Про Лису (Сборник) (СИ) - Светлая Марина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это чувство добавило ей уверенности, когда она стучала в дверь номера небольшой гостиницы, в которой остановился Изумруд. И это же чувство было полностью оправданным — во взгляде бывшего любовника отразилось откровенное восхищение.
— Наконец-то! — было первым, что он сказал.
— Да-да, я опоздала, — отозвалась она, подставляя щеку для поцелуя.
Он быстро коснулся губами теплой кожи лица и отстранился. Еще несколько мгновений рассматривал ее, а потом изрек:
— Хорошеешь. Когда только остановишься?
— Стоит ли? — удивилась Лиса.
— Если ты хочешь, чтобы шлейф твоих поклонников разросся от горизонта до горизонта, то, конечно, не стоит. Будем здесь или пойдем куда-нибудь?
— Давай прогуляемся. Потом можно где-нибудь пообедать. Здесь попадаются очень милые места, — она помолчала и задумчиво добавила. — А мне казалось, тебя не особенно смущало количество моих поклонников.
— Ты певица. Это нормально.
Он подмигнул ей и, взяв с тумбочки ключ от номера, вышел из комнаты.
Изумруд был старше Лисы почти на пятнадцать лет, но теперь, как и тогда, выглядел моложе своего возраста. Он был худ. Легкая седина не бросалась в глаза — пепельный оттенок его волос скрадывал серебро. Лицо никогда не было красивым. Среди мелких черт выделялся рот. Большой, мясистый, энергичный. Он был предметом шуток самого Изумруда — он утверждал, что когда смеется, то уголки его губ почти касаются ушей. Но этот самый рот он носил с королевским достоинством. Впрочем, в его жилах текло немного монаршей крови.
Он подставил ей локоть, улыбнулся и тут же сообщил:
— Я вчера ужинал в чудном ресторанчике у реки. И на набережной хорошо.
— А ты уже успел освоиться, — она взяла его под руку и на мгновение почувствовала себя королевой, отправляющейся на прогулку. — Я думала ты проездом…
— Если помнишь, я всегда быстро осваиваюсь. Это не всегда играет мне на руку. Но позволяет выглядеть уверенным.
— Я помню, что у тебя всегда есть основания для уверенности.
Они неспешно шли к набережной Шатобриан по городу, который жужжал ульем. Ни минуты не умирая, он возрождался. Теперь, спустя год после окончания войны, оставалось смотреть, как в домах появляются люди. Как вокруг шумят и суетятся строители. И витрины. Были витрины. Снова были витрины, не оклеенные, как прежде, замысловатыми узорами, будто назло, будто доказывая, что жизнь продолжается. Теперь они были чистыми. И жизнь действительно продолжалась. Южные районы, сметенные в бомбежках, начинали расти заново. Все возвращалось. Даже то, что навеки казалось утраченным.
Вопреки ожиданиям Лисы душно не было. Ветер от воды касался их лиц и одежды, чуть трепля ее. Но дождя, похоже, уже не надуло бы. Дожди тоже закончились.
— Тебе здесь нравится? — негромко спросил Изумруд, когда они остановились у края реки Вилен.
Лиса долго смотрела на воду, неспешно плескавшуюся в своих бетонных одеждах, потом подняла глаза на спутника.
— Нравится. И не вздумай смеяться! — деланно возмутилась она.
— К чему смеяться, если не с чего? — удивился Изумруд. — Здесь все другое. Париж сейчас тоже другой. Не буду лукавить, иногда я скучаю по нашему с тобой Парижу.
Лиса не отводила от него своего взгляда. Медленно рассматривала его лицо, светлые ясные глаза, высокий лоб. Чужой человек. Он знал о ней многое и в то же время не знал ничего.
— А я не вспоминаю… Война почти все перечеркнула. Потом я научилась жить только настоящим. А недавно… — она заставила его снова неспешно двинуться вдоль реки. — Теперь я знаю, что будет дальше.
— На тебя не похоже. Ты собиралась за меня замуж, а потом вернула кольцо. Ты должна была стать большой певицей, но бросила все на полпути. Ты ехала в Брест и осела здесь. Наверное, за это я тебя и люблю — никогда не представляешь, что ты еще натворишь. Мне казалось, ты сама не представляешь.
— Все это лишь потому, что есть он, — голос ее стал нежным. — Кроме того, что я бросила пение. Но рано или поздно я бы все равно ушла со сцены. Так даже лучше.
