Зеленая западня - Анатолий Стась

Из земли доносит грохот. Рядом ярких пятен засветились круглые окошки машины. Не успел… Аугустино опередил меня. Что же делать? Грохот мотора усиливается. Вертолет на миг повисает над землей и быстро взлетает с шумом в высоту. Гаснут бортовые огни, машина растворяется в ночном мраке. На аэродроме темнеет брошенный вездеход. В кабине никого нет…

Снова вокруг шлема свистит ветер. Мокрая одежда, как холодный компресс, зубы неустанно цокотят. Увеличиваю скорость. Где-то впереди, в чернильной пустоте, гудит мотор. Еще несколько минут полета, и на фоне черного неба выступают очертания машины. Держусь на расстоянии, лишь бы только не выпустить вертолет из поля зрения. Вачуайо осталась далеко позади. Земли не видно, и я знаю, что подо мной уже стелется безмолвное глушь сельвы.

Стараюсь успокоиться, ободрить себя. Ведь же еще не все утрачено. Нет, не все! Аугустино не знает, что я у него “на хвосте”. Ну же смелей! Только не бояться, не бояться… Надо вынырнуть снизу, из-под машины, ухватиться за ручку дверцы и одновременно потушить собственную скорость.

Тугая струя завихряется от лопастей винта, бьет в грудь, бросает меня вниз. Первая попытка не удалась. Еще раз подлетаю к машине, и теперь уже не уменьшаю, наоборот — исподволь увеличиваю скорость. Ощущаю, как тело одолевает сопротивление воздушной волны, сила ракетных кассет преодолевает ее. Обшивка фюзеляжа скользкая, холодная. Одеревеневшие пальцы скользят по металлу. Я цепляюсь за ручку дверцы обеими руками, тереблю, дергаю. Ручка не поддается. Дверца не отворялась.

Может, посчастливится с левой стороны? Совсем оглохнув от рева мотора, отталкиваюсь от вертолета, даю воздушному вихрю сбить меня вниз и подлетаю к машине из противоположной стороны. И напрасно! И здесь дверца как приваренная. Аугустино рядом, за тонкой стенкой фюзеляжа, и разве разорвешь ногтями металл… Неужели придется отступить, возвратить ни с чем к “замку”? Я со зла размахнулся ногой, чтобы ударить в дверцу, и, перевернувшись через голову, ухватился за твердую резину колеса. Возвращать назад? Нет! Должен же пилот где-то посадить машину. Я не отстану от вертолета. Пусть летит, приземляется, и я вместе с ним тоже приземлюсь. Хватит ли на полет ракетного заряда кассет? Как только кассеты опустеют — тогда все, смерть. Но я не дам им опустеть. У меня же есть возможность сэкономить заряд. Если расположится тут, между колесами, и крепко держаться за шасси…

Ветер продувает меня насквозь, будто тысячи игл пронизывают тело. Ладони ободраны до крови. Тупо ноет шея, так как сижу согнувшись, пригнув голову. Шлем упирается в какие-то винты, затиснутые гайками-“барашками”. Для чего эти винты? Ага, здесь люк… Он задраен извне. А что, как отвинтить “барашки”? Только бы хватило силы в закоченелых негибких пальцах…

Крышка люка падает, едва не зацепив лицо, покачивается на навесах. Из отверстия дохнуло теплом. Не раздумывая, единым толчком посылаю тело в четырехугольный люк, подтягиваюсь на руках. В салоне машины — полумгла, уют. И из этой полумглы выныривает вдруг бледное перекошенное лицо, оно нависает надо мною, приближается. Я вижу неподвижные расширенные глаза Аугустино и хватаю его за грудки. Тяну на себя, в отверстие. Пилот цепляется руками за край люка, я подсознательно прижимаю локтем его пальцы к порогу отверстия. Он ворчит от боли. Мы вот-вот вдвоем нырянем в пустоту. Именно этого я и хочу — вытянуть его из машины.

На весь салон — оробелый вскрик. Ержи?! Это ее голос… Она в вертолете?..

Невольно расслабляются мышцы. На какой-то миг. Удар у лицо туманит сознание. Глава отклоняется назад, натыкается на что-то твердое, мне кажется, что треснул шлем. Перед глазами вспыхивают радужные круги. Меня тянут за ворот, опираться нет сил. Последнее, что успеваю, — расстегнуть ракетный пояс. Нельзя, чтобы он попал в руки этого негодяя — это совсем недавнее изобретение наших инженеров. Пояс сползает вниз, в отверстие люка. Я уже ничего не вижу и не ощущаю.

…Еще и до сих пор тянется ночь? Сколько же времени я в вертолете?

Спина Аугустино. Ержи забилась в кресло. Пробую встать. Ноги привязаны ремешками к ножкам кресла. Грохот мотора уменьшается. То ли мне так кажется? Нет, мотор все-таки работает приглушенно, уже даже слышать шелест лопастей. Звезды в окошке сдвигаются из места, плывут в высоту. Аугустино трижды зажигает и здесь же гасит бортовые сигнальные фонари.

