Появление Сесса - Дорин Тови

Сидя за огромным круглым столом, поглощая яичницу с беконом и тартинки с медом, мы беседо­вали о лошадях, о верховой езде и о путешествии по горам. А потом я задела ногой что-то звякнувшее, нагнулась поднять упавшую ложку или вилку и вдруг поняла, что звякнула шпора на сапоге моего соседа... Две внушительные серебряные шпоры с цепочками на форменных черных сапогах. И я с восторгом по­думала, что вернулась на мой любимый Дальний За­пад. Тут даже в городах было рукой подать до диких просторов.

И в первую очередь в Эдмонтоне, где из окон нашего номера за высокими белыми зданиями и ши­рокими улицами мы могли увидеть ждущую нас пре­рию. Рыжеватая с голубым отливом дымка в отдале­нии, простирающаяся насколько хватает глаз. Еще пять дней — и мы отправимся в путь. А тем временем мы извлекали массу удовольствия из нашей Клон­дайкской недели.

И извлекали мы его вовсю. Обычно мы ведем тихую деревенскую жизнь. Городские развлечения не в нашем вкусе. Но эти! Ночные клубы, приемы, ве­ликолепный завтрак, который устроил Торонто и Доминьон-банк... все это пронизывал стиль кантри, абсолютно неотразимый. Точно нескончаемый Праз­дник Урожая. И еще оттенок старомодной элегант­ности. Эти костюмы воздействовали на тех, кто их носил. Женщины двигались грациозно, мужчины проникались учтивостью — открывали двери перед дамами, изящным жестом приподнимали цилиндры, пропускали дам вперед. Вот почему Чарльз, всегда крайне учтивый, внес свою лепту в историю «Шато-Лаком».

Чарльз всегда пропускал женщин перед собой в двери и через турникеты. Сколько раз я проходила через театральное фойе или через барьер в таможне в полной уверенности, что Чарльз следует прямо за мной... и тут билетер или таможенник протягивает руку, я оборачиваюсь, чтобы кивнуть на мужа, у ко­торого наши билеты — или наши паспорта,— а между ним и мной семь-восемь женщин, и он вежливо про­пускает вперед еще одну.

Ну и естественно, в костюме тех времен Чарльз стал еще любезнее. Например, всегда входил в лифт последним, хотя обычно это большого значения не имело, так как наша компания заполняла весь лифт, а выходили мы на одном этаже.

Однако в этот раз среди нас затесалась еще пара. В клондайкских костюмах, разумеется, так что никто их даже не заметил. На нашем этаже мы все вышли и направились к своим номерам. У нас было ровно десять минут, чтобы привести себя в порядок и снова встретиться для нового похода в вестибюле отеля.

То есть разошлись все остальные, а я ждала, что­бы Чарльз вышел из лифта, где он вежливым жестом пропускал вперед оставшуюся пару, и тут женщина в аквамариновом платье с турнюром шагнула вперед, кончиком солнечного зонтика нажала на кнопку, двери лифта сомкнулись, и Чарльз унесся вверх.

Затем, как выяснилось позже, Чарльз объяснил, что он хотел выйти на том этаже, и женщина, думая остановить лифт, скользнула пальцем по всем кноп­кам сверху вниз, прежде чем Чарльз или ее муж ус­пели ее остановить. Эффект был потрясающим. Пара вышла через два этажа, а Чарльз, оставшись в гордом одиночестве, продолжал ехать вверх с остановками на всех этажах вплоть до двадцать четвертого, где находился вращающийся ресторан, а затем лифт по­шел вниз, опять-таки останавливаясь на каждом эта­же, открывая и закрывая двери.

По пути вверх Чарльз увидел в открывшихся две­рях мужчину в лиловом сюртуке, который ждал лиф­та вниз и, по словам Чарльза, очень удивился, когда двери вновь открылись на его площадке и он опять узрел Чарльза, теперь на пути вниз. Однако он уди­вился еще больше, когда, хотя он нажал кнопку ве­стибюля, а Чарльз был в кабине один, лифт продол­жал автоматически останавливаться, открывать и закрывать двери на каждом этаже, хотя все площадки оказывались пустыми. Но женщина в аквамариновом платье преуспела в своем благом порыве.

К несчастью, Чарльз так увлекся, объясняя все это, что не заметил, как лифт остановился на двенад­цатом этаже. И поехал дальше. Меня на площадке не было, потому что я искала горничную с ключом от нашего номера... Десять минут нашей передышки почти истекли, и пора было спускаться в вестибюль. А Чарльз тем временем спустился этаж за этажом в вестибюль, где собралась целая толпа, завороженно наблюдая по световым сигналам за фантастическим движением лифта. Он обезоруживающе улыбнулся им и начал подниматься. Когда он наконец все-таки добрался до двенадцатого этажа, на площадке уже ждала вся наша компания, чтобы спуститься в вести­бюль.

С полной невозмутимостью Чарльз учтиво посто­ронился, пропуская их в кабину.

— Ну, нет! — возопила я, вцепляясь в него, чтобы все не повторилось снова.

И в тот же вечер, после обеда в «Старой фабрике спагетти», куда из-за катания на лифте мы успели еле-еле, у нас произошла самая-самая первая встреча с гризли. И не в глуши Скалистых гор, как мы рас­считывали, а в заповеднике в пятнадцати милях от Эдмонтона. И если это покажется пресным, значит, в отличие от меня, вы не кормили из детской буты­лочки взрослого гризли. Одного из самых крупных гризли в неволе, весящего в шесть раз больше како­го-нибудь могучего атлета.

Идея принадлежала управляющему Эдмонтонско-го бюро путешествий, с которым мы обсуждали наши планы. В Джасперовском национальном парке есть волки, сообщил он нам. Однако будет редкой удачей, если мы сумеем увидеть их летом. В горах вокруг Уотертона водятся гризли... Ну, да это мы и сами знали. Но, сказал управляющий, если мы посетим Бесклеточный зоопарк Альберты, то сможем посове­товаться со специалистами. Они могут рассказать нам о гризли очень много. У них там есть три взрос­лых гризли, и канадские рыси, и пумы, и олени, и бизоны.

Чистейшая правда! И наблюдать животных в их естественной среде обитания — удовольствие ни с чем не сравнимое. Я не люблю зоопарки, но этот — совсем другое дело. Вольеры такие огромные, что, как правило, ограждений просто не видно. И неко­торые животные полностью вымерли бы, если бы не такие заповедники, где делают все для их сохране­ния. Особенное впечатление на нас произвели лес­ные волки, которые в полной безопасности от яда и пуль бродили, сторонясь людей, как заложено в их натуре, по принадлежащему им лесистому склону холма. И я никогда не забуду, как меня изучали ум­ные глаза великана-гризли, чья морда находилась в каком-нибудь футе от моего лица.

Он был одним из трех осиротевших медвежат, ко­торых за одиннадцать лет до этого нашли в горах Суон-Хиллс к северо-западу от Эдмонтона. В этих краях давно бытуют истории об особенно крупных гризли, которые считаются потомками давно вымер­ших гризли прерий. Самый большой гризли, из опи­санных в Канаде, был застрелен в Суон-Хиллс про­водником, и высота его, когда он встал на задние лапы перед человеком (именно эта поза придана его чучелу), превышала десять футов.