Настоящие мужики детей не бросают - Романов Владислав Иванович

— Не знаю, как оформлять! Я ее пацана в глаза не видел! — Климов поежился, потер ухо о жесткий воротник куртки, закурил. — Позвони! Ее зовут Нина Платоновна Асеева.

— Может, ты сам?

— Не могу. Если это ее сын, то получается, я отчасти виновен, обещал забрать и не забрал…

— Но маньяк же в пять вечера его прихватил, и ты тут ни при чем! — горячо возразил старлей.

— Кто будет разбираться: на час позже, на час раньше! — махнул рукой капитан. — Должен был взять и не взял, а пацану горло перерезали, вот вся истина. И как я ей скажу? Просидел на долбаной оперативке, а парня увели и…

Приехала «скорая» и судебный медэксперт. Они осмотрели тело.

— Известно, что за мальчик, откуда? — спросил врач.

— Предположительно Саша Смирнов, воспитанник детского сада номер четыреста пятьдесят семь, — заявил капитан. — Эти данные по заявлению воспитательницы Артюховой. Мы сейчас их уточняем, — он бросил сердитый взгляд на Кравца.

Тот отошел в сторону, вытащил мобильный, согревая руки, набрал номер Асеевой. После серии длинных гудков старлей отключил телефон.

— Почему-то никто не отвечает, — удивился он.

— А ты не понимаешь почему? — хмуро усмехнулся Климор. — Любая мать давно бы с ума сошла и отправилась на поиски сына. Вот и она где-то бегает. Скорее всего, Саша Смирнов, девяносто девять процентов из ста! — подойдя к врачам, объявил капитан. — Что же мне так не везет?! И зима, как назло, морозная!

Он выскочил хоть и в теплых, но полуботиночках, собирался же ехать к даме, на вечеринку, а угодил на жмурика. В подъезд же, где еще работали криминалисты, заходить ему не хотелось. И без того все ясно.

Вернулись оперативники и милиционеры, опрашивавшие жителей. Никто ничего не видел, за исключением тех, кто опознал преступника по фотороботу.

— Артюхова говорит, у него «Никон» был? — вдруг спросил Климов у Кравца.

Старлей кивнул.

— Но ведь это дорогая игрушка, с ней профессионалы только шастают. Он что, действительно фотограф?

— Судя по тем фотографиям, которые нам показывала Артюхова, он крепкий профи.

— Значит, надо искать фотографа с дурными наклонностями. Грязного педофила. Придется завтра прошерстить все фотоателье, фотосалоны, Дом фотографии, показать снимки этого виртуоза мастерам своего дела, они же должны по почерку знать каждого. Тогда можно предположить, что наш потрошитель долго скрывал свою профессию, но тут, увидев мальчишку, испытал жуткую похоть, не выдержал и раскрыл себя. Как такая версия?

Несмотря на шапку, теплую дубленку и сапоги, Кравец пританцовывал от холода, морщился от злого ветра, теребя время от времени мочки ушей, но в теплый подъезд из-за капитана тоже не уходил. Выслушав версию Климова, старлей состроил кислую гримасу.

— Что, не нравится?

— Ты понимаешь, когда она рассказывала, ну, воспитательница эта, как маньяк снимал ребят, как ерничал, веселился, что-то не очень это вяжется с серийным убийцей-психопатом, — заметил старший лейтенант. — На нем уже три трупа, а он под дурачка работает! До тебя это доходит?

— До меня бы сейчас стакан граненый дошел с заветной жидкостью! — отозвался Климов. — Все мозги выморозило, ни хрена не соображаю! Да, кинули нам подарочек под Новый год! Полковник этот еще со своими зубами, мать его так! Если я этого сукина сына найду, я до суда дело доводить не буду! Я башку этой скотине продырявлю! Представляю, как Нинка там с ума сходит! Баба совсем недавно этого мальца усыновила и была самой счастливой! Нет, я точно его пристрелю, попадись он мне только, этот сукин сын!

4

Она искренне хохотала взахлеб, наблюдая, как фотограф показывает подслеповатого, неуклюжего журавля-интеллигента, в меру грустного и рассеянного, который ест салат оливье, обнюхивая и пробуя отдельно каждый кусочек. Сашка задыхался от счастья и радости.

— Да вам надо было в актеры идти, у вас талант! — восхищенно приговаривала Нина, хлопая в ладоши.

— Да бросьте, какой из меня актер, — отмахивался Смирнов, — это так, чтобы потешить публику. Моя жена часто грустила: маленький город, никаких развлечений, даже театра, и вот зимними вечерами я наряжался в какой-нибудь костюм и пел романсы. У меня неплохой голос. Хотите, я спою?

