Реванш - Андрей Завадский

   "Хаммеры", ревевшие дизельными двигателями, мчались по улицам покоренного города, и прохожие невольно прижимались к стенам домов, провожая колонну испуганно-удивленными взглядами. здесь не так уж часто видели американских солдат, тем более, не видели их сразу так много, если не считать тот день, когда в Москве высадилась Восемьдесят вторая воздушно-десантная дивизия, которая и нанесла решающий удар.

   Десантникам досталась вся слава победителей, но Мэтью Камински был не в обиде - он точно знал, что если бы не шесть сотен его парней, что сдохли в русских степях, погибли под гусеницами русских танков, этот город и теперь продолжал бы сопротивляться, пожирая все больше и больше жизней американских солдат. Это они, бойцы Десятой пехотной, да еще отчаянные парни из Сто первой воздушно-штурмовой, вырвали победу, сломив волю русских к сопротивлению и расчистив своим товарищам по оружию кратчайший путь к Москве.

   Колонна свернула с широкого проспекта, промчавшись по Садовому кольцу. По городским улицам словно прошлись гигантской метлой, куда-то сметая немногочисленные автомобили, так что кортеж генерала Камински мчал на полной скорости под рев моторов и завывание "сирены" патрульной машины. Еще один поворот - и впереди вознеслись к небу красные башни под зеленой кровлей, царапавшие облака алыми звездами. Кремль, древняя цитадель русских правителей, повидавшая всякое за минувшие века, и жестокие сражения, и пожары, стиравшие порой весь город до основания, обращая его в пепел, встречал победителей гостеприимно распахнутыми воротами. Командующий Десятой пехотной дивизией усмехнулся - он увидел свою цель.

   Сержант Александр Колобов бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида, убедившись, что "Хаммеры", разрисованные неровными "кляксами" камуфляжа, держатся сзади, точно привязанные. Столичная милиция среагировала оперативно, и колонна мчалась по почти пустым улицам, заранее очищенным от и без того немногочисленного транспорта. В эти дни по городу ездили почти одни только машины экстренных служб, да еще вездесущие "маршрутки" - отчаянные водители, кажется, были готовы заниматься извозом и под градом бомб, а сейчас небо было чистым, ничто не напоминало о недавних боях едва ли не в центре Москвы.

   Милицейский "Форд", завывая сиреной, летел по мостовой, и столичные высотки стремительно уносились куда-то назад. А в нескольких метрах позади катились покрытые камуфляжной окраской "Хаммеры". На фоне этих "мини-танков", с плоских крыш которых грозно взирали на притихшие кварталы трехствольные пулеметы пятидесятого калибра GECAL-50, патрульная машина казалась яркой блестящей игрушкой.

  -- Ублюдки! - Колобов взглянул на своего напарника, расслабленно откинувшегося на спинку пассажирского сидения. - Это же враги! Мы в них стреляли, а теперь должны охранять!

   Обычный московский милиционер - пусть герой, орденоносец, но теперь таких из каждой "командировки" на Кавказ возвращается двенадцать из дюжины - и представить не мог, какими могут быть повороты судьбы. Еще несколько дней назад, когда Александр пришел в себя на летном поле аэропорта Внуково, первыми, кого он увидел, были столпившиеся вокруг американские солдаты, после выигранного боя собиравшие раненых - своих и чужих, тех, кому можно было помочь прямо здесь подручными средствами, тем, что каждый солдат всегда имеет в своей аптечке.

   Раненых набралось десятка полтора, в основном - такие же милиционеры, была еще пара солдат и несколько бойцов Внутренних войск. Оглушенных, контуженных, наспех перевязанных прямо на летном поле, ничего не понимающих, их всех погнали в пассажирский терминал, в зал ожидания, выставив чисто символическую охрану, всего пару десантников, пусть и вооруженных до зубов. В эти минуты пленные ожидали всего, хотя бы и немедленного расстрела, ведь врага, пусть измотанного боем, обезоруженного, но отнюдь не сломленного, опасно оставлять рядом с собой. Однако страхи оказались напрасны, и появившийся в зале ожидания офицер - Александр Колобов не разбирался в знаках различия Армии США - просто притащил пару динамиков. Он ничего тогда не сказал, да лишние объяснения и не понадобились - спустя уже несколько минут все вопросы отпали сами собой, получив исчерпывающие ответы.

   Пленные, которых собралось уже больше сотни к тому моменту, услышали короткую и проникновенную речь премьер-министра Самойлова, и чем больше они слышали, тем сильнее становилось разочарование. Их страна признала поражение, даже не попытавшись сражаться за свою свободу. Едва только прозвучали первые выстрелы, как те, кто был наделен высшей властью, поспешили сложить оружие, спасая собственные жизни, а вовсе не жизни солдат, до которых, как и всегда, никому не было дела - разменную монету редко утруждаются считать, разбрасываясь ею направо и налево.