— Ты ли это? — Изумруд негромко смеялся, но на нее не смотрел. Смотрел прямо перед собой. Какой-то мальчишка бежал по улице с самодельным воздушным змеем. Змей упорно не желал взлететь, но мальчик был упрям. Тоже подтверждение жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Ты мне не веришь, — кокетливо проговорила Лиса и тоже взглянула на мальчишку.
— Я просто помню тебя, — он чуть сжал ее ладонь на своем локте свободной рукой.
— Спасибо тебе, — она быстро прижалась губами к его щеке.
Он дернулся и преступил запретное — повернул лицо так, что поцелуй ее скользнул совсем близко от его рта.
— Семь лет, оказывается, мало, — отчеканил Изумруд.
Лиса вздохнула.
— Семь лет — это бесконечно много потерянного времени.
— Не мы виноваты в том, что теряем время.
— Разве?
— А разве нет? Иногда время из нас вырывают. И ничего не остается. Помнишь, как ты вернула мне кольцо? Я тогда винил его. Сейчас понимаю, что это вы теряли время из-за меня.
— Нет, — она отрицательно мотнула головой, и локоны ее волос колыхнулись на плечах. — В этом виноваты лишь мы сами. И перед тобой я виновата. Мне не стоило позволять, чтобы все зашло так далеко.
— Нам было чертовски весело, — засмеялся Изумруд. — Не думай об этом. Моя последняя вспышка молодости пришлась на твой период. Теперь я умею только ворчать и вспоминать. Лучше скажи, чем ты теперь занята — с твоей-то энергией.
— Не смей утверждать, что ты старый, — совершенно серьезно возразила Лиса. — Ты всегда удивительно умел не ворчать, даже когда были причины. Впрочем, теперь ты бы точно ворчал: я совершенно ничем не занята. И нахожу в том удовольствие — просто быть вместе с ним.
— Было бы честнее сказать, что я страшно ему завидую, — его крупный рот изогнулся в усмешке, искажая черты, как если бы нарисовать картину на куске резины, а после начать ее растягивать. — Но я не скажу. Он болван.
— В тебе говорит ревность, — фыркнула Лиса и обиженно протянула: — Он ничуть не болван.
— Ну, если я для тебя не старый, то и он для тебя не болван. Всех нас ты видишь в каком-то своем, особенном свете.
— Наверное, я заслужила… чтобы вот так…
Она снова стала смотреть на воду и деловитых уток. Те увлеченно показывали желтым пушистым комочкам, как надо плавать, увлекая их по мосткам за собой в реку.
— Прости, буду занудой. Мы всегда заслуживаем того, что имеем. И мы исходим из того, что имеем. Что сейчас есть у тебя, дорогая?
— Он.
— И этого тебе довольно, чтобы быть счастливой, — он не спрашивал, а утверждал.
— Очень счастливой, — уточнила Лиса.
— Счастливее, чем в нашем Париже?
— Это другое. Сейчас все по-другому… С ним всегда все по-другому. Почему ты назвал его болваном? — неожиданно спросила она.
— Он позволял тебе слишком много, когда в действительности ты принадлежала ему.
— Ты тоже позволял мне многое.
— Я знал, что ты не моя. Просто со мной.
— Какая чепуха, — усмехнулась Лиса. — Конечно же, он знает обо мне все.
Ей легко оказалось произнести это вслух. Но пока они продолжали гулять по набережной, и после в ресторане, куда Изумруд привел ее обедать, убежденность Лисы ослабевала. Знает ли Пианист о том, что она счастлива рядом с ним? Что может жить без чего угодно, но только не без него. Что ехала в Брест от парижских улиц и кафе, где ей каждый день мерещился он. Что по ночам она часто слышит его беззвучный сердитый голос в шталаге.
Она кивала рассказам Изумруда, отвечала на его вопросы, спрашивала сама. А когда принесли кофе, вдруг поняла, что не сказала Пианисту даже самого важного. И этого он не может знать. Сейчас еще не может.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Лиса с трудом проглотила горячий горький напиток и спросила:
— Как долго ты пробудешь в Ренне?
— Уже устала от меня? — усмехнулся Изумруд.
— Нет, но сегодня мне пора.
Улыбка стерлась с его лица. Он внимательно смотрел куда-то мимо нее, будто бы задавался невысказанными вопросами, что мучили его многие годы. А потом ответил: