Внедрение - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воронцов старательно «ел глазами» метавшееся по кабинету начальство:
– И нос утрем, товарищ полковник!
Крылов остановился, вскинул брови в деланном недоумении:
– Так ты нос утереть хочешь или расколоть?
– Сначала расколоть, а потом утереть!
Воронок хорошо знал эту манеру полковника постоянно «хватать за язык», поэтому не дал себя поймать. Петр Андреевич брюзгливо пожевал губами:
– И?!
Опер потупился:
– Ну, мы ж работать-то недавно начали…
– Понятно! – перебил его Крылов и по-людоедски ласково улыбнулся: – А чего ж ты мне не докладываешь, что второго упустили?
Воронок быстро слизнул выступивший на верхней губе пот, клятвенно прижал руки к груди:
– Так его скоро ребята привезут!
– Да что ты?! – радостно и умиленно всплеснул руками Петр Андреевич. – А откуда?
– Из Тосно…
– Из Хуесно!! – пнул ногой стул полковник. – Охуеть – не встать! А я вот знаю, что он сейчас около бассейна СКА на Лесном проспекте!
– А… откуда?…
– Оттуда! – Крылов подошел к Воронцову вплотную. – Да за ним «опушники» второй день ходят, все стараются обнаружить в пространстве Толика… Вы же Анатолия задержали?
– Да… так точно…
– Задание «опушникам» убойщики выписывали – давно еще… Они должны Толика «выкупить», чтобы «убойный» завершил наконец свое эпохальное мероприятие: на этой парочке кровь, но давняя, не с лифта! Понял? А теперь мы Толика хапнули и весь банкет «убойному» обосрали, потому что вам нос захотелось утереть! Они просто не знают еще, что Толик у нас! А как узнают – такой вой поднимут! И сразу выяснится, кто кому чего утер…
До Воронка быстро дошла вся хреновость ситуации. До него вообще все очень быстро доходило.
– Петр Андреевич, но мы беседуем с ним пока, нюансы есть, он…
Крылов устало уселся за свой стол и махнул рукой:
– Вздор это все. Вздор. Не станет «воркутенок» говорить. Сам не станет. Иди, старайся.
Воронцов вернулся к себе в кабинет, закурил, пытаясь успокоиться, и уперся взглядом в скованного наручниками Анатолия Лавренева (по «погонялу» Лаврентия). Лавренев был крепким, коротко стриженным парнем. Когда-то он неплохо боксировал, но в последние годы занимался ночным разбоем и удары отрабатывал на жертвах – их Лаврентий с подельниками засекали у автомобильных стоянок, потом доводили до подъездов, там нападали стремительно, били и брали с уже бесчувственных тел все сколько-нибудь ценное. На разбой Лавренев ходил, как на работу – почти что каждый день. Его «бригадку» было трудно отловить, потому что жертвы, приходя в себя, как правило, в больнице, никого не могли вспомнить и опознать. А некоторые вообще в себя уже и не приходили… Длинная и безнаказанная череда налетов убедила Лаврентия в том, что у милиции на него ничего нет, поэтому факт задержания был для него полной неожиданностью. «Колоться» он действительно не собирался и на тяжелый взгляд Воронка ответил уверенно-наглым взглядом.
Опер загасил окурок в пепельнице и без прелюдий продолжил разговор, прерванный Крыловым:
– У тебя, Толик, отсюда есть два выхода. Один – в тюрьму. Второй, не хочу врать, тоже в тюрьму. Но есть нюансы! Которые делают эти два выхода если и не противоположными, то разными. Ты ведь налетчик опытный, в переделках бывал… Сколько раз тебя в оперчасти мучили?
Лавренев вскинул голову:
– Вот именно, что мучили!
Воронцов ухмыльнулся:
– И все безвинно, поди?
Лаврентий прищурился и слегка цыкнул зубом:
– Винно, безвинно – а однако, не судим я! Юридический факт.
– О, как! – Опер уселся поудобнее, закинув ногу на ногу и достав новую сигарету. – То есть анкетка чистая?
Толик жадно посмотрел на сигарету и облизнул сухие губы:
– Тута, как я погляжу, на анкетку всем насрать… но тем не менее чистая!
Воронцов, совсем как Крылов давеча, всплеснул руками:
– Анатолий, а как же два ареста? А примерно с годик в изоляторе в общей сложности?
Лавренев презрительно скривился:
– И дальше что?! Кнопочку в компьютере нажмите: там вам расскажут. Где судимость?! До суда даже не дошло. Голый вассер, начальник.
Воронок с готовностью, даже с каким-то внешним удовлетворением согласился, хлопнув себя по коленке:
– Есть такая партия! Что ж – будем к себе суровы. Действительно, до суда как-то у тебя не доходило. Очевидно, ты и на этот раз собираешься соскочить?