Нина пожала плечами, взглянула на Сашу. Тот смотрел на отца завораживающим взором.

— Спойте!

— Сейчас! Айн момент! — Сан Саныч сделал серьезное лицо, преисполнился великой грусти, потом в его глазах блеснул слабый огонь, и он запел старинный романс «Когда еще я не пил слез из чаши бытия…».

У Смирнова действительно оказался нежный и приятный тенор. Он так легко выводил мелодию, глубоко сопереживая тому, о чем пел, что Нина с сыном заслушались.

— У вас и голос хороший! — удивилась Нина.

— Мерси, мерси! Это от матушки. Еще я умею фокусы показывать. Простые, но… Хотите?

И, не дожидаясь разрешения, он показал несколько простых фокусов: с платком, двумя веревочками и с тремя шариками. Саша смотрел на Смирнова, раскрыв рот.

— Это очень простые трюки, я их выучил по книжке, но тут все дело в отработке разных приемов, их надо довести до такого автоматизма и ловкости, чтобы зритель ничего не заподозрил, — кротко улыбнулся Сан Саныч и в довершение всего под радостный вопль сына вытащил из уха еще два шарика.

— Я нисколько не удивлюсь, если вы скажете, что умеете танцевать, играть на скрипке или гитаре, пролезать в игольное ушко и вышивать гладью, — рассмеялась Асеева.

Она уже с симпатией смотрела на этого невысокого остроносого человека, который в первые минуты никак ей не показался, а проще говоря, совсем не понравился. Теперь же Нина не могла оторвать от него восторженного взгляда.

— Не стоит переоценивать мои таланты, — засмущался Смирнов. — Всему виной скука маленького провинциального городка, когда после пяти вечера, особенно зимой, улицы пустеют, а пойти некуда, сидеть же дома перед телевизором надоедает, и ты вдруг начинаешь разучивать фокусы или всерьез по нотам выпевать старинный романс. А потом оказывается, что это кому-то интересно.

Сан Саныч вдруг оторвал от руки указательный палец и, сотворив гримасу ужаса, стал рассматривать свою ладонь без него. Все замерли, столь натурально это произошло, только без крови. Глаза маленького Саши наполнились слезами, так сильно он испугался, но фотограф, заметив мальчишеский испуг, тут же приставил палец на место и рассмеялся.

— Фокус-покус! — воскликнул он.

— Нет, вы и вправду артист! — восхитилась Нина Платоновна.

Смирнов вдруг подскочил и лихо отбил чечетку, а потом еще такую замысловатую дробь каблуками, что Саша даже выскочил из-за стола, чтобы посмотреть на его ноги. И фотограф повторил ее еще раз.

— Здорово! — восторженно воскликнул мальчик.

— Вот теперь, кажется, все, — улыбнулся Сан Саныч. — То есть талантов больше нема!

— А умение фотографировать?! — напомнила хозяйка.

— Так об этом я уже говорил. Новых талантов больше нет, хотя… — он задумался. — Нет, это не талант!

— А что, что?! — загорелся Саша.

— Я еще умею готовить. Гурьевская каша, к примеру, ни у кого такой вкусной не получается. Даже глава местной администрации лично приходил и просил сварить для него. Он с детства ее обожает, а у меня получалось лучше, чем у всех нижнекурьинских поваров.

— Почему, это тоже талант! — подтвердила Нина.

Сан Саныч почувствовал в ее голосе сдержанный холодок и тут же пошел на попятную.

— Нет, вы готовите превосходно! И салат ваш, а уж селедка с черносливом, я такой никогда не ел, честное слово! — Фотограф даже потянулся за блюдом, но Нина его оборвала:

— Перестаньте! Я сама знаю, что у меня ничего не получается! Вроде стараюсь и продукты хорошие, но каждый раз чего-то не хватает! То соли, то перца, то сахара. Иногда чувствую, чего-то не хватает, но чего — сама не знаю! Мой первый муж, художник, в еде был непривередлив. Мог поужинать вареной картошкой с солеными огурцами с превеликим удовольствием. Изредка, по воскресеньям, я пыталась что-то приготовить. Вытаскивала большую кулинарную книгу с картинками и пыталась вникнуть в смысл будущего колдовства. Но что пишут в книгах? Полкило того, двести граммов этого, щепоть по вкусу. Я все так и делала! Без отступлений. И запах поначалу возбуждал аппетит. Так вот когда он начинал есть мою стряпню, то постепенно приходил в уныние, и даже мое обнаженное тело не могло из него вывести. Так что я немного понимаю, что такое пища земная, — вздохнув, усмехнулась Нина.