Подкравшийся незаметно - Александр Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Докладываю: трусы и другое нижнее белье вам стирает Алла Борисовна Пугачева.
- Как так? Сама? - не скрыл удивления Алиев.
- Ну не сама, конечно, у нее женщина одна приходящая стирает. Вместе с хозяйскими шмотками - и ваши трусы.
Алиев на некоторое время задумался.
- Н-да, хорошо это мы русских умыли... Но зачем так далеко отсылать? Ждать же долго.
Помощник в волнении почесал кончик носа.
- Ну не так уж и долго. Самолетом "Азербайджанских авиалиний" отправляем. День туда, день там, день обратно. Не очень удобно, конечно, но зато какова операция! Маленький не зависимый ни от кого Азербайджан так унизил и подставил великую сверхдержаву!
- Да, здорово. А Москва знает?
- Нет, конечно, это же секретная операция, разработанная нашей разведкой. Если Кремль узнает, они это дело немедленно прекратят, приставят к Пугачевой свою прачку из ФСБ или из службы военной контрразведки. Но это крупнейшая и самая удачная наша операцияза последнее время. Все остальные операции нашей разведки пока провалились. Мы ведь, в принципе, молодая нация, разведку только ставим еще, учимся. И уже такой успех! Задействовали наше землячество в Москве.
- Всех участников операции втайне наградить "Орденом солнечного Азербайджана", но сами ордена не выдавать. Пусть хранятся у меня в сейфе. Нечего золотые вещи всяким оборванцам раздавать. Все равно пропьют или продадут за гнилой лаваш... Ладно, значит, этого, - Алиев указал на молча слушающего поэта Быкова, - накормить, все частушки переписать, выдать трусы, - я сейчас схожу сниму, - наградить тоже орденом, но орден не выдавать. Все свободны...
...Над независимым Азербайджаном свободно вставало вольное солнце...
Глава 10
Почерневший от переживаний банан хлюпко врезался в лицо Анпилова и бессильно опал, оставив на лице непримиримого вождя нечто жидко-осклизлое.
Анпилов хотел выругаться по-трудовому, по рабоче-крестьянски, но сдержался, потому что вокруг были дети. Собственно, один из этих детей и бросил банан к нему в клетку. Утирая натруженное за день лицо от остатков заморской дряни, Анпилов посмотрел на мальчонку. Так и есть - типичный представитель московско-лужковского зажравшегося буржуазного класса толстый мальчик с наглой улыбкой боя, хозяина жизни.
После компрадорских гонений и оппортунистических разоблачений в продажной прессе Анпилова нигде не брали на работу, предполагая, что на рабочем месте он может что-нибудь спиздить и унести к себе домой. Поэтому Анпилову пришлось устроиться в зоопарк обезьяной.
Анпилов теперь называл себя пролетарием шоу-бизнеса. Платили, конечно, не много, а рабочий день - ненормированный. Зато кормежка бесплатная и есть можно без ограничений. Наоборот, питание на глазах у посетителей сугубо поощрялось, поскольку зажравшимся московским детишкам очень нравилось, когда животные едят.
- А если я ужру больше пайки? - спросил Анпилов при устройстве на работу.
- Ничего страшного, - успокоила его пресс-секретарь зоопарка Наталья Истратова. - Еще дадим. Кормежка животных выделена в московском бюджете отдельной строкой. Жрите хоть до усеру. Кстати, туалет для работников зоопарка и зверей - бесплатный. Можете ходить в уголок клетки, там есть специальный сток. И по-маленькому, и по-большому, и покакать. В другом углу развлечения - старая автомобильная покрышка на канате.
...Так началась работа маленького Виктора в большом зоопарке. Хотя клетка Анпилова была не на самом виду, он пользовался определенным успехом. Мамы без конца подводили лопоухих и конопатых противных детишек к его клетке. И дети, шлепая омерзительными губами, читали по складам надпись на табличке: "Грязный московский коммунист (anpilus debilus skotina), ареал обитания - трущобы. Питается отбросами буржуазии. Верхи не могут, низы не хотят."
Анпилов, раскачиваясь от пролетарского гнева к эксплуататорам, ходил из угла в угол клетки, на виду у публики опорожнял кишечник в цементный водосток и, бия себя в грудь, периодически требовал самку. Он остро ненавидел этих сытых детишек, которые по-хозяйски свесив ножки сидели на папиных шеях, а сами ни гроша не заработали. И даже в красных девчачьих бантах Анпилову чудилась великая издевка над красным знаменем борющегося пролетариата. "Малолетние бляди! - думал Анпилов глядя на первоклассниц с огромными бантами. - Вырастут и уже через пару лет пойдут ублажать компрадоров, продающих трудовые сбережения акулам капитала." Совсем по-другому он относился к честным давалкам с рабочих окраин, которые бесплатно обслуживали физиологические потребности членов партии. Этих пожилых и не всегда трезвых женщин в синих халатах, со спущенными хлопчатобумажными чулками он называл работницами тела и искренне уважал за то, что они не продавали его (тело) предателям, прихвостням и двурушникам.
