Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - Надежда Ароновна Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы рассмотрели случай, когда общая логика произведения понятна и, выявив значение незнакомых или плохо знакомых слов, мы только уточняем уловленный смысл. А бывает, что все слова как будто известны, а смысл не складывается. Может быть, это потому, что у знакомых слов есть и незнакомые нам значения.
Вспомним оду М. Ломоносова 1747 г.:
Молчите, пламенные звуки,И колебать престаньте свет:Здесь в мире расширять наукиИзволила Елисавет[28].«Пламенные звуки» воспринимаются нами как страстные, вдохновенные поэтические слова. Возможно, потому, что многие помнят строки из ответа А. Одоевского на пушкинское послание «В Сибирь»: «Струн вещих пламенные звуки /До слуха нашего дошли»[29].
Но почему, если императрица покровительствует наукам, поэзия должна умолкнуть и перестать потрясать мир? Можно заподозрить сложную мысль о противопоставлении искусств и наук. А все оказывается гораздо проще: «пламенные звуки» в стихах Ломоносова имеют другое, более земное значение, это звуки войны, пушечных выстрелов. Тогда получается, что в оде прославляются два великих деяния государыни: прекращение войны со Швецией (установление «возлюбленной тишины») и помощь Российской Академии.
Вставить пропущенное
М. Цветаева в одном из писем рассказывала, что ее стихотворение «Ода пешему ходу» было выкинуто из уже сверстанного эмигрантского журнала, и объясняла причину: «В последнюю секунду усумнились в понятности среднему читателю». Сознаемся, что нам могут быть не сразу понятны и другие стихотворения поэтессы, например это, выбранное для анализа на выпускном экзамене моей бывшей ученицей, кандидатом филологических наук Ольгой Шеманаевой:
В седину – висок,В колею – солдат,– Небо! – морем в тебя окрашиваюсь.Как на каждый слог —Что на тайный взглядОборачиваюсь,Охорашиваюсь.В перестрелку – скиф,В христопляску – хлыст,– Море! – небом в тебя отваживаюсь.Как на каждый стих —Что на тайный свистОстанавливаюсь,Настораживаюсь.В каждой строчке: стой!В каждой точке – клад.– Око! – светом в тебя расслаиваюсь,Расхожусь. ТоскойНа гитарный ладПерестраиваюсь,Перекраиваюсь.Не в пуху – в переЛебедином – брак!Браки розные есть, разные есть!Как на знак тире —Что на тайный знакБрови вздрагивают —Заподазриваешь?Не в чаю спитомСлавы – дух мой креп.И казна моя – немалая есть!Под твоим перстомЧто Господень хлебПеремалываюсь,Переламываюсь[30].Стихотворение может обескуражить тем, что в нем что‑то важное кажется пропущенным и оттого неясны связи между, в общем, понятными словами. Значит, надо начать с синтаксиса. Первое предложение состоит из трех фрагментов. В двух между существительными (одно в винительном падеже с предлогом, другое в именительном) тире, в третьем вместо существительных местоимения («в тебя» и легко восстанавливаемое по форме глагола и потому не названное я), а кроме этого есть сказуемое «окрашиваюсь» и слово «небо», синтаксическая функция которого неочевидна, но скорее всего это обращение. Логично предположить, что перед нами бессоюзное сложное предложение и в первых двух простых (неполных) можно восстановить то сказуемое, которое названо в третьем. Третий фрагмент – главный: и потому, что от первого лица, и потому, что слов больше. Как с ним связаны первые два? Возможно, это сравнения. Восстановим все пропущенные связи, и предложение приобретет некоторую определенность, конечно, утратив при этом всю красоту и ту невероятную энергию сжатия, которая отличает поэтическую манеру Цветаевой.
<Как висок окрашивается сединой,
как солдат приобретает цвет окопной грязи или дорожной пыли,
так я уподобляюсь тебе; если ты небо, то я море, и ты отражаешься во мне>.