– Соскакивать надо с чего-то… Я пока не пойму, зачем напрягаться?
– То есть, если я правильно понял, тебе нужны доказательства?
Лаврентий издевательски разулыбался:
– Нет, я за так за чистосердечное напишу!
Воронок также солнечно улыбнулся ему в ответ:
– Напишешь? Сам?
Лавренев перестал улыбаться:
– У меня что, лицо дебила? Слюни текут?
Воронцов тоже посерьезнел – вслед за «клиентом»:
– Лицо у тебя, прямо скажем…
– Интересно, какое?!
– Ну, на месте девушек я бы в машину к водителю с таким лицом не садился бы… Даже не с лицом, а с харей…
Толик возмущенно выпрямился на стуле:
– Ага, а у вас тут в оперчасти все с поповскими рожами, постными и благостными.
Опер помахал рукой:
– Не будем о внешности. Что-то мы отвлеклись. Давай-ка сначала договоримся о правилах игры. Ты в мутках моченный, поэтому хорошо знаешь: что бы ты ни сказал – все слова, пока они через протокол не прошли.
– Где-то так, – согласился Лаврентий.
– Ну и чудесно. Тогда будем торговаться. Я тебя постараюсь убедить, почему тебе выгодно сесть в тюрьму…
– Уже интересно!
– …Сесть в тюрягу, но на моих условиях. Иначе ты можешь – не обязательно именно в данный момент – загреметь туда по-другому.
Лавренев недоверчиво-снисходительно прищурился:
– И в чем же две разницы?
– Ну, что ж, поехали…
Воронцов встал и набрал в легкие побольше воздуха, однако налетчик не дал ему начать процесс «охмурежки»:
– А в этом помещении разговоры разговаривать безопасно?
Опер укоризненно покачал головой:
– То-олик! Ну где ты когда за всю свою практику видел у нашего брата скрытые диктофоны и тайные видеокамеры?
Лавренев ничего не сказал, однако наморщенным лобиком своим дал понять, что этот довод, сформулированный в виде ответа на вопрос вопросом же, его никак не убедил. Воронцов покорно кивнул, с некоторой даже долей обреченности:
– Хорошо, можем перейти в другой кабинет.
– Да ладно, не будем суетиться, – великодушно согласился Толик. – Если что – 51-я статья Конституции[12].
Лицо опера затвердело, у его носа резче обозначились две глубокие складки:
– Толик, когда такие, как ты, говорят о Конституции – моя рука непроизвольно тянется к кобуре. Ты меня не зли. Тебя ведь не били?
– Пока – нет.
– Видишь, значит, по-человечьи относятся. И я к тебе ничего личного не имею. Отношусь с уважением. Поехали?
– Излагай,
– Чай-кофе?
– Опосля. Сигаретку бы.
– Нет проблем.
Воронцов дал налетчику сигарету, поднес зажигалку, убедился, что Лавренев прикурил, и прошелся по кабинету. Лаврентий, глубоко затягиваясь горьким дымом, настороженно провожал расхаживающего опера глазами.
– Итак, что мы имеем? За период 1999-2000 год ваша группка «Ух» совершила под девяносто налетов, в основном в Калининском, Приморском, Красносельском и Василеостровском районах. Весь состав группы находится у нас в плену с сегодняшнего утра. Что они говорят – тебе пока неведомо. Может, молчат. А может, и нет. Так?
Воронцов врал. Их отдел знал только про Анатолия с напарником, да и то… Громко сказано – знал. Лаврентий молчал, и опер продолжил:
– Но меня все это не колышет! Мне интересно знать сначала другое: кто и почему посоветовал тебе перевозить в багажнике два автомата – и ты будешь смеяться – Калашниковых?
– И всего-то? – хмыкнул Толик, восхищаясь ментовской наглостью.
– Только это, – кивком подтвердил Воронок. – А на остальные разговоры твоих подельников мы зенки закроем.
Лаврентий даже раздумывать не стал:
– Не катит.
Опер невозмутимо повел головой, будто иного ответа и не ожидал услышать:
– Ладно. Мы пойдем другим путем. Ты хорошо понимаешь, что ваши терпилы в большинстве своем опознать никого не могут. Так?
– Им видней.
Воронок не обратил на реплику никакого внимания:
– Но это в большинстве своем. А в меньшинстве? Я тут посидел, собрал все ваши эпизоды… Дело кропотливое, но не особо мудреное. Всегда трое нападавших, все терпилы шли от автостоянок, все на первом этаже около лифта получали в голову, все лишились ценностей, а некоторые – еще и автомашин. И еще кутулей с сыром и микояновской колбаской – почти все до нападения затаривались в дорогих универсамах.