Вайзенштайн. Правосудие - Николай Прокошев

У тыловой стены располагаются десять крохотных отхожих мест и пять душевых. Там же находился отдельный санузел, предназначенный для так называемого «первого лица», что в очередной раз свидетельствует о заблаговременно принятом решении относительно разделения осужденных по рангам. Также «первое лицо» и его свита получали право пользоваться личным столом с табуретками.

Отдельные тумбочки или шкафчики проектом не предусматривались ввиду того, что контингенту воспрещалось иметь собственное имущество. Фотографии, пишущие принадлежности, одежда, обувь, медикаменты технически не могли попасть в руки, поскольку любые контакты с внешним миром принципиально не допускались, а передачи от родственников не принимались.

Гигиенические процедуры осуществлялись строго по графику, то есть горячая вода включалась лишь на два часа в сутки-с семи до восьми утра и с восьми до девяти вечера. Что касается холодной воды, то она подавалась тоже на два часа, но заключенные могли сами выбрать подходящее время. Через два часа подачи холодная вода отключалась. По этим причинам людям приходилось занимать очередь на несколько дней вперед.

Несмотря на сравнительно мягкий климат в регионе расположения лагеря, гражданское население начинает пользоваться отоплением с конца осени. На объекте тепло подавалось с начала декабря до конца февраля только по нечетным дням недели. Естественно, что низкая температура пагубно влияла на лагерную популяцию.

Женщины содержались в абсолютно идентичных с мужчинами условиях. Политика руководства не признавала каких-либо физиологических различий, невзирая на природные обстоятельства. Тяжелые заболевания, связанные с гендерными особенностями, психологическое состояние, физическая сила и выносливость, даже беременность не считались достаточными основаниями для освобождения от работы.

В том числе совсем не принимались во внимание поправки на возраст. В бараках жили почти подростки и древние старики. Самому молодому узнику на момент заточения едва исполнилось восемнадцать лет, самому пожилому – восемьдесят шесть. Зеленая молодость или глубокая старость ни в коей мере не смущали администрацию, более того, зачастую в качестве изощренного издевательства таким арестантам доставалась самая грязная работа.

Докладная записка Кристофа Немета коменданту спецобъекта «Вайзенштайн» Виталию Качуре

Экстерриториальная организация «Вайзенштайн»

Департамент архитектуры и строительства

06.07.14 № 06–22/17

Довожу до Вашего сведения, что среди сотрудников объекта, большей частью конвоиров второго ранга, участились жалобы по поводу ухудшения их жилищных условий. В частности, с подачи коменданта первого ранга незаконно расширяются квартиры его подчиненных за счет соседних площадей. Попросту говоря, КПР безосновательно устраняют перегородки между блочными секциями, бесцеремонно выбрасывая имущество КВР на улицу.

Разрушения неизбежно повлияют на прочность кладки жилого квартала. Я не намерен разгребать завалы в попытках извлечения мертвых тел. Тем более что наш кабинет приложил максимум усилий для строительства удобного и комфортного жилья для личного состава.

Почему бы не развести конвоиров разных рангов по разным домам, как мы это вполне разумно сделали с вверенной массой?

В любом случае прошу принять меры в самые сжатые сроки.

Руководитель Департамента К. Немет

Из протокола допроса свидетеля Костаса Каподистрия

(Стенограмма заседания Гентского трибунала 04.05.2017)

Адвокат Грюнберг: Как долго вы содержались в лагере?

Костас Каподистрия: В самом лагере с мая две тысячи одиннадцатого года по декабрь две тысячи шестнадцатого. До этого мы два месяца просидели в Салоникийском накопителе в Греции.

А. Г.: Что это за накопитель?

К. К: Практически в каждой европейской стране создавали комитетские остроги. В государствах покрупнее их было несколько. Там размещались осужденные за совершенные преступления перед транзитом на объект. Набирали по семьсот, иногда меньше, человек и самолетом отправляли в Калининград.

А. Г.: Зачлись ли вам эти два месяца к сроку?

К. К: Куда там. Даже и не вспомнили. Не только у меня, а у всех вообще. Один румын почти четыре месяца в отстойнике провел, пока они что-то там достраивали. Ни дня не скостили.

А. Г.: Известно ли вам имя этого, как вы говорите, румына?

К. К.: Больше пяти лет прошло, попробуй вспомни.

