Пеле. Исповедь влюбленного в жизнь - Пеле

Но женщины? Как я мог о них не думать? Как нелепо просить об этом мальчика, которому уже почти исполнилось шестнадцать! Я был молод, силен, здоров и считал себя дамским угодником. А гормоны… С тех пор, как я начал играть в Бауру, я разделил свободное время на беготню с мячом и беготню за девочками. У меня даже было несколько романов, детских влюбленностей, через которые все проходят. Была одна девочка, которая мне очень нравилась, но вскоре ее отец положил конец нашим отношениям – он однажды пришел в школу и отругал ее за то, что она со мной гуляла. «Чем ты занимаешься с этим negrinho?» – закричал он. Тогда я, пожалуй, впервые лично столкнулся с расизмом и был шокирован. Моя подруга была белой, но мне и в голову не приходило, что кому-то может не нравиться цвет ее или моей кожи. Когда отец девочки схватил ее за руку и уложил дочь поперек колена, я был так поражен, что не мог пошевелиться. Все наблюдали за происходящим и ничего не могли сделать. Потом я побежал домой и долго плакал. Больше она ни разу со мной не заговорила.

Но были и другие: Ивон, Неузинья, Самира – все они занимали особое место в моем юном сердце. Особенно Неузинья, сестра моего друга-японца, которой я годами восхищался еще до того, как мы начали встречаться. Я много ходил в кино, высматривая девушек, пришедших без парней. Не всегда все шло по плану, но было весело.

Зиньо, один из моих друзей, убедил меня пойти с ним в квартал публичных домов, чтобы получить первый сексуальный опыт. Мне было четырнадцать. Он рассказывал, как это замечательно, а я мог думать лишь о том, как бы не подхватить какое-нибудь венерическое заболевание, чего, к счастью, не произошло. Этот опыт принес мне больше беспокойств, чем удовольствия, но, по крайней мере, длилось это недолго.

Наверное, здесь мне стоит остановиться и объяснить, как люди себя вели в те годы, когда я был еще совсем мальчишкой. Отношения тогда ценились гораздо больше, чем сейчас, и огромную часть той информации, что сегодня привычно передается от старших к младшим, наши родители и не собирались нам передавать. Когда я говорю, что мой первый сексуальный опыт принес мне больше беспокойств, чем удовольствия, то это потому, что в те дни все, абсолютно все, считалось грехом. Нам не разрешалось ругаться в доме, мы обращались к родителям на «вы», мы никогда не видели отца в ванной, и, определенно, существовал целый ворох вопросов, которых мы просто не могли задать. Мы беспрекословно выполняли все, что говорили нам родители. Никаких обсуждений – делай, что говорят, и быстро!

Так что секс был окутан тайной. Ни дети, ни родители так и не решались о нем упоминать, а ведь было бы намного проще, если бы в семьях об этом говорили. Так как все остальное считалось грехом, мы должны были прилежно учиться, помогать по дому, читать; мы могли и поиграть, но секс? Ни в коем случае! Никто ничего не знал о гормонах, и мы не могли догадаться, что они означали; все, что мы знали, так это то, что один вид женщины заставлял наши маленькие глазки блестеть! Девочки – бедняжки – тоже это испытывали, но им приходилось себя особенно контролировать – ведь если девочка плохо себя вела, засматривалась на мальчиков, она тут же получала соответствующую репутацию. У них было это дополнительное бремя, но хоть мальчишки и были его лишены, даже нам не дозволялось ничего делать. Взрослые понимали, что мы перевозбуждены, и мы постоянно получали трепку из-за того, что у нас попросту бушевали гормоны. Так что нам приходилось ждать того дня, когда мы набирались храбрости и отправлялись в публичный дом.

Дома терпимости есть в каждом городе: и в маленьком, и в большом. Поход планировался как военный штурм или преступление – мы обсуждали его только на улице, чтобы никто нас не услышал… Там девицы легкого поведения предлагали свои услуги в обмен на незначительную сумму денег. А так называемые «семейные» женщины их ненавидели. Когда же мы проходили мимо района публичных домов, зачастую нам даже не дозволялось повернуть голову в их сторону и посмотреть на них – мы глядели под ноги и молчали.

Конечно, ничего хорошего в этом не было. Нам казалось, что мы делали что-то неправильное, нечто отвратительное и греховное. И отводили нас туда не родители, а друзья, братья или дяди. И, будто греха было недостаточно, существовал еще риск подцепить болезнь. Ужас! Как можно получить от этого удовольствие?