Вчитываясь во второе предложение первой строфы, важно понять, что «как» здесь не сравнительный союз, а что‑то вроде частицы, придающей высказыванию характер эпического фольклорного повествования (ср. «Как во городе было во Казани»). А «что» – именно сравнительный союз: <Я оборачиваюсь на каждый слог, как на тайный взгляд>.
Подобным образом прочтем и вторую строфу: <Как отваживается (бросается) в перестрелку скиф…>
В общем, синтаксический строй стихотворения стал понятнее. Теперь попытаемся разобраться в том, о чем, собственно, это стихотворение.
В нем два героя: «я» и «ты». Точнее, героиня, от чьего лица ведется речь, и адресат, к которому речь обращена. Что о них известно? Они оба необычны и огромны (как небо и море; вспомним, что Цветаева писала о своей «безмерности в мире мер»). Между ними таинственные отношения, особая связь; героиня очень чутко и сильно откликается на все, что исходит от героя («оборачиваюсь, охорашиваюсь, останавливаюсь, настораживаюсь, переламываюсь, перемалываюсь»). Чуть внимательнее вглядевшись, понимаем: герой – поэт, ведь описана реакция героини на слог, стих, строчку, знак препинания. Не будем вдаваться в подробный анализ – оставим это читателям.
Зададимся вопросом: нужно ли знать подлинное имя адресата и то, что называется «историей создания»? Во всяком случае, не лишне. Необходимо ли получить такое знание до знакомства с произведением? На этот счет существуют разные мнения. «В седину – висок…» – отклик Марины Цветаевой на книгу стихов Бориса Пастернака «Сестра моя – жизнь». Если это известно заранее, возникает опасность, что стихотворение станет рассматриваться в основном как иллюстрация к эпизоду частной жизни великих людей. Акцент смещается. А главное можно увидеть и без внетекстовых сведений. Как было сказано в давнем ученическом сочинении, «это стихотворение – о встрече двух Поэтов, о том, что один признал другого, и о любви, в которую переходит это признание».
Просто загадки
Камнем преткновения для неопытного читателя может оказаться слово, употребленное в переносном значении. Особенно часто в стихах встречаются метафоры – скрытые сравнения. Их можно разгадывать, как загадки, которые, в сущности, устроены по тому же принципу: придумывается, на что похож загадываемый предмет, и вместо него подставляется то, с чем сравнивают; получается нечто необычное, иногда смешное, иногда таинственное или вызывающее какие-нибудь другие, часто довольно сложные чувства.
Читаем у Пастернака:
А затем прощалось летоС полустанком. Снявши шапку,Сто слепящих фотографийНочью снял на память гром[31].Так начинается одно из стихотворений сборника «Сестра моя – жизнь». Нетрудно (и радостно) догадаться, что фотоснимки на память (со вспышкой) – это молнии поздней летней ночной грозы.
Не всегда сразу, но, как правило, без ошибки расшифровывается и метафора из стихотворения И. Анненского:
Вот сизый чехол и распорот, —Не все ж ему праздно висеть,И с лязгом асфальтовый городХлестнула холодная сеть…[32]Ясно, что речь идет о дожде. Вообще, природные явления угадываются легче. А вот более сложная задача:
Зажим был так сладостно сужен,Что пурпур дремоты поблек, —Я розовых, узких жемчужинГубами узнал холодок.О сестры, о нежные десять,Две ласково дружных семьи…[33]По первому четверостишию можно с натяжкой предположить, что здесь говорится о губах возлюбленной, хотя это и маловероятно, потому что губы героя называются прямо. Но продолжение с числительными все ставит на место: это женские руки.
Во всех рассмотренных примерах нужно было разгадать существительные: чехол – туча, сеть – дождь, семьи – кисти рук, жемчужины – ногти…
Но бывает и по-другому. Вот отрывок из
