Графоманка - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Лериной нервной системе вспыхнули беспорядки. Ей, вдруг, стало жарко и одновременно затрясло, как на морозе.
- Ты с кем-то консультировался или сам к такому гениальному выводу пришёл?
- Более того, я убеждён, что ты его очень хочешь… - он проигнорировал шпильку, наклонился ещё ближе и Леру оглушило волной запаха, от которого она полчаса самозабвенно избавлялась в душе. Перед глазами как, вкопанные, встали образы обнаженного Графа.
- А ты мне его предложить хочешь? - ляпнула она и прикрыла губы рукой. Поздно.
Сколько раз Лере за все ее двадцать восемь лет говорили: Лера, прежде чем говорить - думай! Следи за языком, Ле-ра!
Но, как это часто бывало, то есть, почти всегда, то есть - постоянно, ее воробей сначала вылетал, и только потом она начинала его безуспешно ловить.
Граф резко отсоединился от стола. Лера уже драпала назад, пока не уперлась в какой-то Арт-объект в углу кабинета. Кажется снесла даже что-то, прежде чем стена остановила ее дальнейшее отступление. Стояла и смотрела, как барин, не спеша, вразвалочку, поплыл по ковру прямиком на неё.
Голову задрал, шею вперёд, павлин недоделанный. Крылья распустил, плывёт.
«А стиль-то, стиль! Это ж откуда к нам в Сибирь такого красивого, горячего дяденьку-то занесло? Рубашка - вырви глаз: там и розы, и огурцы, и птицы. Ну просто не мужик, а... пугало садово-огородное! Граф, бл*ть. И вот этот попугай держит в страхе целый город? Полное отсутствие вкуса при желании произвести впечатление. Хахаха».
Лера хорохорилась. Она ещё со времён сложных отношений с соседским кобелем - тёзкой её визави, научилась мысленно наряжать неприятных или вызывающих негативные эмоции существ в рюши и слюнявчики.
На самом деле, рубашка на Графе была, судя по материалу, очень дорогой. А принт… ну, он как раз, немного сглаживал то впечатление, какое произвёл Граф на Леру, будучи совсем голым. Лучше уж рубашка, все таки, какой бы она ни была.
Взгляд глубоко посаженных стального цвета глаз подавлял, заставлял сильнее вжиматься в стену. Он ее смущал, пугал и странно раздражал. Лера не могла больше смотреть. Опустила ресницы, выбрав совсем не тот объект внимания. В аккуратном обрамлении отросшей щетины, которой седина придавала благородный соболиный окрас, ухмылялись губы. Мужские такие губы. Ну, короче. Лера не могла подобрать нужное слово... жёсткими их было не назвать, пухлыми тоже. Губы, как губы. Мужские, одним словом.
Лера подняла взгляд и встретилась с его стальным огнём, полыхавшим из-под широких бровей. Мороз прошёл по коже и собрался узлом где-то ниже пупка.
- Мне нравится твоё внезапное жизнелюбие, - произнес Граф полушёпотом рядом с ее щекой и Леру парализовало, как укушенную скорпионом. - Вчера ты, помнится, просила казни, а сегодня крылышками бяк-бяк. И на рот мой пялишься…
- Оцениваю! - опять вырвалось у Леры между нервными спазмами в горле. - Ты же мне на свою кандидатуру намекаешь, так?
Графская физиономия несколько утратила налёт аристократического самодовольства и напрягаясь в поисках нужной реплики. Брови сошлись, губы сжались в полоску. Грудь норовила выйти за границы до предела натянутой ткани рубашки. Леру обдало очередной волной запаха и она перестала дышать.
- Я не намекаю. Я прямо говорю. Лерра. Мне очень понравилось то, что скрывается под этими несимпатичными тряпками. И я это хочу. - Граф провёл носом по Лериной шее вглубь в сторону мочки, поддел ее и лизнул горячим, мокрым языком во впадинке под ухом. Леру затрясло. От отвращения. Кажется…
Деревянными конечностями она попыталась оттолкнуть от себя барский стан, но это было все равно, что пытаться сдвинуть спичками танк с направленным на неё дулом.
- С юности люблю брать то, что так призывно торчит из чужого кармана, - выдохнуло сиятельство жаром в ее ухо. - Но статус. Приходится искать эрзацы, сублимировать. И о-очень у меня большое желание дать возможность твоему дерзкому рту доставить мне удовольствие.
Граф сократил расстояние между ними в ноль и вжался в Леру всем своим железным корпусом. Лера зажмурилась. И гадать не надо было, что намерен дальше делать этот хам, поэтому, идя на опережение, она с силой поджала губы. И в следующее мгновение почувствовала, как грубые пальцы впиваются в ее щёки, вдавливая их в челюсти. Губы разжались сами собой.
- Шлушай, ты же деловой человек, - зашипелявила ими Лера, лишь бы не давать ему к ним прикоснуться. - Давай, как деловые люди поговорим. Я могу жаплатить жа швою швободу. Миллион. Мне фолько фелефон мой нужен…
- Нет никакого миллиона. Дурочка, ты отыграла бесплатно. - Граф, казалось наслаждался ее смятением, глаза его выражали интерес помноженный на похоть и нетерпение получить желаемое. - Я же сказал, тебя использовали. И непременно уберут, когда ты останешься без присмотра. Подкупом и устранением журналистов у нас в стране всегда занималась одна определенная структура. От той структуры ты скорее пулю в лоб получишь, чем миллион деревом за безрассудство. А я их грязную работу делать не собираюсь. Они знали, что живой тебе из «контракта» не выйти, кино смотрели в прямом эфире и записывали. А ты очень удобная жертва обстоятельств. Сделала дело и адьёс. Понимаешь?
Шок. Паника. Лера похолодела. Даже моргать не получалось. Что-то в тоне, каким Граф с ней говорил, не оставляло сомнений в его компетентности в данных вопросах.
- И пока я решаю эту проблему, в твоих интересах быть здесь, под моей охраной, а не в своей халупе, которую мои пацаны вскрыли, как хлебницу.
Граф замер в миллиметре от ее губ, серым, ледяным оползнем проникая через радужку прямо в душу.
- Давай так: ты же любишь писАть? Будешь писать о том, как я тебя… как мы с тобой кувыркаемся. Я у тебя потом писульки твои куплю. За миллион.
Ну и шуточки у его сиятельства!
Она где-то читала, что с людьми нужно говорить их же языком, в том же тоне и манере. Схожесть вызывает симпатию или, по крайней мере, притупляет агрессию. Ворчуны любят ворчунов, поэтому приподьездные бабки сбиваются в стаи; неграмотные,
