Заблудшие дети Perestroiki. История первой любви - Алекс Май

Очень скоро вспотевшая, раскрасневшаяся Антонина выгнала нас из кабинета, предупредив напоследок, что «такие шутки до добра не доведут».

Из-за бестолковых разбирательств с директрисой опоздали на английский, который я полюбил в прошлом году, когда преподавать его стала молоденькая симпатичная учительница – Лариса Сергеевна. Она была, как сейчас говорят, – «продвинутой» и очень хорошо относилась ко мне и к Тане. Говорила, что мы – необычные. Мы даже в гости к ней как-то ходили – пили пиво с рыбой и болтали на разные темы. Побольше бы таких педагогов!

– Где были? – спросила Лариса Александровна.

(Можно просто – Лариса).

– У директора, – ответила Таня и виновато улыбнулась.

– «Даешь перестройку», – улыбнулась в ответ учительница и подняла два пальца вверх в знак непонятно чьей победы.

– Да. Все из-за перестройки этой. А вы были на концерте? – удивилась Таня.

– А ты как думала? Очень уж хотелось на учеников посмотреть. Знаете, мне понравилось…

Сели за парту. Одноклассники принялись переваривать диалог между Таней и Ларисой.

Через несколько лет Лариса удачно выйдет замуж. За моряка, само собой. Свадьбу будут гулять в шикарном ресторане с фонтанами. Директриса Антонина Сергеевна поедет по осени за грибами и исчезнет, пропадет. Среди учителей и учеников наибольшей популярностью будут пользоваться фантастические версии про летающие тарелки и похищение директрисы инопланетянами.

Антонина Сергеевна! Если вас действительно похитили инопланетяне и вы живы, ведь инопланетяне бывают разными, не только добрыми… короче, Антонина Сергеевна, если вы до сих пор бороздите просторы бескрайнего космоса, то прилетите и заберите меня отсюда!

Очень скоро на наши головы свалились обещанные Энди Уорхолом пятнадцать минут славы. Представляете?

Постарались телевизионщики – показали в молодежной передаче интервью и несколько секунд нашего выступления. Выяснилось – требуется так мало, чтобы нас стали узнавать на улицах, магазинах и в общественном транспорте. Слава быстро надоела, поэтому, чтобы не привлекать внимания, нацепил на нос солнцезащитные очки. Зимой! Не помогло… Внимания стали обращать еще больше, но уже как на придурка в черных очках во время полярной ночи.

Валерыч наблюдал за нами, укоризненно качал головой, требовал серьезных песен и постоянно твердил, что надо пользоваться моментом, а не «страдать фигней между походами в школу».

Песни действительно стали серьезнее…

Кусочек второй песни для нас с Таней, под грустный перебор… если под рукой есть гитара, можете наиграть, вот аккорды: Hm, А, Em, D:

Как скоты толпой прут на водопой,Так, забыв о главном, лезли вы ордой,Скоро сотня лет жизни праведной,Только где ни глянь – все неправильно.Было серое, стало – красное…Было красное – стало грязное.

Забыл дальше. Прости, Таня…

И кассетка наша с развеселой обложкой тоже затерялась и почти забылась… Помню, что назвали мы ее излишне скромно – «Одна песня! Зато какая!». После записи рок-н-ролла Валера грязно ругался, вынося из студии Дома пионеров Первомайского района кучу бутылок. Я прозвал его артиллеристом – он напоминал солдата, таскающего снаряды к орудию.

Учеба к тем временам наладилась окончательно. Нам, окрыленным любовью, все давалось легко, к тому же Таня тяготела к точным наукам, а я их ненавидел, обожая гуманитарные предметы – литературу, историю… Вместе мы были одним идеальным учеником. Я писал на двоих сочинения, а Таня помогала мне с «алгеброй и началами анализа».

12

Нам несказанно повезло – мы оказались в зимней сказке! С настоящим Санта-Клаусом.

(Тогда казалось, что он – чуть-чуть настоящий.)

Пришла пора рассказать, что три раза в неделю мы ездили на Танины репетиции в тот же ДК, где состоялся наш рок-н-ролльный дебют.

Таня занималась танцами с первого класса – сначала бальными, потом спортивными и современными. Танцы она любила всей душой. А я любил смотреть на Таню в танце. Волосы, скрученные на затылке в большой тугой узел, от чего шея казалось еще длиннее, осанка… Часто, а фактически всегда, мне хотелось броситься на нее прямо в зале. Руководила коллективом (Оля не ошиблась) Лорка – нервная тетка с не по возрасту хорошей фигурой. Валера с Олей тоже часто заходили на репетиции, болтали в паузах с Лоркой – они дружили.