А. Г.: Объект был полностью готов и сдан в октябре две тысячи десятого, как в апреле следующего года могли что-то достраивать?

К. К: Мне так сказали.

А. Г.: Вы лично видели того человека, который в накопителе провел четыре месяца?

К. К.: Лично не видел.

А. Г.: Хорошо. А какое время вы там пробыли?

К. К.: Я же сказал – два месяца.

А. Г.: Уважаемый суд, здесь я попросил бы ознакомиться с доказательством В-216/22. Это учетный листок прибытия свидетеля Каподистрия в Салоникийский накопитель за подписью старшего смены Новака Р.

Председательствующий судья Мэттьюз: Пожалуйста. Что там говорится?

А. Г.: Там говорится, что свидетель прибыл в накопитель четырнадцатого апреля две тысячи одиннадцатого года.

П. С. М.: Так.

А. Г.: А убыл на объект третьего мая того же года. Из чего следует, что он пробыл там всего немногим больше двух недель, а никак не два месяца. К тому же защита располагает краеугольным доказательством за номером В-200/1. Свидетель, вы получили его копию?

К. К.: Да, у меня в руках.

А. Г.: Прекрасно. «Регламент обращения с осужденными в учреждениях предварительного содержания». Не могли бы вы зачитать нам вслух выделенные строки?

К. К.: Даже в самом крайнем случае недопустимо содержать осужденного в учреждении предварительного содержания сроком, превышающим один календарный месяц. При условии отсутствия транзитного транспорта к этому сроку осужденный немедленно освобождается.

Судья Джаби: Это на бумаге, а на деле разве не нарушались инструкции?

А. Г.: Тогда такое высказывание справедливо и к любым доказательствам обвинения.

С. Д.: Хорошо. Продолжайте.

А. Г.: Как выглядели условия содержания в Салониках?

К. К.: Облезлый бетонный мешок, рассчитан максимум на триста человек. Забивали под завязку – бывало и по пять сотен. Через стенку такой же. Легче становилось, когда отправляли борт, но потом все равно новых сажали. Я был весной – повезло. Не холодно, не жарко. Туалет – три дыры в полу. Плесень, клопы, тараканы, больные, постоянно кто-то курит.

А. Г.: Откуда вы знаете, на какое количество человек помещение рассчитывалось?

К К.: Конвоиры сами говорили. Да и по лавкам видно.

А. Г.: А пятьсот вы как насчитали? Что, каждого пересчитывали, тем более если количество, с ваших же слов, постоянно менялось?

К. К.: Зачем каждого? На глаз и так понятно.

А. Г.: Сколько сейчас в зале человек находится, можете на глаз определить?

С. Д.: Снимаю вопрос. Какая разница, сколько сейчас в зале? Как это относится к делу?

А. Г.: У защиты сомнения в честности и твердости памяти свидетеля.

С. Д.: Это ваше личное дело.

А. Г.: Вы сказали, что периодически осуществлялся транзит. По какому принципу одних забирали, а других оставляли, как вас, например?

К. К.: Уводили в первую очередь тех, кто уже давно сидит.

А. Г.: Давно – это сколько?

К. К.: Ну, месяц, может. Или около того.

А. Г.: А вы просидели два, а тот мифический румын вообще четыре, да?

К. К.: Я уже сказал об этом.

А. Г.: А что вообще гражданин Румынии делал в греческом накопителе?

К. К.: По-моему, Румыния аннулировала его гражданство. Иногда так поступали, чтобы свалить все процедуры на другую страну, где человека поймали.

А. Г.: Почему с вами так несправедливо обошлись, в смысле, не отправили раньше, как считаете?

К К: Понятия не имею, возможно, потеряли мою учетную карточку.

77. Р: Интересно, впервые слышу о таком. Вас осудили на пять лет. За что?

К. К.: Я работал в государственном департаменте пожарной охраны. Когда в десятом году полыхали леса в пригородах Афин, мы задействовали четыре самолета, два вертолета, одиннадцать машин и в общей сложности более шестидесяти человек пожарных. В начале одиннадцатого года в результате служебной проверки мне вменили в вину, будто я намеренно завышал количество вылетов и пробегов машин с тем, чтобы увеличить на бумаге расходы по топливу и человеко-часам. Тем самым нанес ущерб на сумму в семьдесят тысяч евро. Я не согласился, пытался что-то доказывать. Бесполезно. Арест – и в Салоники.