Черемыш – брат героя - Лев Кассиль

– Никто и не брат, никто и не трус! – раздалось вдруг из складок отдернутой шторы.

Материя зашевелилась. Рита испуганно взвизгнула.

И все увидели Гешку, который вылезал из своего убежища, красный и вспотевший.

– А, ты весь тут! – закричал летчик. – А я думал, только ноги твои здесь…

– А разве видно было? – еще пуще краснея, спросил Гешка.

– Да, брат, техника военной маскировки у тебя слабовата… Ноги-то из-под полога так и торчали…

Ребята, ничего не понимая, смотрели то на летчика, то на Гешку.

– Гешка! Ты чего ж это прятался? – спросил Званцев.

– Ничего я не прятался… Просто… я с духом хотел собраться…

– Ну, – сказал летчик, – набрался духу, теперь ныряй.

Гешка опустил голову.

– Ребята, – сказал он тихо, – правда… ребята! Можете прямо меня обозвать, как хотите… только я все равно скажу…

И Гешка во всем признался товарищам.

У ребят даже слов сперва не нашлось. Они сначала только ахнули и все отодвинулись от Гешки. Они смотрели на него почти с ужасом, Потом сердито придвинулись к нему.

– Ну, уж это знаешь как называется? – произнес Лукашин.

– Как не стыдно только врать было! – возмущалась Рита. – А мы-то: «братик, братик»…

– Погодите-ка, эдак вы… – начал летчик.

Но Гешка перебил его:

– Вы уж меня больше… не вытаскивайте… Хватит, что из проруби…

Он замолчал. И все молчали, подавленные, уже не глядя на Гешку.

Тогда негромко, простым, хорошим голосом летчик стал объяснять ребятам, в чем была ошибка Гешки, который истинную правду мечты своей от всех спрятал, а напоказ выставил только ложь. Вот мечта и превратилась в обман.

– Мечтать – дело хорошее, – сказал Климентий Черемыш, – только мечта с правдой дружить должна. Тогда и все прочее будет соответственно.

– Ну, раз мечтал так… – тихо сказал Званцев.

– Если б хоть про себя воображал, а то вслух! – возразил Лукашин.

Но его уж никто не поддержал.

– А ты сам вслух себя Чапаевым не воображаешь? – закричала вдруг Рита. – «По коням, по коням!» – передразнила она.

И все облегченно засмеялись.

Евдокия Власьевна зашла утром навестить Аню. Заговорили о Гешке, и девочка, не удержавшись, обо всем рассказала учительнице.

Евдокия Власьевна совсем переполошилась.

– Воображаю, что должен пережить этот ребенок! – волновалась она. – Не представляю себе прямо, что у них там разыграется…

Евдокия Власьевна поспешила в гостиницу.

Когда она подошла к гостинице, у подъезда стояли и гудели уже две машины. Коридорный гостиницы сказал ей, что летчик просил его не беспокоить, так как занят очень важным делом. Евдокия Власьевна постучала в дверь номера, но ей никто не ответил. Она потихоньку, с беспокойством приоткрыла дверь и вошла.

За окном гудели разноголосо и монотонно машины. Под подушкой на столе курлыкала снятая телефонная трубка.

Шинель лежала на полу, свалившись со стула. А герой, его самозванный брат и друзья-товарищи из пятого «Б», кучно склонившись над столом, яростно спорили.

– Тут что-то не то! – кричал летчик, стуча кулаком по столу. – Мы действия верно произвели. Тут не в этом дело. Давай рассуждать сначала.

Задачка peшена

Климентий Черемыш собирался сам поехать в школу побеседовать с ребятами и все уладить окончательно. Но поспеть всюду он не мог. Его ждали на предприятиях. Он выступал на митингах, ездил в район, побывал на лесопилке, сделал, как обещал, доклад в казармах. Побывать в школе ему уже не пришлось. Но, верный своему слову, он прислал письмо, в котором повторил многое из того, что говорил ребятам у себя в номере.

Письмо это прочли в классе. Потом его поместили в стенгазете. Вот часть этого письма:

«… А теперь, дорогие товарищи из пятого „Б“, идут уже дела семейные. Я должен разъяснить одно небольшое недоразумение. Произошла маленькая путаница, и нам с Геннадием не хочется оставлять вас в заблуждении. Вся штука в том, что Геннадий не вполне мне брат, а скорее однофамилец, если уж так начать разбираться. Он тут порядком нафантазировал, а потом чуть сам себя не уверил. А вас уж и подавно. И вот это уже совершенно зря. Врать, конечно, не следует. Это уже самозванством отдает. А парнишка он хороший. Недаром я его из-подо льда выудил. За вранье вы ему пропишите там что полагается. Но очень не усердствуйте.

Прибыли ему от родства со мной было немного. У нас почет идет не по роду, не по племени, а по делам. Будь ты там кум или брат чей угодно, а изволь сам себя проявить самостоятельно.

Ну, а мечта, товарищи, – штука в жизни весьма уважительная. Мечта человека в люди выводит. И смеяться над ней нечего.

Так что условимся давайте так. Поскольку уже вы привыкли меня считать близким родичем пятого класса „Б“, то беру и в дальнейшем братское шефство, что ли, над вами. И назначаю Геннадия – тезку по фамилии – по этой части главным, раз уж мы с ним побратались.

Но предупреждаю: узнаю если, что попрекаете его за прошедшее, кончено, точка нашей с вами дружбе.

Так что давайте, чтоб никаких этих дразнилок раз и навсегда! Беру с вас слово…

А задачку, которая у нас не выходила, я все-таки решил. И оказывается: решается-то она проще простого. А я прежде такое там накрутил… Это и в жизни случается. Хитрая задачка. Решение прилагаю…»

А Гешка вернул директору его письмо с распиской:

«Принято к сведению. Уверен, что выправится. Прочее соответственно.

За брата – Климентий Черемыш»