрэ? — заинтересовался Жак.
— Давно нет никаких вестей из Киева. Королева беспокоится.
— Да, гонца в ваши края не пошлёшь. Ведь Киев где-то на краю света?
— Смотря откуда глядеть, — засмеялся Андрей, — если из Киева, то на краю света — Париж.
— Прекрасной королеве незачем оглядываться назад. Она любима и супругом своим и народом. В Париже говорят, что королева Анна — самая красивая и самая образованная женщина Франции. Теперь её родина здесь.
— Но отец с матерью — там. Да и может ли человек позабыть те края, где родился и вырос?
— Женщины созданы не так, как мы. Вот увидите, Андрэ, всё изменится для королевы, когда появится на свет наследник французского престола. Кстати, ему следовало бы поторопиться, как вы находите?
Андрей не ответил. Рассуждать на такую тему он не считал возможным. Впрочем, отвечать и не пришлось. Стража уже раскрывала тяжёлые, скрипучие ворота дворцовой ограды, и, вскочив на богато убранных коней, которых держали наготове у крыльца пажи, молодые люди, в сопровождении небольшой свиты, выехали на улицы Парижа…
Глава XV. МАДЛЕНА ДЕ ГЕМЕНЭ
— Где ты всё пропадаешь, Андрей? — спросила Анна, откладывая в сторону своё рукоделье. — Я за тобой раза три посылала.
— С Жаком гулял вот…
— Вижу, — засмеялась королева, — глаза вон опухли, почитай что и не раскрываются. Как видно, французские вина тебе приглянулись не хуже медов киевских?
— Не очень я и меды пивал, да и до вин французских не такой уж охотник. А от приятелей здешних мне отбиваться не след. Сама знаешь…
— Знаю. Много чего нам не след. И тебе, и мне…
— А что это ты работаешь, Ярославна? — желая переменить разговор, спросил Андрей.
Анна оживилась.
— Герб свой вышиваю, что для себя выбрала. Погляди-ка!
На куске атласа Андрей увидел вышитые рядом две стороны герба. На одной стороне толпились французские лилии, как и следует для герба королевы. А на другой — сердце Андрея забилось — маленькая женская корона венчала такие знакомые, широко раскрытые крепостные врата.
— Узнал, видно? — Голос королевы прозвучал тихо и грустно.
— Как не узнать, Ярославна? Киевские Золотые ворота.
— Да. Далеко они от нас, Андрей, ох, как далеко… Ты вот много лучше меня Париж знаешь, а видал что-нибудь такое ж прекрасное?
— Не видывал.
— А много ль ты уж про жизнь здешнюю узнал? Что батюшке рассказывать станешь?
— Многое здесь чудным бы князю показалось. Знаешь ведь, как заботлив он до купечества: и подворья для них ставит, и стражу для охраны даёт. Парижским же купцам только и гляди, чтоб свои же дворяне не пограбили. По ночам на улицах такое деется — безоружным и не суйся.
— Ну, а народ как?
— Что ж, Ярославна, и у нас смердам не больно сладко живётся. Однако ж французским сервам намного хуже. Шагу не ступи без пошлины — то сеньору плати, то королевским стражникам. Мытный сбор дерут у каждых городских ворот, да и чтоб из улицы в улицу перейти, тоже платить надобно. Налоги, конечно, есть и на Руси, без того не бывает, да и немало их, но всё-таки не столько, как здесь. Нищ народ во Франции…
— Видала я, как ехала-то сюда, — в деревнях всё домотканое да латаное-перелатаное, цвету тёмного, ни одной женщины даже в алом либо в синем платье не заметила..
— Не из чего им платье-то шить.
Андрей замолчал. С новой силой охватила его тоска по родной стороне, хоть никогда она и не проходила. Так, иногда, в шуме придворной жизни, среди весёлых приятелей, стихала немножко. А по ночам, когда всё затихало вокруг и только оклики стражи будили тишину, тоска эта прямо глодала его сердце.
— Давно я хочу поговорить с тобой, Андрей, — продолжала Анна, — вижу ведь, что хоть и весел ты, а в душе у тебя не светло. Тоскуешь?
— Бывает, Ярославна. Не дома ведь…