Шайтан-звезда (Книга вторая) - Далия Трускиновская

Он встал перед своим воспитанником, во все время этой безобразной склоки хранившим молчание, и протянул к нему руку.

– Говори, о дядюшка, – сказал аль-Асвад.

Все смолкли, ожидая прекрасной речи, ибо наслаждение красноречием – одно из тех, что доступны лишь благородным.

– Ради Аллаха, будь милосерден! – сказал Хабрур ибн Оман.

И долго длилось молчание.

– Ты предлагаешь, о ибн-Оман, сделать вид, будто ничего не случилось и мы не знаем, что аль-Асвада спасли приверженцы шайтана? – первым заговорил аль-Мунзир, а излишне правоверный Юнус сморщился, услышав гнусное имя. – Но ведь не настанет время вечерней молитвы, как об этом услышит вся Хира! И что же скажут правоверные? Что Ади аль-Асвад захватил трон при пособничестве самого шайтана?

– А разве это было не так? – спросил Джарайзи.

– Это было так, – ответила ему Джейран, – но только мы спасали неблагодарных.

Она в упор посмотрела на аль-Асвада – и вдруг поняла, что его лицо сейчас столь же бесстрастно и неподвижно, как прикрывающая его золотая маска аль-Кассара.

– И люди скажут, что своими глазами видели черномазых посланцев Отца горечи, которые сражались с городской стражей так, как обычные воины не сражаются, о аль-Асвад! – добавил Юнис.

– Этих детей было не больше, а куда меньше, чем молодцов у тебя под началом, о аль-Абдар! – возразил ему Хабрур. – Почему же твои молодцы не показали горожанам, как бьются воины? Сейчас же они преданно торчат у дверей царского харима и доблестно охраняют входы на кухню! О Ади, о любимый, этих детей нужно прежде всего вывести из подвала и успокоить, а потом пусть с ними потолкуют имамы и разберутся, в кого они верят на самом деле! Может быть, это даже какое-то неизвестное нам ответвление веры франков. Вспомни – ведь у этой женщины, Джейран, был на груди золотой крест!

– Если бы это оказались воспитанники франков, я возблагодарил бы Аллаха! – добавил аль-Мунзир. – Но ведь Джейран получила крест от Абризы!

– Разве правоверная мусульманка станет надевать на себя крест и зуннар? Сказано, что женщинам недостает разума и веры, но не до такой же степени! – глядя в глаза аль-Мунзиру, воскликнул Хабрур ибн Оман. – Она сказала так от страха, чтобы ее не убили! Воистину, она – из христиан, и ее люди тоже веруют в одного из тех, кого они по малоумию придают в сотоварищи Аллаху! Спросим Абризу!

– Да, спросим Абризу! – согласился аль-Мунзир. – Ведь только она и может сейчас рассказать про обычаи христиан Афранджи, потому что обычаи сирийских христиан мы и сами знаем. Позови ее, о аль-Асвад!

Молодой царь поднял голову и нашел взглядом разломанное решетчатое окно, потому что лишь он мог беседовать с обитательницами своего харима без посредников.

– Почему они говорят о кресте, о звезда? – шепотом спросил Джарайзи. – Разве на тебе был крест?

– Да, на мне был крест ради спасения одной женщины, – тоже шепотом отвечала Джейран. – И помолчи немного! Нам придется притвориться, будто у нас иная вера, чтобы закончить это дело миром.

– Притвориться, будто у нас иная вера?.. – в глазах мальчика было такое непонимание, что Джейран опять ощутила укол чуть выше сердца и взялась за это ноющее место.

– Да, о любимый, – сказала она. – Так нужно. Ты же веришь мне, о Джарайзи? Так нужно, чтобы завершить наше благодеяние аль-Асваду. Нехорошо оставлять дело незавершенным.

Тем временем Ади громко позвал Абризу, но она откликнулась не сразу, как если бы не затаилась за уцелевшим куском решетки и не наблюдала за событиями в зале.

– Между нами возник спор, о владычица красавиц! – крикнул он, когда ее лицо появилось наверху. – И никто, кроме тебя, не может разрешить его! Ибо только ты знаешь обычаи франков! Никто из нас не был в Афранджи и не знает, как молятся ваши христиане!

– О каких обычаях ты спрашиваешь, о любимый? – осведомилась сверху Абриза. – Я всего лишь женщина, а вы, правоверные, считаете, что женщинам недостает ума и веры. И я не знаю всего того, что знают священники в Афранджи.

– Все нам и не требуется, о госпожа! – вмешался Хабрур. – От тебя зависит прекратить склоку и распрю! И сделать это нужно как можно скорее – пока не вмешались придворные имамы. Скажи, о госпожа, ведут ли себя люди, освободившие аль-Асвада, как жители Афранджи? Проделывают ли они, говоря о своей вере, то, что проделывают жители Афранджи?

– Вспомни хорошенько, о госпожа! – крикнул и аль-Мунзир. – От твоего ответа многое зависит!

Абриза помолчала, глядя на Ади.

Сейчас перед ней открылась возможность единым словом избавиться от своей нелепой соперницы и ее людей, причем это не было слово лжи и неправды!

Аль-Асвад опустил голову – очевидно, и ложь претила его гордому нраву, и правда ему совершенно не нравилась…

Абриза перевела взгляд на Джейран.

Та стояла, прикрыв краем одежды мальчика, и тоже смотрела на аль-Асвада.

Джейран видела, что аль-Мунзир и Хабрур ибн Оман всеми силами стараются выручить ее и ее мальчиков, она видела и то, что аль-Асвад готов унизиться до лжи, но сейчас все зависело от соперницы.

– Я впервые видела, чтобы люди, верующие во Всевышнего, так себя вели! – звонко, чтобы ни у кого потом не возникло сомнений, произнесла Абриза. – Это не христиане! Я видела христиан и на севере Афранджи, и на юге Афранджи, и видела христиан других стран, которые приехали сюда освобождать Гроб Господень, и я говорю вам – это вовсе не христиане!

– Все слышали слова этой женщины? – вопросил Юнис аль-Абдар. – Все приняли ее свидетельство?

– Мы слышали свидетельство женщины-христианки! – отвечал ему главный из дворцовых имамов. – И мы ждали, пока оно не прозвучит, чтобы благородному аль-Асваду не в чем было упрекнуть себя. А сейчас мы рассудим это дело по законам ислама!

Дворцовые священнослужители, потерпевшие от Ади аль-Асвада такую обиду и такое поношение за то, что вовремя не послали барабанщиков и трубачей на дворцовые стены, появились в зале все, сколько их кормилось при дворцовой мечети.

– Вас тут только недоставало!.. – буркнул Джеван-курд.

Молодцы левой стороны расступились, когда старцы в больших белых тюрбанах, в развевающихся белых одеждах, намеренно громко ударяя об пол посохами, направились к молодому царю. Их было шестеро – испытанных в словесных ристалищах знатоков Писания и преданий, и еще не менее десяти тех, кто помоложе, мечтавших стать их преемниками, сладкогласных чтецов Корана и пылких спорщиков об установлениях. И старцы, подойдя, заговорили о величии и обязанностях повелителя правоверных Хиры, ведя речь как бы издалека, а аль-Асвад слушал, кивая, и свет факелов отражался от золотой маски. И прежде всего они потребовали удалить из залы людей явно посторонних, как бы недостойных слушать поучения, обращаемые к царю.