Поэзия Серебряного века (Сборник) - Рюрик Рок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зинаида Гиппиус
(1869–1945)Зинаида Николаевна Гиппиус, жена и ближайший единомышленник Д. С. Мережковского, считала литературно-общественную деятельность наиболее важной для себя. В историю литературы она вошла не только как поэтесса, но и как блестящий критик и яркий публицист (под псевдонимом Антон Крайний). Гиппиус стояла у истоков русского символизма и стала одним из его лидеров. Вместе с Мережковским и Минским она принадлежала к религиозному крылу этого направления: они связывали обновление искусства с богоискательскими задачами.
Ее стихи отличались не только новыми для русской поэзии мотивами, но и зрелым мастерством, стилистической и ритмической изысканностью при внешней скромности и отсутствии эффектов. Поэтесса обладала исключительным умением писать афористически, замыкать свою мысль в краткие, выразительные, легко запоминающиеся формы.
После революции Гиппиус вместе с мужем эмигрировала из России, не приняв советской власти.
Любовь – однаЕдиный раз вскипает пенойИ рассыпается волна.Не может сердце жить изменой,Измены нет: любовь – одна.Мы негодуем, иль играем,Иль лжем – но в сердце тишина.Мы никогда не изменяем:Душа одна – любовь одна.
Однообразно и пустынно,Однообразием сильна,Проходит жизнь… И в жизни длиннойЛюбовь одна, всегда одна.
Лишь в неизменном – бесконечность,Лишь в постоянном – глубина.И дальше путь, и ближе вечность,И всё ясней: любовь одна.
Любви мы платим нашей кровью,Но верная душа – верна,И любим мы одной любовью…Любовь одна, как смерть одна.
1896 ЭлектричествоДве нити вместе свиты,Концы обнажены.То “да” и “нет” – не слиты,Не слиты – сплетены.Их темное сплетеньеИ тесно, и мертво.Но ждет их воскресенье,И ждут они его.Концов концы коснутся —Другие “да” и “нет”,И “да” и “нет” проснутся,Сплетенные сольются,И смерть их будет – Свет.
1901 ПаукиЯ в тесной келье – в этом мире.И келья тесная низка.А в четырех углах – четыреНеутомимых паука.
Они ловки, жирны и грязны.И всё плетут, плетут, плетут…И страшен их однообразныйНепрерывающийся труд.
Они четыре паутиныВ одну, огромную, сплели.Гляжу – шевелятся их спиныВ зловонно-сумрачной пыли.
Мои глаза – под паутиной.Она сера, мягка, липка.И рады радостью зверинойЧетыре толстых паука.
1903 ОнаВ своей бессовестной и жалкой низости,Она, как пыль, сера, как прах земной.И умираю я от этой близости,От неразрывности ее со мной.
Она шершавая, она колючая,Она холодная, она змея.Меня изранила противно-жгучаяЕе коленчатая чешуя.
О, если б острое почуял жало я!Неповоротлива, тупа, тиха.Такая тяжкая, такая вялая,И нет к ней доступа – она глуха.
Своими кольцами она, упорная,Ко мне ласкается, меня душа.И эта мертвая, и эта черная,И эта страшная – моя душа!
1905 ПетербургСергею Платоновичу Каблукову [38]
Люблю тебя, Петра творенье…
Твой остов прям, твой облик жёсток,Шершавопыльный – сер гранит,И каждый зыбкий перекрестокТупым предательством дрожит.
Твое холодное кипеньеСтрашней бездвижности пустынь.Твое дыханье – смерть и тленье,А воды – горькая полынь.
Как уголь, дни, – а ночи белы,Из скверов тянет трупной мглой.И свод небесный, остеклелыйПронзен заречною иглой.
Бывает: водный ход обратен,Вздыбясь, идет река назад…Река не смоет рыжих пятенС береговых своих громад,
Те пятна, ржавые, вскипели,Их ни забыть, – ни затоптать…Горит, горит на темном телеНеугасимая печать!
Как прежде, вьется змей твой медный,Над змеем стынет медный конь…И не сожрет тебя победныйВсеочищающий огонь, —
Нет! Ты утонешь в тине черной,Проклятый город, Божий враг,И червь болотный, червь упорныйИзъест твой каменный костяк.
1909 Берегись…Не разлучайся, пока ты жив,Ни ради горя, ни для игры.Любовь не стерпит, не отомстив,Любовь отнимет свои дары.