  -- Сука! - зло сплюнул усатый капитан, голова которого была обмотана уже пропитавшимися кровью бинтами. Его слова выстрелом прозвучали в наступившей тишине. - Вот падла! Сдал страну, мразь!

   Так думали в эти минуты многие. Люди, познавшие унижение плена, но опавшие в руки врага вовсе не по своей воле, до последнего сражавшиеся с многократно более сильным врагом, были готовы и сейчас продолжать бой. Но за них уже все решили, выстрелы смолкли, война заканчивалась, едва успев начаться, но уже собрав немало жертв. И все же потом наступило отрезвление, и люди, поняв, что остались в живых, пройдя через настоящий ад, вдруг почувствовали острое желание живыми и оставаться. Многих дома ждали жены, дети, престарелые родители, а те, кто томился в переполненном зале ожидания, превращенном победителями в тюрьму, даже не знали, живы ли еще их родные и близкие, или погибли под неточно сброшенными американскими бомбами.

   Пленных продержали взаперти еще три дня, делясь скудным рационом сухих пайков. Лишь сменялись неразговорчивые караулы, да время от времени в пассажирский терминал заглядывал американский доктор, темнокожий крепыш в полевом камуфляже, мало чем отличавшийся от обычных десантников из Восемьдесят второй дивизии, теперь называвшейся не иначе, как дивизией-победительницей или героической дивизией. А затем их всех вывели на летное поле, выстроив в одну шеренгу, и сказали: "Отправляйтесь делать свое дело! Вас ждет много работы теперь!".

   Американский офицер неторопливо прошел вдоль неровного строя, с явным сомнением окинув изучающим взглядом людей, красовавшихся свежими и не совсем свежими повязками, людей, порой нетвердо державшихся на ногах из-за полученных контузий. А вокруг стояли насупленные десантники с карабинами М4А1 наизготовку, и для того, чтобы открыть огонь по колышущейся, словно на ветру, шеренге, им требовалось не более секунды. В эти мгновения многие вновь ощутили забытый, было, страх.

   Пленные ежились, передергивая плечами под "взглядами" автоматных стволов, словно под порывами колючего зимнего ветра. А американский офицер все молчал, изучая собравшихся на "бетонке" людей, чувствуя на себе их мрачные взгляды. Молчание становилось все более напряженным, и наконец американец заговорил.

  -- Ваше правительство подписало капитуляцию, ваша армия расформировывается, и американский воинский контингент остается на территории России на неопределенный срок для обеспечения безопасности, - произнес офицер, неожиданно перейдя на русский язык. - Но обеспечение общественного порядка - не дело армии, это забота полиции, а не солдат. Для вас есть работа, господа! Это ваш город, и я предлагаю вам вернуться на его улицы в прежнем статусе. В Москве должен быть восстановлен порядок, жители вашей столицы должны спокойно спать в своих домах!

   Им вернули форму, даже нагрудные знаки патрульно-постовой службы, вручили табельное оружие и отправили на "землю", вернули на улицы, и москвичи с удивлением смотрели на милицейские патрули, неторопливо прохаживавшиеся по тротуарам. В те дни Александру Колобову пришлось применять служебное оружие чаще, чем за предыдущие три года службы, и дважды от его пуль погибали звери в человечьем обличии, решившие, что раз сдалось правительство, то и прежние законы утратили власть, все отныне дозволено, и прав теперь тот, кто сильнее.

   Американцы не могли поступить иначе, ведь в противном случае всюду воцарился бы кровавый хаос. Здесь, в столице и ее окрестностях, находилось всего тридцать три тысячи солдат Армии США - тринадцать тысяч десантников да бойцы Третьей механизированной, с боями прорвавшейся им на помощь, потеряв по пути немало людей. Этого было слишком мало, чтобы контролировать даже область, взяв под охрану все стратегические объекты, коих насчитывалось немало - и электростанции, и заводы, напичканные всякой химией, и, самое важное, арсеналы воинских частей, расквартированных в Москве и Подмосковье. Тем более, неуязвимые на поле боя танки "Абрамс" едва ли были пригодны для патрулирования городских подворотен, не лучше их оказались и винтокрылые штурмовики "Апач" со всей их сверхсложной электронной начинкой. И агрессоры, добившись победы, но, не зная теперь, что с ней делать, как удержать ее, вынуждены были довериться своим бывшим противникам, вернув им, пусть и на время, власть и оружие, позволив делать привычное дело.