Валютчики - Юрий Иванов-Милюхин

— Умные речи — это правильно, — потеребил короткую шевелюру Три Колодца — Но как ты посмотришь на такой вопрос. Говорят, черные спаивают, снаркоманивают, обманывают русский народ. Может, они санитары, как в волчьей стае. Не дать ли им возможность этим заниматься? Общество оздоровится за более короткий срок. Или нужно бороться за каждого?

— К сожалению, да, — чувствуя, что время вышло, что двери внесут в кабинет, кивнул я. — За последние два с лишним тысячелетия человечество не изменилось. Убийцы, насильники, пьяницы, наркоманы, порочные люди не исчезнут. Их рожают из поколения в поколение. Единственный путь — терпеливое выращивание полноценной особи под неусыпным присмотром. Строй здесь ни при чем — так заложено Природой. Мир состоит из противоречий, он на них держится. А вот по пути прогресса население Земли уверенно шагает вперед. В последнее столетие невероятно бурными темпами. Великий Леонардо да Винчи изобрел подводную лодку, вертолет, массу современных вещей, пятьсот лет назад. Замыслы воплотились в реальность в конце девятнадцатого столетия, когда первые по развитию нации достигли нужного уровня. Когда умные поняли, что художник придумал вещи необходимые. То есть, мы поднимаемся на новый виток жизни, сами оставаясь такими, какими Природа создала изначально.

— Закругляемся, — кашлянул начальник. — Лекция интересная, лектору спасибо. Забыл, зачем вызвал.

— По этому вопросу, — подсказал второй заместитель. — Именно о борьбе с подонками.

— Здесь такое дело… — хозяин потер лоб. — Да скажи ты им, чтобы расходились, — приказал он молодому. — До утра трахаться?

Оперативник навел за дверью порядок, возвратился на место.

— Вы утверждаете, что подонки, насильники не исчезнут, — обратился ко мне на «вы» начальник. — Мы просим помогать. Заметите необычное — принесли много золота, фальшивые доллары, оружие — сообщайте. Время тревожное, который год война. Экономика не на подъеме.

— Задумал человек продать перстенек, сережки, цепочку, — включился Узбек, — Они ворованные, снятые с шеи девушки, женщины. Цепочка порванная, сережки с пятнами крови.

— Предлагаете работать на вас? — опешил я. — Но с криминалом не связывался. Отморозки обходят стороной, догадались, что пошлю на три буквы. Я не беру, пусть отворачиваются другие.

— О всех не докладывай, — вкрадчиво продолжил Три Колодца. — Сообщай о тех, кто показался подозрительным. Группа, в карманах золото. Ясно, взяли ювелирный комок. Выставили квартиру. Мужик притащил икону, старинную вещь. Пацаны изделия, музейные редкости. Отправь на рынок, сам к нам. Можно к пешему патрулю, они предупреждены.

— Если предложат оружие, засунут сверток в мусорный бак — сообщу не мешкая, — угнул я подбородок. — Но закладывать алкашей, укравших колечко, профессиональных воров не буду. Алкашу все равно, лишь бы выпить. Воры сознательно идут на преступление. Тех и других уже не исправишь. Да и ясно как Божий день, кто нашептал.

— Он не пытается вникнуть в суть предложения, — сделал вывод Три Колодца.

— Неправда, — жестко посмотрел я на него. — Но я родился в лагере. Значит, родителей заложили. А вы из меня хотите слепить шестерку. Не много ли для одного человека?

— Родители пострадали по политической статье, — вмешался второй помощник. — А здесь обычная уголовщина. Разница есть?

— Иди работай.

За порогом ментовки, было еще светло. Но базарное толковище опустело. Не светила фонарем возле закрытого ларька пылающая морда Красномырдина. Хозяин отстегнул процент, отпустил до завтрашнего утра. Пора домой и самому.

Через неделю подселили еще напарника, на базаре новенького. Тот сообразил, что в центре народу больше. Быстро свалил. Опять я банковал перстом, вызывая зубовный скрежет непродажных коллег, не решавшихся задерживаться позже четырех вечера. Очко играло как неоновый персик на фасаде фруктового магазина на Садовой. Сексуальными сужениями с расширениями тот вызывал приятные чувства. Однажды подвалил коллега по работе в областной молодежной газете. Поседевший, подогретый, он вернулся из командировки в Чечню. Показал фотографии, где стоял с командующим округом, командующим чеченской группировкой российских войск. В окружении боевых ребят с АКСом на груди.

— Разговор глухонемых, — рассказывал товарищ о чеченцах. — Оставить в покое, пусть исторически развиваются сами.

— Бесполезно, — сказал я. — Цивилизованные нации должны помогать отсталым народам подниматься по лестнице прогресса. Хотя сомнительно, чтобы это приносило плоды.

— Они старше нас, — загорячился друг. — Когда про славян упомянули, когда про них.

