Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6) - Октавиан Стампас

Услышав эти слова, я вздрогнул.

- Не пугайся, юноша,- со слабой улыбкой сказал мне старик.- Все кончилось хорошо. Жажда была так мучительна, что я готовился избрать второе и перегнулся было через край колодца, как вдруг услышал позади себя звонкий удар. Из последних сил я обернулся и увидел бедуинский караван. Один из кочевников спрыгнул с верблюда, держа в руках медные сосуды, и нечаянно ударил их один о другой. Тут я проснулся и увидел, что жена моего друга уронила на пол бронзовый поднос. Что ты можешь сказать на это, великий собиратель тайн?

- Только то,- уже не чувствуя прежней робости, ответил я дервишу,- что все путешествие по пустыне было порождено падением подноса.

- Верно,- кивнул старик.- Время потекло вспять. Я в последний раз призываю тебя отказаться от всяких объяснений. Вчера при неверном свете крохотного уголька тебе померещился блеск золота в реке... Остальное, полагаю, ты способен домыслить сам.

- То, что сон продолжается...- вздохнул я.

- ...и твой ветхий днями проводник - не более, чем ветхая, несуществующая бадья на краю колодца...

- ...тоже несуществующего,- подхватил я.- И все же очень хочется дождаться, когда наконец поднос упадет на пол.

- Терпение, мой меткий стрелок из лучшего на свете лука. Терпение,продолжал поучать меня дервиш, двинувшись по дороге и увлекая меня за собой.- Бери пример с меня. Посмотри на благословенные небеса. Посмотри на эту равнину. Слейся с этим ровным течением эфира. Если же тебе по молодости лет не нравится этот вид великого покоя, тогда отдайся бурному покою реки. Посмотри на нее: сколько силы и никакой личной выгоды. Дальше Судного Дня не продлится эта дорога, и дальше последнего Океана, Великого Хаоса, не побежит эта река.

Когда же мир засиял в лучах солнца и ночь убрала последние покровы и лоскутья мрака, я задал дервишу еще один вопрос:

- Учитель, могу ли я узнать, почему ты называл меня победителем драконов.

- Это очень древняя история, случившаяся с одним человеком, который жил в Китае,- грустно вздохнув, ответил дервиш.- Он тридцать лет обучался очень сложному делу охоты на драконов, но, освоив все известные в Поднебесной способы, не нашел своему искусству никакого применения.

Посмеявшись, а потом немного помолчав, дервиш добавил:

- Но такое могло случиться разве что в Китае, а здесь мы уж обязательно найдем тебе дюжину-другую отборных драконов.

Я невольно поднял к глазам Удар Истины и хотел было вынуть кинжал из ножен, но дервиш быстрым движением остановил мою правую руку.

- Терпение, мой юный победитель драконов,- повторил он.- Что было велено тебе во сне или наяву по поводу этого предмета?

- Передать его в руки некого Великого Мстителя.

- Кто, выходит, имеет право обнажить это оружие? - с усмешкой спросил старик и, не дав мне ответить, добавил: - Что бы ни произошло, старайся не оттягивать падение подноса по крайней мере излишними желаниями.

Итак, в одно мгновение я сделался ученее во сто крат.

Солнце вскоре стало печь немилосердно, и все предметы в отдалении, холмики, крупные камни и кустарники задрожали и потекли, подобно растопленному жаром воску.

Я часто отходил к реке, освежаясь и утоляя жажду, а старик всякий раз отказывался присоединиться ко мне, уверяя, что там, где воды слишком много, следует беречь ее вдвойне.

В полдень или немногим позже вдалеке перед нами затрепетала гряда удивительных белых холмов, и я не сразу догадался, что там раскинуты шатры кочевников.

Мы приблизились, и стойбище развернулось перед нами почти на половину света. Я увидел табун коней, вяло шевеливших хвостами, серое облачко овец, полтора десятка кибиток и множество всякой, не стоящей никакого запоминания мелочи.

Несколько малышей возраста трех или пяти лет первыми заметили нас, помчались навстречу, замерли шагах в десяти и, подобно вспугнутой с поля стайке птах, понеслись обратно к палаткам.

- Джибавия! Джибавия! - кричали старшие.

Появились женщины в пестрых и ярких одеждах, потом - мужчины. Седобородый старик в голубом тюрбане двинулся к нам, опираясь на высокий посох.

- Туркмены,- сказал мне дервиш.- Слава Аллаху, первыми увидели нас не их акынджи из отряда налетчиков-грабителей. Тот, который направляется к нам, судя по его одеянию, может оказаться тестем бея. Прояви к нему уважение и делай только то, что я тебе скажу.

Дервиш первым поклонился старику и приветствовал его на незнакомом мне языке. Я на всякий случай опустился на колени и коснулся лбом земного праха.

Дервиш одобрительно повел бровью, и старики заговорили о каких-то делах. Признаться, я даже обрадовался тому, что хоть какой-то язык не известен мне, а то у меня уже возникали сомнения в том, человеческого ли я рода.

- Они приглашают нас к себе,- рассказал мне дервиш,- и обещают хорошо накормить.

Несмотря на жару и непреодолимую даже целой рекою жажду, у меня весь рот наполнился слюной, ведь с ночи с моем желудке не побывало ничего, кроме куска сухой лепешки.

- Они говорят,- продолжал дервиш,- что у них есть молодой воин, который страдает довольно распространенным в этих краях видом безумия, приступ которого обычно начинается с наступлением сумерек. Юноша вскакивает в седло и до изнеможения носится по пустыне, пытаясь догнать и зарубить йеменской саблей своего двойника. Их табун уже потерпел ощутимый убыток. Его пытались связывать, но тогда в нем просыпается сила ифрита, и однажды он перевернул все шатры и кибитки.

Нас ввели в одну из палаток и поставили на ковер блюдо из бараньего мяса с чечевицей и луком, и я, протягивая руку вслед за медлительной рукой дервиша, испытал великую борьбу с силой голода, заставлявшего меня броситься на еду, подобно тигру на лань. Но я уже знал по опыту, пусть даже мнимому, порожденному моим воображением, что искушение трапезой не доводит до добра.

Не успел поднос опорожниться до половины, как земля под нами задрожала, донесся дробный стук копыт, а затем донеслись пронзительные горловые крики.

- Акынджи,- сказал дервиш.- Прибывают хозяева.

Полог шатра качнулся, обдав нас сухим и жарким эфиром, и перед нами появился высокий, молодой кочевник в пестром халате. Его широкий и очень дорогой ремень был украшен золотой и серебряной чеканкой, кольцами и яшмовыми пуговицами. На этом ремне висела прекрасная сабля хорасанской работы. Откинув на плечо конец тюрбана, кочевник показал нам свое лицо, узкое и породистое, покрытое до самых глаз аккуратно подстриженной черной бородой.

Каждый из нас приветствовал его согласно своему чину. В мою сторону кочевник протянул руку с крупным перстнем. Этот перстень с кроваво-красным рубином был красноречивее любого приказа и любой угрозы. Мне пришлось остановить на миг течение собственной воображаемо благородной жидкости алого цвета во всех своих жилах и смиренно приложиться к властной руке. Слышно было, как дервиш облегченно вздохнул.