Таганский перекресток (сборник) - Вадим Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Перстень давай, – прошипел Исмаил.
– Дома оставил.
Орешкин никогда бы не подумал, что его руку можно сжать еще сильнее. Оказалось – можно. Исмаил оказался настоящим терминатором.
– Перстень давай, гаденыш. Иначе положу.
– Вытащи меня отсюда, – с трудом превозмогая боль, ответил Димка. И заметил, что от перекрестка к площади направляются встревоженные милиционеры. Стало легче. – Выбираться будем вместе.
Откуда только взялась наглость? Откуда? Потом Орешкин понял – из метро. Он стал меняться, когда переломил себя и отправился на подозрительную встречу. Когда принял первое в своей жизни правильное решение, когда почувствовал себя смелым.
К сожалению, от терминатора не ускользнули перемещения стражей порядка.
– Перстень, сука! – В бок Орешкина уперлось что-то твердое. – Пристрелю.
И решимость стала таять.
Ноги у Димки подогнулись. Рука машинально опустилась в карман… И в этот момент на них налетело что-то маленькое, пушистое и очень-очень активное.
И очень шумное.
Подкравшаяся Зарема ударила Исмаила в спину. Не сбила с ног, конечно, куда там! Но оттолкнула, заставила отпустить Орешкина.
– Дима, бежим!
– Ты кто?! – Орешкин соображал с большим трудом. – Куда?!
Исмаил развернулся, рявкнул что-то…
И на площади прозвучал первый выстрел – Мустафа, отобравший оружие у одного из телохранителей, пальнул во врага.
И сразу же включились люди: крики, вопли, беготня. Заорали что-то милиционеры. Кто-то из солдат Казибекова ответил на выстрел. Побелевший Исмаил попытался вцепиться в Орешкина, но Зарема потянула Димку за собой, и терминатор не успел. А потом, совершенно неожиданно для продолжавшего смотреть на него Орешкина, упал на колени. Неестественно медленно повалился на асфальт лицом вперед.
И только после этого Димка услышал еще два выстрела.
Водитель Батоева развернул «Хаммер» прямо через Тверскую, остановился у тротуара, и телохранители втащили обезумевшего хозяина в безопасное бронированное чрево.
– Девку, ублюдки! Девку и пацана ищите! Не отдавайте Казибекову!! Два миллиона даю! Два миллиона!!
Несколько человек бросились на площадь.
А возле «Хаммера» резко затормозил милицейский «Форд».
– Быстрее! Быстрее!! – Зарема, продолжая держать Димку за руку, буквально перетащила ошарашенного парня через дорогу и завела в какую-то арку. – Сюда! Скорее!!
– Куда мы?
– Подальше от них!
– А кто они?
– Ты еще не понял?
– Нет.
– И не надо! Перстень у тебя?
Орешкин сунул руку в карман куртки, облегченно вздохнул, почувствовав пальцами холодный камень.
– Да. – И тут же напрягся. – Не отдам!
– И не надо! – Зарема огляделась в поисках выхода. – Туда! – Ткнулась в одну из дверей. – Закрыто! – Замерла. Прислушалась. – Они близко.
– Кто?
Девушка обернулась, и спокойный взгляд ее больших черных глаз привел Орешкина в чувство. Он вдруг понял, что если хрупкая красавица способна сохранять хладнокровие в подобных ситуациях, то ему, взрослому мужику, стыдно впадать в истерику.
– Дима, ты хочешь жить?
– Да.
– Тогда, пожалуйста, надень перстень на безымянный палец правой руки.
Из арки послышались шаги, затем гортанные голоса. Громкие. Грубые. Несколько мужчин выясняли отношения на незнакомом языке.
– Люди Батоева и люди Казибекова. Сейчас кто-то из них придет сюда.
Орешкин вздрогнул и поспешил выполнить приказ девушки – надел кольцо.
– А теперь повторяй за мной: во имя Аллаха, милостивого и всемогущего…
– Ты смеешься?
Из арки послышались звуки ударов, короткий вскрик, а потом голос:
– Они здесь!
В глазах девчонки мелькнул страх.
– Во имя Аллаха, милостивого и всемогущего, – тут же произнес Орешкин.
– …я заклинаю тебя…
– …я заклинаю тебя…
– …именем Сулеймана, ибн Дауда…
– …именем Сулеймана, ибн Дауда…
– Вот они!
Из арки выскочили двое.
– Зарема! Орешкин! Стоять!
– Да будет так, – прошептала девушка.
На них направили пистолеты. Но Димка, к огромному своему удивлению, страха не испытывал. Совсем не испытывал. Он задумчиво посмотрел на засверкавший камень и негромко спросил:
– Мы успели?
– Да, – с улыбкой подтвердила Зарема, – мы успели.
– И что теперь?
