Во мраке, переходившем в серебро - Kaтя Коробко

Для мюзикла главные роли не даются с наскоку. И, к сожалению, в этом году ей дали роль только в хоре и подтанцовке. Лора часто жаловалась на то, что нужно сидеть по три часа на репетициях и до них никогда не доходит дело, так как репетируют в основном ведущие партии. Но эти мучения с репетициями подходят к концу — в эту пятницу открывается мюзикл «Anything goes» под музыку Кола Портера.

Я очень хочу увидеть свою дочь на сцене. Сверхзадача для супервумен — успеть и к маме в рехаб, вернувшись из Бостона, а это три часа от дома, и на мюзикл. От рехаба до школы ехать еще полтора часа. Волшебный ежедневник имел все эти записи в себе, и я решила, что у меня всё получится.

Поехала в Бостон. Курс действительно был замечательный. Всё время приходили сообщения из больницы, и выходило так, что маму будут переводить в рехаб в двух часах езды дома. Но если мне ехать из Бостона, то это по дороге. Без меня ее не могут никуда зарегистрировать, я должна присутствовать при том, как ее вписывают в рехаб.

Покаталась в своем кабинете, послушала музыку «Аквариума», перенеслась в другое измерения. Не заметила, как добралась — парковка, старики, ходунки, машина скорой помощи. Это, оказывается, доставили маму. Мы добрались одновременно.

Этот рехаб мне нравится больше. Кажется, люди здесь более внимательные, коридоры шире, воздуха больше. Я переговорила с персоналом, нашла источник кипятка для мамы и наполнила термос.

Всё устроила, подписала и договорилась. Выдохнула и попила воды. Опять прыгнула в машину и отправилась успевать на мамино счастье — смотреть на свое чадо в мюзикле. Как по нотам, доехала за пять минут до начала спектакля.

Этот спектакль стал наградой за мое двухдневное путешествие. Музыка Кола Портера уносит в декаданс и беззаботные гламурные двадцатые годы. В оркестровой яме старается оркестр, в котором сидит мой знакомый француз Франсуа, скрипач. То, что музыка написана в Париже и играет ее знакомый француз, как бы соединяется в одну большую приятность для меня, внутри греет ласковый свет. Подъем и азарт исполнителей заразительны. Родители и гости этой молодежи ревут и свистят от удовольствия. Я под большим впечатлением от постановки, от смелости голосов, танцевальных номеров, которые бегут одни один за другим, от яркости и четкости исполнения. Наконец-то выходит моя дочь в матросском костюмчике в компании таких же сирен. Коротенькие юбочки — олицетворение кокетства, меня даже охватывает материнская тревога из-за слишком короткой юбки и слишком вызывающего вида красных губ. Но так как все девочки так одеты — это костюм, и всеми остальными воспринимается он спокойно. Поет она там немного, танцует тоже чуток, но очень соблазнительно.

Главную роль исполняет Сэм. Он мой любимчик! Самый талантливый юноша из всех мною виденных. Он монументально талантлив, трудолюбив и драматичен. У него главная партия, и его голос до сих пор звучит у меня в ушах — фанатею, пищу от радости, хлопаю, выражаю неприличный, по мнению моей дочери, восторг.

Уже поздно вечером, с размазанным по лицу макияжем, Лора выходит ко мне.

— Лориэль, красота моя! Ты была царицей на сцене. Выглядишь чертовски соблазнительно. Я даже волнуюсь. Что мальчики на этот счет?

— Мальчики?! — Лора оскорбленно фыркает. — Мама, твое мнение предвзятое. Все девочки так выглядят. Ты мне льстишь.

Она считает, что моя любовь делает ее в моих глазах всех прекрасней и милее. В этом, конечно, есть доля истины.

— Лорочка, Сэм был великолепен! Такой глубокий и бархатный голос, мастерство, артистизм! Я его слышала в деском спектакле пару лет назад, и он так вырос вокально! Я хлопала дольше других и пищала от восторга!

— Сэм, Сэм, при чем здесь Сэм? Ты его слишком любишь. У тебя что, дочери нет?

И вот так всегда — из одной крайности в другую.

— Дочь моя, я объехала полмира, чтобы полюбоваться тобой. Но уже поздно. Пойдем домой.

— Мама, меня зовут на вечеринку. Я пойду с Бьянкой, и ее мама нас отвезет.

— Ты уверена?

Это у меня уже нет сил, а для Лоры вечеринка — событие редкое и выдающееся.

— Уверена. Рядом с домом, двести метров. Приду, когда устану.

— Хорошо.

Переговорила с Бьянкой и ее мамой, которые играли в оркестре. Они обе вдохновлены ночным весельем, хотя мама их туда только подвезет. Родителям, понятно, туда ходу нет. Хотят взять Лору с собой.

Практически танцуя под засевшие в голове мелодии и не выходя из образа беспечной гламурности, моя прекрасная дочь отчалила на «бал» с верной подругой.

Вернулась в два часа ночи, кстати. Сидела в отдельной комнате, куда заперли щенка, и игралась с ним. С мальчиками пронесло.

Глава 6

На следующий день я общаюсь с новым лечащим врачом мамы в рехабе. На втором рехабе я начинаю понимать, что рехаб — не для восстановления. Некоторые выздоравливают и выходят оттуда, а многим, наоборот, становится хуже от плохой еды, ухода и болезней. Люди превращаются в дряхлых и хронических больных, если не хуже. И второй вариант довольно многочисленный.

Мама говорит, что ей дают какие-то невиданные таблетки, таких раньше не было. После звонка к врачу выясняется, что какой-то мудрец из толпы врачей в больнице выписал ей лекарство от болезни Паркинсона. Болезни нет, а лекарство есть. Вот ее и тошнит от них и еще больше шатает. Для отмены лекарства нужны титанические усилия, которые я и прилагаю, как предписано моей ролью.

Для работы с медицинской системой нужно быть подкованным, дотошным, неутомимым и не обремененным работой цербером. Я не тяну на всё это, но меня тренируют.

Всё время с начала эпопеи с больницами я стараюсь добиться лучшей страховки для мамы, которая покрывает любое лечение. Это реально сделать с помощью маминых финансовых документов, которые в Лондоне. Лондонская банковская система, как Гринготтс, закрыта от любых посягательств. Продолжаю звонить, писать апелляции, электронные письма и подобное. Но пока из всего этого просвета нет. Всем этим в теории может и должна заниматься мама, но болеть и руководить процессом одновременно — это для выдающихся личностей. А пациенты по большей части все обычные люди.

На выходных я опять ныряю в семейные заботы — продумываю летние лагеря и каникулы. Лето — около десяти недель. Я могу взять пару недель отпуска, и к папе детей тоже можно на столько же отправить, но внушительный остаток времени надо спланировать по максимуму. Незанятый Вася — это разрушительная и неконтролируемая сила. Записываю