Мертвее не бывает - Чарли Хьюстон

Оружие я храню в сейфе в задней стене моей гардеробной в «подземной» квартире. Кстати, еще я ее называю секретным штабом вампира. Не то чтобы в моем доме всегда было полно детей, от которых пришлось бы прятать оружие. Будь у меня дети, об оружии не могло быть и речи. Для детей нет ничего опаснее на свете, чем дом, полный вооружения и боеприпасов. Ничего опаснее, может, только, кроме самих родителей.

Нет же. Я держу свое оружие под замком, потому что, когда придут черные времена и я совсем потеряю голову, защита сейфа не даст мне попросту схватить ружье и отправиться на улицу подстреливать случайных прохожих, пока полиция, наконец, не выследит меня и не вышибет мозги. Не могу сказать, чтобы такое желание просыпалось во мне часто. Было такое однажды, когда неделю с лишним я сидел без крови. Тогда Вирус проделывал со мной злую штуку: все внутренности буквально горели, и я уже подумывал о том, чтобы вскрыть свои собственные вены и присосаться к ним.

Не подумайте, я не из тех фанатиков, что теряют голову от оружия. У меня всего два ствола: надежный миниатюрный револьвер и огромный автомат с вместительным магазином. Оба они достались мне от убитых мною парней. О ружьях и пистолетах я знаю достаточно, чтобы стрелять метко, держать их в исправности и заботиться о том, чтобы никогда и ни при каких условиях не проснуться под дулом одного из них. По правде сказать, ни револьвер, ни автомат никогда еще не видели солнечного света. Я не шучу. Я хочу сказать, что этот носитель даже в практике таких вампиров, как я, нечастый гость. Поэтому оружие мое спокойно лежит себе в сейфе, где ему самое место. Самое замечательное во всем этом то, что, когда убиваешь кого-то выстрелом из пистолета, никто никогда не станет допытываться до самого тела, изучать его, таскать на экспертизы. Так происходит в большинстве случаев. Совсем иное дело — когда приходится кого-нибудь убивать, разнося мозг или отрубая голову. Это слишком подозрительно.

Заряжаю оружие и кладу в карман боеприпасы. Уже взбираюсь по секретной лестнице в верхнюю квартиру, когда вспоминаю о запасах крови в холодильнике. Я уже выпил одну пинту вчера, когда разобрался с зомби, и еще одну сегодня, чтобы восстановиться от ожогов. Обычно я придерживаюсь нормы — одна пинта в несколько дней. Этого достаточно для хорошего самочувствия и сытости. Однако сейчас я отправляюсь на охоту, так что добавка мне не повредит. Еще пинта — и меня точно ждет успех.

Открываю холодильник. Осталось одиннадцать пинт. Вообще я никогда не позволяю себе истощить свои запасы до критического минимума. Для меня нижний край — десять пинт. Если я сейчас выпью еще одну пинту, то в следующие день-два мне придется найти способ пополнить запасы. В этот момент мне вспомнились трое зомби, с которыми мне с трудом удалось расправиться прошлой ночью. Эта девица чуть не выцарапала мне ножом глаза. Так что я, не колеблясь, взял последнюю допустимую пинту. Открыл ее и залпом жадно выпил прямо здесь, посреди комнаты. Какое незабываемое ощущение. Ощущение, которое хочешь испытать снова и снова. Ощущение того, как ты оживаешь.

У заброшенного здания школы на Девятой улице припаркована патрульная машина. Полицейские забаррикадировали вход во двор и запечатали двери желтой лентой. Место преступления они уже несколько раз тщательно изучили и проработали, но здание останется опечатанным до тех пор, пока шумиха вокруг произошедшего не уляжется и не успокоятся всякие недоумки, вздумавшие устраивать вечеринки в Комнате Смерти — так они прозвали класс, где были совершены убийства.

Ну, так и есть. Несколько таких придурков стоят сейчас на противоположной улице и пялятся во все глаза на здание школы. Некоторые даже снимают его на мобильные телефоны.

Ясно одно: если бы Коалиция не нашла подростка, сейчас это место кишело бы копами и особо ретивыми репортерами. И тогда — черта с два я бы что-то смог сделать.

Я решил обойти здание с Десятой улицы. Черный вход уже несколько лет как заколочен. Поэтому ни копов, ни просто зевак здесь быть не должно. Трое каких-то подростков шумно удаляются к западу. Жду, пока они скроются из виду, в три шага разбегаюсь и подпрыгиваю футов на шесть. Мне удается уцепиться за оконный карниз, и я карабкаюсь выше, до окна с разбитым стеклом.

Менее чем за минуту достигаю окна, но в него не влезаю: оно забрано специальной сеткой от воров и бомжей. Еще несколько минут — и я уже поспешно пробегаю по крыше школы. Две пинты крови сделали меня поистине непобедимым. Вот уже добегаю до двери, ведущей с крыши в здание, и изучаю замок. Это старый, поржавевший замок, который сломать — минутное дело. Однако я все-таки лезу в карман за инструментами. Не успеваю и глазом моргнуть, как замок поддается искусной работе моих рук: я слышу щелчок с каждым поворотом шпильки. Замок со скрежетом открывается, и я прохожу внутрь. Темно, хоть глаз выколи. Поэтому я оставляю дверь чуть приоткрытой, чтобы огни ночного Нью-Йорка освещали мне путь. Зуб даю, мои зрачки, наверное, расширились до размера десятицентовика. Конечно, это тебе не при солнечном свете разгуливать, но я как-нибудь справлюсь.

Темный затхлый воздух кажется мне материальным, почти осязаемым, имеющим форму. Стены сплошь разрисованы граффити. Слышно, как где-то впереди меня в суматохе носятся крысы, а затем вдруг неожиданно замирают, услышав, как что-то огромное и опасное надвигается на них. Все верно, я сейчас очень опасен, но в этот раз не для крыс. Кровь крыс для нас — что соленая морская вода для людей.

Чувствую небольшой сквозняк: дверь, что я оставил открытой, вытягивает душный воздух из здания школы. Я прохожу еще немного и натыкаюсь на лестничную клетку. Спускаюсь три пролета и оказываюсь на первом этаже, тщательно принюхиваясь к струящемуся мимо меня воздуху. Одновременно мне удается вспомнить некоторые детали помещения еще с прошлой ночи. Я явственно чувствую запах разложения тел зомби и запах мочи Али Синга, а также чью-то кровь и мозги убитого парня. В то же время я хорошо различаю свой собственный запах, запах смерти, смешанный с ароматом мыла «Айвори», которое я использую для душа. Но сильнее всего я чувствую запахи копа, работавшего здесь недавно: пот, кофе, краска для снятия отпечатков пальцев, а также ни с чем не сравнимый запах репортеров. Фоном для всех этих ароматов служит сырой сладковатый запах гниющего здания.

Быстро нахожу класс, где были совершены убийства. Дверь не заперли на замок, однако ее украшает вездесущая желтая лента — символ трагедий и несчастных случаев современности. Я ее решительно рву и открываю дверь.

Обычно в таких делах помощники полиции специальным моющим порошком стараются превратить место убийства в стерильный больничный покой, однако сейчас, думаю, копы решили ничего не трогать, пока Али Синг не признается в содеянном, иначе как же его можно будет убедить в этом? Поэтому сейчас все еще осталось на своих местах.