Вертолет приземляется.

Глава V

ЗЕЛЕНАЯ ЗАПАДНЯ

Обессиленно опираюсь плечом на стену, ладонь наталкивается на твердую шершавую поверхность. Бетон. Высокая стена сливается с темнотой, достигает в высоту, под кроны деревьев. Шелест листвы. Дремучий лес. И стена.

Меня остановили перед стеной. Они чего-то ждут. Я слышу рядом их дыхание. В одного в зубах сигарета; когда огонек тлеет сильнее, отблеск ложится на широкий подбородок, на кончик носа. Второй провожатый маячит сбоку.

Неожиданно на стене появляется тонкая полоска света, она исподволь становится шире, будто растет равная вертикальная трещина. Больше ничего не успеваю рассмотреть — на глаза ложится черная повязка. Пальцы, от которых пахнет табаком, скользнули по лицу, вцепились мне в плечо.

Мы идем. Под ногами твердо, тоже похоже на бетон. Через несколько шагов — трава, покрытая ночной росой. Лицо заливает пот, невыносимо хочется пить, каждое движение отдается в затылке болью.

Где-то попискуют птицы, хрустят под подошвами сухие стебли, слышится благоухание леса. Пинок в спину. Звон металла. Отрывистый короткий звонок. И я стоя стремглав падаю будто в колодец. Лифт? В лесу, в джунглях? Бессмыслица! А стена из бетона?

Вертолет приземлился четверть часа тому назад. Растворив дверца, пилот вытурил меня из машины, но мне не дали упасть — чьи-то руки подхватили и поставили на землю. Я успел лишь подумать, почему же не высаживают следом Ержи?

Теперь вот — лифт.

Падения прекращается. Снова звон, звонок, и меня выпихивают из тесной клети. Шагов чему-то не слышать, ощущение такое, что я нахожусь в просторном помещении, а все звуки остались где-то за порогом.

Из меня срывают повязку. Стою посреди комнаты. Окон нет. Белоснежные стены, светлый линолеум пола. Через круглое отверстие на потолке льется холодное сияние. В уголке низенькая кровать, столик, стул с мягким сидением.

Мужчина, который снял из моих глаз повязку, рассматривает меня. Ему, наверное, за тридцать. Широкая широкополая шляпа бросает тень на полнолицее белобровое лицо. На мужчине коричневая рубашка, заткнутая под пояс черных бридж, кобура на поясе. Он улыбается.

Заметив кровь, которая засохла у меня на голове, мужчина сочувственно качает шляпой, показывает на кровать и направляется к двери. Я давлю на дверь коленом. Они заперты.

Куда я попал? Де Ержи? Откуда здесь, в дремучем тропическом лесе, эта комната? Не пригрезилось ли мне все — и погоня за вертолетом, и потасовка в воздухе, и линолеум на полу? Мысли разбегаются. Меня тянет к кровати, как магнитом, желание упасть на подушку оттесняет все. Но я обхожу кровать — в нише, за шторой, виднеется край умывальника.

Подставляю голову под холодную струю, которая бьет из крана. Комната качается, свет, который льется с потолка, превращается в мерцающий диск. Это описывают круг лопасти вертолета. Они секут воздух перед моим лицом. Диск надвигается на меня, еще миг — и лопасти изорвут в клочья тело, раскроят череп…С ужасом хватаюсь за щиток на груди, а щиток взрывается синими искрами. И все исчезает. Только ветер с пронзительным посвистом оглушительно свистит, ревет и подхватывает меня, как перо…

Ощущаю, что возле меня кто-то есть. Пахнет лекарством и… духами. Расплющиваю глаза. Не могу понять, где я, почему лежу. Вижу молодое женское лицо. Но что это за темная полоска, через лоб наискось, заслоняет ее левый глаз? Полоска же портит красивое лицо… На белый халат, небрежно накинутый на плечи, спадает волнистый волосы. В тонких пальцах блестит шприц. Женщина заметила, что я рассматриваю ее.

— Лежать! Спокойно! — голос у женщины резкий, неприветливый.

Что-то жарко разливается по телу. Шприц ложится на столик. Тонкие пальцы прижимают к моей руке ватку.

— Куда меня привели?

Женщина поправляет волосы, будто и не слышала мой вопрос. Говорит сама с собой:

— Гм…… идеальное строение черепа. Аномалия, парадокс природы. Совсем не похоже на славянский тип…

— Куда меня привели? — я стараюсь встать из кровати. Властный окрик принуждает втянуть голову в плечи.

— Лежать! Кто разрешил? — и небрежно: — Ты в надежном месте. С твоим здоровьем все хорошо.

Она все еще поправляет прическу, а я смотрю на круглый медальон, который висит у нее на шее. Странный паучок прицепился к золотому кружочку, паучок-крестик с отогнутыми кончиками кавычек. И это же… Это же свастика! Отвратительная эмблема фашистов, наипозорнейший знак из всех, которые только существовали когда-либо.