Но более всего Анпилова распирало от ярости благородной, вскипавшей как волна, когда в очередной раз перед клеткой возникала хрестоматийная кепка столичного мэра. Лужков всегда приходил в сопровождении каких-то продажных чиновников, наживших миллиарды на народном горе. Они неслышно переговаривались и смеялись, показывая пальцами на Анпилова. Анпилову было горько, потому что за спинами этих преступников он видел миллионы и миллионы обездоленных пролетариев, у которых отняли последнюю надежду на самое лучшее. И он ничего не мог с ними сделать, сидя в клетке, впрочем, как и будучи на воле. Правда, вскоре он нашел способ выказать им свое презрение и превосходство. И как ни странно, помогла ему в этом лужковская прихлебательница, принимавшая его на работу, - Истратова. Она, чтобы Анпилов не скучал и лучше вживался в образ, подарила ему книгу про обезьян. Там Анпилов и вычитал, что в обезьяньих стадах главный самец, показывая подчиненным самцам свое превосходство и одновременно угрожая, демонстрирует им эрегированный половой орган. То есть член. "Так вот почему при советской власти каждый первый секретарь обкома вербально демонстрировал всем подчиненным свои первичные половые признаки! Ведь мы же тоже приматы!" догадался Анпилов. С тех пор он так и делал.
Как только возле клетки возникала мэрская кепка, Анпилов, выпячивая вперед тазобедренную часть, демонстрировал мэру и его свите красный детородный орган. Чтобы демонстрация происходила по всем правилам науки о приматах, орган должен был быть непременно в угрожающем состоянии. Именно этого поначалу Анпилов добиться не мог. Его нижнее "я" никак не желало подчиняться властным командам верхнего "я". Анпилов попробовал во время демонстрации усиленно думать о половых актах приматов, надеясь, что это возбудит его. Срабатывало не всегда. Тогда Анпилов стал каждый раз представлять себе различные соблазнительные картинки - повешенного Чубайса, волну народного гнева, памятник Ленину. И дело наладилось. В дальнейшем представления соблазнительных картин уже не занимали много времени, поскольку у Анпилова уже выработался условный рефлекс на кепку мэра. Богатырь Анпилова занимал боевую позицию сразу, как только кепка начинала мелькать за кусточками.
Мэр поначалу не очень тревожно реагировал на выходки этой обезьяны в клетке. Но потом стал задавать вопросы. Работники зоопарка помявшись, объяснили, что обезьяна просто видит в Юрии Михайловиче соперника, что и вызывает подобное ее поведение.
- Соперника на пост мэра? - уточнил Юрий Михайлович. - Или на пост президента?
- Нет. Обезьяны вне политики. Видимо, этот самец видит в вас конкурента на самку, - высказал предположение кто-то из свиты.
Юрий Михайлович крякнул. "Нужно будет попросить Куликова провести негласную слежку за женой," - подумал он, а вслух демократично пошутил:
- А я-то думал макак протестует против возвращения России Севастополя.
Приближенные мягко рассмеялись шутке.
- Но вообще-то говоря, - посерьезнел мэр. - С этим нужно что-то делать. Дети же ходят. Не дай бог увидят, что у животных тоже есть секс. Пора наконец разобраться с засильем эротики на московских улицах. А то куда не глянешь - везде голые глянцевые бабы! Непорядок! Разве бабы бывают голые, я вас спрашиваю!
Лужков вопросительно обернулся к кому-то из свиты.
- Да ни в жизнь, - бодро ответил товарищ. - Я, например, ни разу в жизни голой бабы не видел. Надеюсь, что и вы тоже. Просто безобразие.
- Это верно, - поддержал мэра проходивший мимо солдат Говорухин и кивнул на грозно раскачивающийся багор Анпилова. - Наши предки как-то размножались безо всех этих штук, всей этой эротики, понимаешь, - и ничего! Вырастили нас, здоровых бугаев, которые бабы голой не видели. А то устроили, понимаете, р-р-разврат! Так жить нельзя.
- Вот он, голос народа, - одобрительно покивал мэр вслед уходящему строевым шагом полысевшему в баталиях солдату Говорухину. - Нужно запретить этот секс. Необходимо оберегать нравственность народа от народа, который, неразумный, покупает все эти пошлые журнальчики и развращается. Нужно охранять наше детство. А то, не дай бог, дети вырастут да начнут сами сексом заниматься! Что же это будет!..