Вся эта тайна, которую люди создают вокруг такой вещи, как секс, – чепуха. И несмотря на то что мы живем на заре XXI века, для многих эта тема все еще является очень непростой. Но родители обязаны принять, что их детям придется иметь дело с сексом на определенных этапах жизни. Гормоны пробуждают чувства, а в сексе нет ничего греховного, если люди любят друг друга. Но даже сегодня те родители, которые не могут преподать своим отпрыскам основы сексуального воспитания, должны отправить детей на разговор с другом или психологом: по крайней мере, хоть с кем-то, кто может справиться с этим лучше их. Все, что требуется, – лишь капля здравого смысла и понимание того, что это естественно, и все мы являемся продуктами любви, выраженной посредством секса. Конечно, ничего этого я Валдемару не сказал – я просто кивнул и пообещал хорошо себя вести. Оставшаяся часть поездки была окутана волнением, а Валдемар давал мне совет за советом. Большинство из них влетели в одно ухо, а из другого вылетели.

Когда мы, наконец, приехали в Сантос, в первую очередь мы пошли посмотреть на море и прогуляться вдоль берега. Когда я ступил на пляж с отцом, я наклонился, чтобы потрогать песок руками, и попробовал воду. Учительница всегда говорила, что она была солоноватой – и она была права, хоть я и не верил ей. Таковы мальчишки. Мне нравилось, что Атлантический океан был таким большим. С детства я мечтал его увидеть. После этого впечатляющего зрелища мы отправились к «Вила Белмиро», домашнему стадиону футбольного клуба «Сантос». С этого момента я чувствовал себя так, будто меня подхватил сильный ветер и выбросил на зачарованную землю – прямо как Джуди Гарленд в фильме «Волшебник страны Оз».

Валдемар де Брито распорядился, чтобы наш багаж отнесли в тренировочный лагерь «Сантоса». Поскольку было воскресенье, то на стадионе проходил матч между «Сантосом» и «Комерсиал», и Валдемару удалось достать нам билеты. Я не мог оторвать глаз от происходящего на поле. Эти мужчины были звездами футбола, они играли в высшей лиге. Именно тогда я начал болеть за «Сантос» – и до сих пор я болею за этот клуб. До этого момента мне нравился «Коринтианс», хотя я никогда не видел эту команду в деле – я только слушал трансляции их матчей по радио, читал о них в газетах и собирал наклейки. У меня даже была настольная игра с «Коринтианс» – изображения игроков были нанесены на маленькие пуговички, которые следовало передвигать пальцами. Когда я был поменьше, я думал о том, каково это быть вратарем, и иногда, готовясь забить гол, я представлял, как вратарь «Коринтианс» пытается защитить ворота. Дети иногда так делают…

После игры мы пошли в раздевалку команды; все были довольны, поскольку «Сантос» победил и сохранил лидирующие позиции в лиге. Тренер, Луис Алонсо, известный как Лула, спросил, подмигнув: «Так ты знаменитый Пеле, да?» Я неловко ответил, что да, это я. И тут же я понял, что он мог подумать, что я и на самом деле считал себя знаменитым, что, конечно, было далеко от правды. Но Лула, вероятно, понял, что я очень смутился, поэтому он просто улыбнулся и сказал, что ждал меня, и сказал чувствовать себя как дома. Первым футболистом, с которым я познакомился, стал Васконселос – мне он понравился. Он был приятным человеком, притянувшим меня к себе за шею и сказавшим папе: «Мы позаботимся о мальчике!» Я снова был поражен; я видел чемпионов и знакомился с ними: с Жаиром, Зито, Пепе. Вскоре мне предстояло с ними играть. Валдемар де Брито сказал: «Теперь видишь, какая хорошая тут команда?».

Потом пришло время папе и Валдемару уезжать, возвращаться в Бауру и Сан-Паулу соответственно. Я ужасно боялся остаться в одиночестве, хотя футболисты и казались дружелюбными, и я обнаружил, что многие знали и уважали Дондиньо.

«Не волнуйся, – сказал папа. – Все будет хорошо». И, обняв меня в последний раз, ушел.

Первые ночи в Сантосе я провел в «Вила Белмиро». Под бетонными трибунами было несколько комнат, в которых жили большинство футболистов без семей. Хотя я был младше всех, товарищи делали все, чтобы я почувствовал, что мне были там рады. В комнате нас жило, думаю, человек восемь, на четырех двухъярусных кроватях. Обстановка была очень простой, но атмосфера царила приятная. Когда я недавно навещал «Сантос», я видел, что эти комнаты никуда не делись, в них по-прежнему живут юные игроки, и обстановка в них все такая же аскетическая. И тогда я подумал про себя: «Какой стыд! «Сантос» совсем не улучшил условия проживания футболистов».