Как-то раз в курилке Лорка мне заявила: «От тебя такие флюиды идут, ты сиди где-нибудь… Ну, хотя бы в кладовке, чтобы тебя совсем не было видно. Совсем-совсем! А то подтирать за девчонками придется. Понял?»

Если честно, ни фига я не понял… Подтирать-то зачем? У них что, недержание мочи от моего вида? Позже дошло. Ну и шутки у тебя, Лорка! Стерва! Все же пришлось залезть в кладовку, где хранились ворохи костюмов и бальные тапочки… Там головокружительно, до умопомрачения, пахло женским потом и духами. Боюсь, что царящий там аромат стимулировал выделение куда большего количества флюидов, чем когда я сидел в зале. Ну, Лорка, сама виновата… Твои проблемы. Загнала меня сюда, сижу как сыч. Сама и подтирай за своими девочками.

Приближался очень важный конкурсный концерт. Постепенно Лорка становилась все более и более взвинченной. Я всерьез опасался за ее психическое здоровье – она много, не щадя легких, курила, нервничала и вела себя очень странно. Что поделать – творческий человек. Но вроде все обошлось, тем более за пару дней до выступления Лорка, окончательно обессилев от постоянных эмоциональных перепадов, иссякла, превратившись в вялую и апатичную… Мне даже обидно за нее стало – амеба какая-то, а не властная Лорка.

В первый раз я присутствовал на таком мероприятии. Сразу бросилось в глаза неприятное изобилие жирных пожилых мужиков в зале. Это были, как я понял, самые настоящие извращенцы-маньяки. Представляете, один из них, сидевший недалеко от меня, притащил с собой морской бинокль! У меня дома был такой же… Мощная и тяжелая вещь.

В конкурсе участвовало много коллективов всех возрастов и танцевальных направлений. Минут через тридцать захотелось курить, но я боялся пропустить Танин номер. Ее выход объявили часа через три. Я вспотел.

Под популярную песенку Сабрины Таня, похожая на змею, в розовом, сверкающем звездочками купальнике с длинными рукавами, извиваясь, вышла на сцену, подняла руки, послала воздушный поцелуй. Черные колготки, короткие сапожки. Из-под большого кепи такого же, как и купальник, цвета – распущенные волосы! Я поднял, аплодируя изо всей силы, руки вверх и случайно наткнулся взглядом на мужика с биноклем. Нет, ну что ты будешь делать? Этот старый урод пялился через свой прибор с 12-кратным увеличением на мою Таню, ерзая при этом в кресле… Знаете, это уже слишком! Уж этого я никак не мог вынести. Встал, извиняясь перед зрителями и цепляясь за чьи-то коленки, подкрался в полумраке к мужику сзади, и хлопнул его ладонью по покрытой испариной лысине. Мужик схватился за голову и заорал.

Пользуясь относительной темнотой, я быстро пригнулся и почти незамеченным выбрался из зала.

Подошел к гримерке – закрыто. От извращенцев, наверное. Постучал. Дверь открыла воздушная, словно кусок свежеприготовленного суфле, девочка в шикарном белом бальном платье. В гримерке оказался целый выводок таких девочек. Уселся в уголке, прикрыв ладонями уши, чтобы не слышать перебивающих друг дружку, громко болтающих о чем-то своем, танцевальном девочек. В их окружении дождался Таню. Она была возбуждена. Чуть позже выяснилось, что ее коллектив занял первое место. Награда – поездка с концертом в Финляндию, в городок Рованиеми.

Валера пообещал уладить все вопросы с Лоркой. Я ему верил. Мы вместе поедем в Финляндию.

Ура? Ура!

13

– Что? Куда? В Финляндию? Не понимаю… Это еще зачем? – искренне удивилась Антонина Сергеевна, когда мы заглянули к ней, чтобы отпроситься на неделю. – Вы что? И там про Ленина будете петь?

– Да нет, что вы, как можно? Даже не думайте. Мы танцевать едем, а не петь. – Таня пыталась успокоить директрису, которая снова разволновалась, как девушка на первом свидании.

– В родной стране вам уже не танцуется? – ехидно поинтересовалась она.

– Нет. Мне кое-что танцевать мешает, особенно – с Таней. Из меня тут же стаями опасные флюиды вылетают, из-за них даже наводнение произойти может… Жуткое огромное цунами! – подражая интонации Антонины, съехидничал и я. И добавил:

– А Ленин, кстати, любил Финляндию.

– Что? Впрочем делайте, что хотите, у меня от вас голова кругом идет. Я вас не держу. У меня… У меня давление скачет. Скатертью дорога. На неделю, на две, на сколько вам будет угодно… Можете хоть в Африку ехать, – Антонина махнула рукой в сторону окна, – хоть в Австралию, – размашистый жест в сторону двери, – не держу! Столько лет в школе работаю, всяких видела, но вы – это что-то. В богему подались?