Не разлучайся, пока живешь,Храни ревниво заветный круг.В разлуке вольной таится ложь.Любовь не терпит земных разлук,
Печально гасит свои огни,Под паутиной пустые дни.А в паутине – сидит паук.Живые, бойтесь земных разлук!
Январь 1913 Тогда и опятьПросили мы, чтоб помолчалиПоэты о войне;Чтоб пережить хоть первые печалиМогли мы в тишине.
Куда тебе! Набросились зверями:Война! Войне! Войны!И крик, и клич, и хлопанье дверями…Не стало тишины.
А после, вдруг, – таков у них обычай, —Военный жар исчез.Изнемогли они от всяких кличей,От собственных словес.
И, юное безвременно состарив,Текут, бегут назад,Чтобы запеть, в тумане прежних марев, —На прежний лад.
1915 ВесельеБлевотина войны – октябрьское веселье!От этого зловонного винаКак было омерзительно твое похмелье,О бедная, о грешная страна!
Какому дьяволу, какому псу в угоду,Каким кошмарным обуянный сном,Народ, безумствуя, убил свою свободу,И даже не убил – засек кнутом?
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой,Смеются пушки, разевая рты…И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,Народ, не уважающий святынь!
29 октября 1917 СейчасКак скользки улицы отвратные,Какая стыдь!Как в эти дни невероятныеПозорно – жить!
Лежим, заплеваны и связаны,По всем углам.Плевки матросские размазаныУ нас по лбам.
Столпы, радетели, водителиДавно в бегах.И только вьются согласителиВ своих Це-ках.
Мы стали псами подзаборными,Не уползти!Уж разобрал руками чернымиВикжель[39] – пути…
9 ноября 1917 14 декабря 1917 годаД.С. Мережковскому
Простят ли чистые герои?Мы их завет не сберегли.Мы потеряли всё святое:И стыд души, и честь земли.
Мы были с ними, были вместе,Когда надвинулась гроза.Пришла Невеста[40]… И НевестеСолдатский штык проткнул глаза.
Мы утопили, с визгом споря,Ее в чану Дворца, на дне,В незабываемом позореИ в наворованном вине.
Ночная стая свищет, рыщет,Лед по Неве кровав и пьян…О, петля Николая чище,Чем пальцы серых обезьян!
Рылеев, Трубецкой, Голицын!Вы далеко, в стране иной…Как вспыхнули бы ваши лицаПеред оплеванной Невой!
И вот из рва, из терпкой муки,Где по дну вьется рабий дым,Дрожа, протягиваем рукиМы к вашим саванам святым.
К одежде смертной прикоснуться,Уста сухие приложить,Чтоб умереть – или проснуться,Но так не жить! Но так не жить!
Осенью (Сгон на революцию)На баррикады! На баррикады!Сгоняй из дальних, из ближних мест…Замкни облавой, сгруди, как стадо,Кто удирает – тому арест.Строжайший отдан приказ народу,Такой, чтоб пикнуть никто не смел.Все за лопаты! Все за свободу!А кто упрется – тому расстрел.И все: старуха, дитя, рабочий —Чтоб пели Интер-национал.Чтоб пели, роя, а кто не хочетИ роет молча – того в канал!Нет революций краснее нашей:На фронт – иль к стенке, одно из двух.…Поддай им сзаду! Клади им взашей,Вгоняй поленом мятежный дух!
На баррикады! На баррикады!Вперед за “Правду”, за вольный труд!Колом, веревкой, в штыки, в приклады…Не понимают? Небось поймут!
25 октября 1919 Ночь…Не рассветает, не рассветает…На брюхе плоском она ползет.И все длиннеет, все распухает…Не рассветает! Не рассветет.
Декабрь 1919 1917Глядим, глядим всё в ту же сторонуНа мшистый дол, на топкий лес,Вослед прокаркавшему ворону,На край белеющих небес.
Давно ли ты, громада косная,В освобождающей войне,О Русь, как туча громоносная,Восстала в вихре и огне.
И вот опять, опять закована,И безглагольна, и пуста…Какой ты чарой зачарована?Каким проклятьем проклята?
Но, во грехе тобой зачатые,Хотим с тобою умирать.Мы, дети, матерью проклятыеИ проклинающие мать.
1920 Варшава МераВсегда чего-нибудь нет, —Чего-нибудь слишком много…На всё как бы есть ответ —Но без последнего слога.
Свершится ли что – не так,Некстати, непрочно, зыбко…И каждый не верен знак,В решеньи каждом – ошибка.
Змеится луна в воде, —Но лжет, золотясь, дорога…Ущерб, перехлест везде.А мера – только у Бога.
1924Валерий Брюсов