Королева ночи - Эванджелина Коллинз

Нежная улыбка осветила его лицо. Он может сколь угодно ненавидеть сезоны, но Ребекка обожает их. Все письмо было пропитано ее волнением. И если она появится у дверей его дома раньше шестого апреля, он не удивится. Его отец годами планировал ее выход в свет, но Джеймс не сомневался — его милая и послушная сестра убедит отца, что небольшое изменение в планах только к лучшему. Как не сомневался и в том, что ее чемоданы, которые она наполнила туалетами, пока гостила в Лондоне пару месяцев назад, уже стоят наготове и только и ждут, когда их погрузят в экипаж.

Как можно отказать юной леди, возлагающей такие надежды на свой первый сезон в Лондоне?

Письмо от него совсем не обязательно, но тем не менее он возьмется за перо.

Хиллер снова бесшумно появился около его локтя.

— Ваш кофе, мистер Арчер.

Легкая струйка пара поднималась от чашки с крепким, ароматным напитком, когда слуга наливал кофе из вновь принесенного кофейника.

— Спасибо, Хиллер. — Джеймс сделал глоток. Горячий, но не настолько, чтобы было невозможно пить. Чудесно. — И пожалуйста, сообщите слугам, что мисс Арчер может приехать до четверга.

— Слушаюсь, сэр. Я могу что-то еще сделать для вас?

— Нет, — ответил Джеймс, убирая письмо Ребекки вместе с другими счетами в карман.

Коротко поклонившись, Хиллер вышел из столовой. Допив кофе, Джеймс поднялся из-за стола. Быстрым движением поправив сюртук, он направился в холл.

Он обожал проводить время со своей единственной сестрой. Он любил ее и готов был сделать все для ее счастья. Вложить в ее маленькие ручки возможности, которые она хотела иметь. Даже собственное счастье, принесенное в жертву, не казалось ему слишком большой ценой. Но если он принимает ее в своем доме как гостью, значит, должен изобразить полное семейное благополучие, не только выходя в свет, но и в собственном доме. От этой мысли всякое подобие улыбки исчезло с его лица.

Маркус, пожилой дворецкий, захлопнул входную дверь и поставил вазу с цветами на высокий консольный столик. Великолепное буйство красок: красные, желтые, розовые цветы оживляли строгое пространство холла.

Маркус поклонился ему и, повернувшись, направился от стола. Он почти бесшумно ступал по чистому белому мраморному полу. Джеймс не мог удержаться от того, чтобы не взять карточку, угнездившуюся посреди букета. Она была адресована не миссис Джеймс Арчер, а Амелии Арчер. Конечно, это подарок от последнего любовника жены.

Его плечи тяжело опустились. Разумеется, он прекрасно знал о многих аристократических браках, допускавших измену. Он и Амелия — абсолютно разные люди, которых заставили быть вместе деловые махинации их отцов. А если точнее, то махинации его отца и желание отца Амелии получить деньги на погашение огромных долгов. И правда в том, что она не выбирала его. И он, пребывая в здравом уме, не мог не понимать ее желание обрести счастье. Но, Боже мой, зачем выставлять все это напоказ? Каждый новый любовник демонстрировал ее победу над ним и напоминал о его полной зависимости от женских капризов.

Тяжело вздохнув, Арчер засунул карточку назад в букет.

Легкий шорох ткани заставил Джеймса оглянуться. Его жена спускалась по парадной лестнице. Взгляд Амелии был устремлен на кружевное fichu[1], украшавшее лиф ее утреннего платья. Бледно-розовый батист, видимо, не соответствовал ее настроению, так как на ней было платье в зеленую и белую полоску. Дочь виконта. Голубая кровь нашла отражение в ее чертах — от тонкого носа до высоких скул и великолепного изгиба бровей. Миниатюрная и стройная, с золотистыми волосами, прозрачными голубыми глазами… При такой красоте и породе она должна была достаться мужу, обладающему титулом и кровью, столь же чистой, как та, что текла в ее венах. Но этого не случилось, и она никогда не упускала возможности напомнить ему об этом досадном факте.

Изящная ножка легко касалась мраморного пола, но вот жена остановилась и подняла глаза.

— Вы еще не ушли?

Джеймс проигнорировал язвительный тон, впрочем, как и сам вопрос, и постарался придать своему лицу добродушное выражение. Именно так ему придется действовать и впредь, скрывая от Ребекки правду об их браке. Он снова сделал шаг к букету.

— Доброе утро, Амелия.

Надменно приподняв бровь, жена направилась через холл.

Вытянув руку, она прикоснулась кончиками тонких пальцев к розовому бутону и радостно улыбнулась. Подбородок опустился, а другая рука поднялась, прикрывая глубокий вырез. Едва заметный румянец окрасил ее щеки. В это мгновение Амелия выглядела той юной женщиной двадцати двух лет, коей и являлась. Беспечной, счастливой и хорошенькой.

Его пронзило чувство вины. Он не мог изменить свое происхождение, изменить то, откуда пришел, но все же надеялся на лучшее. И не в первый раз ему пришла в голову мысль, что если бы он приложил больше усилий, дабы положить конец их разногласиям, то… Джеймс вступал в этот брак без каких-то особых иллюзий, но по крайней мере желал более доверительных отношений. Он просил не так уж много. Просто хотел, чтобы кто-то проводил с ним вечера в приятной беседе, разделил с ним повседневную жизнь. И дал ему ребенка, которого он мог назвать своим.

Все надежды рухнули в первую брачную ночь. А если точнее, то во время первого свадебного завтрака. Одарив вежливой улыбкой многочисленных гостей, Амелия тихо прошипела:

— Вам нет места в моей постели!

Это было давно, а сейчас, глядя на букет, Амелия говорила:

— Лэнгхолм — дивный молодой человек. Лорд Альберт Лэнгхолм, сын маркиза Холлбрука. И такой щедрый в своих ухаживаниях.

Она взглянула на Джеймса. Ее лицо преобразилось, став жестким, на нем отпечаталось все: злость, жестокость, почти ненависть. Странно, но ее глаза имели тот же оттенок, что и глаза Роуз, ясные, чистые, бледно-голубые, но совсем-совсем другие.

— Вам стоит у него поучиться.

Джеймс был потрясен и не мог скрыть этого. После всего она ждет от него цветов? Он так старался несколько лет назад, когда они только-только поженились. Цветы, дорогие безделушки, драгоценности. Но цветы тут же отправлялись в помойное ведро, безделушки валялись где попало и в конце концов разбивались, а драгоценности… да, она хранила их. Но подарки заставляли ее ненавидеть его еще сильнее. А он был более чем щедр с ней: она не только не нуждалась в деньгах на булавки, как многие другие дамы, но имела доступ к его банковским счетам.

Отказываясь вступать в спор, он кивнул в сторону букета:

— Лучше поставить их в гостиной, чтобы ваши утренние визитеры могли полюбоваться ими. Хорошего дня, Амелия, — сказал он и повернулся, намереваясь уйти.