— Негры вообще первые жители Земли, — хохотнул я. — Американской нации четыреста лет, а Ирак кичится тем, что народу его шесть с половиной тысяч. Разницу не увидит лишь слепой. Если бы греки с римлянами сумели изменить менталитет, они до сих пор находились бы во главе всех народов.

Я слышал разговоры, что чеченцы закрытая нация. Большое племя, живущее семьями-тейпами, никого не впускающее и не выпускающее за ритуальный круг, совершаемый при природных или человеческих катаклизмах. Стал посещать выставки фотографов, снимавших лица обыкновенных людей в республике. И заметил отличное от привычного выражение глаз. Особенно детских. Они были чужими. Инородными.

— Через неделю опять в Чечню, — протянул руку Юрчик. — Бабки нужны, семью кормить. Хотя… скучно здесь без тонкой музыки пуль в кристально чистых сферах.

Я понимал. Скучно и противно жить в холопском мирке, вьющим нервы в гнилые веревки. Человеку с войны кажется, от гражданских мужчин и женщин тянет не домашним уютом, а распахнутым туалетом. Лишь малыши обращают внимание открытым выражением лиц. Остальное ложь.

Проводив коллегу, цепким взглядом взялся отыскивать клиентов. Думал, что профессионализм присутствует в любом деле, только не здесь. Оказывается, тут как раз и нужен. Стала понятной работа сыщиков. Толпа неоднородна, она разумная часть Природы, которая многогранна. За мыслями захватил горец с белокурой подружкой. После неприятных рассуждений о Кавказе, иметь дело с его представителем не хотелось. Но на все воля Божья.

— Баксы берешь? — грубо спросил абориген горных массивов. — По сколько?

— Новые, с большим портретом, по шесть. Старые, до обмена, по пять шестьдесят.

— Старые что, не доллары? — Джигит вытащил из кармана сотку, в которую не раз сморкались. Девушка отодвинулась. — Девяностый год, с полосой.

— Когда горцы приходят покупать у нас баксы, то требуют новые, — не притрагиваясь к купюре, настроился объяснять я. — Когда сдают старые, требуют как за новые. Забывают, что здесь не богатая Америка, которой и кавказские фальшаки за милую душу.

— При чем здесь Кавказ?

— Из Европы поддельных не видел.

— Я обманул? — забуравил зрачками джигит. — Ты сотку не посмотрел.

— Она мне не нравится, — не понимая своего упрямства, повернулся я к клиенту боком. — Неси на рынок.

— Старый дурак, — девушка подхватила друга под руку, он не замечал. — Стоишь как пень, тупой сибирский валенок.

— Кто дурак, время давно рассудило, — забрасывая сумку с деньгами за спину, напрягся и я. — . Ты до сих пор живешь в саклях, или в построенных европейцами домах.

— Вы отобрали у нас родной язык….

— К мировой культуре мечтали приучить, — огрызнулся я. — Через русский язык.

— Дворы в говне, подъезды обоссали. В центре города.

— У вас до сих пор и срут, и ссут под кусты. Печки овечьим говном топите. Что вы изобрели? Компьютеры, стиральные машины?

— Привезут, — гортанно выкрикнул кавказец.

Таким диким был облик потерявшего над собой контроль горца, что вдруг увидел перед собой животное, место которому в зоопарке. Но ответ показался прекрасным.

— Какой молодец, — вытирая пот со лба, восхищенно поцокал языком я. — Учишься где, да?

— Какая разница тебе? — еще больше напрягся кавказец.

— И то правда. Но ты забыл истину. Самую главную.

Девушка подалась вперед. Сделала тревожный жест в нашу сторону.

— Говори!

— Скажу, не сомневайся. Только труд из обезьяны делает человека.

На следующий день я пришел раньше обычного. Конец июля, время отпусков. Укатили Сникерс, Лесовик, Хроник. Засобирался Папен с Тамарой. Некоторые август решили переждать на рынке. Слухи о девальвации рубля окрепли, месяц не раз преподносил сюрпризы. Работы прибавилось. Увидев, что торчу постоянно, уверовали обходившие стороной клиенты. К тому же разбойничали кидалы азербайджанцы, с разрешения ментов крутившиеся в центре рынка. С ними мы боролись сообща. Но среди ментов было немало продажных шкур. Их вычисляли, выгоняли из рядов. На место одного приходило два подонка. С базара выбегали обесточенные клиенты. Плакаться было некому. Газеты пишут, телевидение показывает. Прутся как бараны все равно. И вспоминались слова Маргарет Тетчер, что от населения России нужно оставить не больше семнадцати процентов. Стыдно было признаваться самому себе, что высказывание отчасти походило на правду. Действительно, добровольная шизофрения. И все-таки, мы сами справились с черной заразой, защитили баранов, потому что они были своими. Кидалы исчезли. Навсегда.