– Просто скажи: спаси меня.
Орешкин помолчал, перевел взгляд на приближающихся бандитов и попросил:
– Спаси меня.
И впервые в жизни увидел, как человек совершает десятиметровый прыжок с места. Нет, не человек – джинн.
Как буднично: «Я только что стал повелителем джинна».
Димка тряхнул головой и снова уставился на сверкающий рубин. Он не хотел видеть, как Зарема его спасает.
* * *Проблем с милицией избежать не удалось. Уехать Батоев не успел – дорогу «Хаммеру» перегородил бело-синий «Форд», а потому пришлось давать объяснения: что да как, откуда взялись три трупа и кто открыл пальбу в людном месте. Возможно, при других обстоятельствах Мустафу отпустили бы сразу, но на этот раз происшествие получилось слишком шумным – центр города как-никак. На Пушку прибыл начальник московского ГУВД со свитой и кто-то из мэрии. Вертелись журналисты. Группа фээсбэшников тщательно искала следы террористов. Толпа зевак росла с каждой минутой.
К Батоеву, который отказался покидать «Хаммер», постоянно приходили какие-то люди, и в погонах, и в штатском, демонстрировали удостоверения и просили ответить на вопросы. Слушали внимательно, кивали, переспрашивали. Мустафа понимал, что, окажись у них хоть малейшая зацепка, – «закроют», и потому старался отвечать по возможности лаконично, тянул время до приезда адвоката, а когда тот появился – замолчал окончательно. Версия Батоева гласила, что он во время внезапного приступа сентиментальности вышел прогуляться к знаменитому памятнику и стал объектом покушения. Телохранители, действовавшие строго в рамках закона, защитили шефа от преступного посягательства, за что им отдельная и безмерная благодарность. Милиционеры, первыми прибывшие на место событий, предприняли все необходимые меры, за что им еще более отдельная и еще более безмерная благодарность.
Само собой изложение версии закончилось деликатным вопросом: нельзя ли мне покинуть эту жуткую площадь?
Примерно в три пополудни – после того как уехали шишки из ГУВД и мэрии – Батоева отпустили, и «Хаммер» помчал злого как черт Мустафу в его загородную резиденцию.
* * *– Чья это квартира? – угрюмо спросил Димка, разглядывая богатое убранство огромного холла.
– Одного мертвого человека, – ответила Зарема.
– Ибрагима Казибекова?
– Да.
– Большая.
– Он любил жить красиво.
Шестикомнатные апартаменты мертвого человека располагались на берегу Строгинской поймы, в доме, который Орешкин видел только на рекламных картинках журналов. Территория тщательно охранялась собственной службой безопасности, но девушка сказала: «Прикажи войти в дом незаметно». Димка приказал. И ни один охранник не посмотрел в их сторону.
Гипноз?
– Располагайся, – предложила Зарема, сбрасывая куртку на кресло. – Здесь мы в безопасности.
– Ты уверена?
– Да. Это гнездышко Ибрагим свил лично для себя, и сыновья вспомнят о нем в последнюю очередь.
– Почему мы не поехали ко мне?
– Я же говорила: там люди Мустафы.
– Точно?
– Хочешь проверить?
Она улыбнулась. Под курткой оказалась легкая белая блузка, тонкая и почти прозрачная. И больше ничего. И Орешкин старался не смотреть на присевшую на диван красавицу.
– Ты ведь сможешь справиться с засадой?
– Смогу, – кивнула Зарема. – Но потом у ментов возникнут к тебе вопросы: откуда трупы, чего от тебя хотели…
– Понял, понял, понял.
Димка прошелся по мягкому ковру, остановился у окна, полюбовался рекой, набережной, задумчиво потер перстень, развернулся, сделал еще несколько шагов, постоял у картины.
– Пикассо, – сообщила девушка. – Подлинник. Ибрагим любил испанца.
– А ручки на дверях позолоченные…
– Из чистого золота, – поправила Орешкина Зарема. – Ибрагим не терпел фальши.
– Для меня это дико, – тихо произнес Димка.
– Ты из другого мира, – пожала плечами девушка.
– Наверное… – Орешкин помолчал. Потом решился: – А ты?
– Что я?
– Ты из другого мира?
На этот раз паузу взяла Зарема. Она перестала улыбаться, покусала губу, отвернулась и негромко ответила:
– Из другого царства. Есть царство людей. Есть царство джиннов. А есть те, кто волей обстоятельств оказывается не на своем месте.
Грусть в ее голосе потрясла Димку. Заготовленные вопросы вылетели у него из головы, показались глупыми, никчемными, слишком прагматичными. Вместо этого он почти шепотом поинтересовался:
– Твой дом далеко?
– Я уже не помню. – Девушка передернула плечами. – Я слишком давно живу среди вас.
– Тысячу лет?