ЛВ 2 (СИ) - Звездная Елена

Не сразу ответил аспид.

Сначала встал, на мое место мне указал, а сам сходил да и принес со двора табурет для себя, и чашку из шкафа достал, да и сел между мной и водяным уверенно. Я ему чай налила, блюдце с медом пододвинула, тарелку с пирожками.

Сидим, чай пьем задумчиво.

Тут Воденька слово свое сказал:

— Права лесная ведунья — мотива ни у кого из нечисти нет. Заповедный лес их последний оплот. Так-то лесов много, но нечисть любая природный баланс рушит невольно, и коли нет ведуньи-хранительницы, рано или поздно мертвеет лес с нечистью, то ли болотом станет, то ли замшелой топью. Нет, среди нечисти предателей не будет. Волкодлаки — тем Заповедный лес нужен пуще воздуха. Вампиры хоть и сторонятся, все ближе к людям селятся, а и они знают — случись что, только Заповедный лес и спасет.

Аспид на меня посмотрел вопросительно, но сказать я могла только:

— Воденька прав полностью. Да и закон у нас таков — кто на пиру побывал, да условия принял — тот в спину не ударит. Среди своих искать ворога смысла нет.

Помолчал аспид, помешал чай ложкой серебряной, да опосля и сказал водяному.

— Покажи.

И уж без ехидства, пододвинул Водя чашку свою, ладонью ее обняв, аспид склонился, вглядываясь. Я, не удержалась, поднялась, через плечо водяного заглянула и увидели мы.

Вот все разом и увидели, как вдруг воспылал плот с отравленной скверной нежитью ярким пламенем. Да так запылал, словно не просто занялся огнем — а стал им. Со всех сторон пламя вспыхнуло! Шипением оглашая те места, где плот с водой соприкасался. Яростно полыхало! Дико! Неистово! А затем метнулось огненной плетью пламя, и охватило валун темный, внушительный, уничтожая его, разбивая на осколки…

И когда опали те, мы все и увидели — пентаграмму алую, архимага, вскинувшего ладонь в защитном движении щит призывая, и… лицо мага того мне знакомо было сверх меры.

— Ингеборг! — воскликнула, глазам своим не веря.

— Что, знакомы хорошо? — с насмешкой вопросил аспид.

— Лучше, чем хотелось бы, — прошептала я, пошатнувшись.

Аспид неведомо как, но поддержать успел. Провел, усадил на стул, затем свое место занял. А я как села, так и сидела, на водяного глаза поднять стыдилась.

— Что, Весь? — тихо спросил Воденька.

Сглотнула ком в горле, и ответила тихо:

— То не на тебя, а на меня ловушка была…

— Уже легче, — утешил Водя. — Если враг известен — справимся.

Кивнула, да только… веры особой не было. Ингеборг сильный противник. Умный, хитрый, вдумчивый, да опытный.

«Леший» — позвала беззвучно.

Друг верный явился посередь избушки и пола, как обычно. Да заприметив, что гостей у меня изрядно, вылез весь, подошел, рядом со мной присел, посмотрел вопросительно. Я и рассказала всем троим, внимательно слушающим:

— Дело такое. Чаща моя затейница, узрев что и ведьмак и магистр Тиромир в деле размножательном бесполезны, улучив момент, когда оба меня атаковать хотели, обоих разом и лишила…

Тут покраснела я даже, да коли начала говорить, то продолжила.

— И лишила их на некоторое время, требующееся для восстановления, функций размножательных.

На миг порадовалась, что охранябушка оказался архимагом, да не простым, а самим Агнехраном — тот так не подставился бы. Вот, при желании большом, во всем что-то хорошее да найдется.

— Ингеборг того не простил мне, — продолжила, в чай глядя. — И этого не простил, и того, что по моему слову Славастену на горе ведьм заперли. Ну да то не беда, на моей стороне правда, ни Изяславу, ни Славастену добрым словом не помяну. А вот то, что чаща сотворила… Ингеборг не простит. И он умен — он две чащи ощутил, мою, да Гиблого яра на встрече нашей последней, вот и сопоставил… О мостах узнать так же мог — ведьмак, принц Анарион, под его приглядом сейчас, а ведьмаки как и мы, глазом птичьим поглядеть могут. И пусть к лесу моему близко не подобраться, да только мосты на реке и с высоты большой разглядеть можно, коли орла или сокола использовать. А еще…

И о том мне говорить совсем сложно было.

— А еще Ярина у меня слаба сейчас, от того скверна ей пуще всех грозит. А я в стороне не сталась бы, и не останусь, коли пострадает она. Умен Ингеборг, все просчитал.

И тут спросил водяной.

— Ингеборга сжечь сможешь?

— Он архимаг, — напомнил аспид.

Помолчали.

— К воде заманить могу, — задумчиво предложил аспид.

— Он архимаг, — вздохнул водяной.

Еще помолчали.

— Проклясть могу, — сказала неуверенно.

— Притопить, — тоже не слишком уверенно сказал Водя.

— Поджечь, — усмехнулся аспид.

А я точно знала того, кто смог бы не просто поджечь — а сжечь безжалостно, вот только… просить Агнехрана не стану, вовек не стану. И от серебряного блюдца, на которое смотрела, взгляд отвела. Да тут и заметила — аспид на меня глядит. Да так глядит, словно понял он и о чем мысли мои, и что о помощи следовало бы, да я просить не стану.

— На том и порешим, — решил Водя. — И отравлю, для порядку.

— Он архимаг, — ровным тоном вновь напомнил аспид.

— А я водяной, — очень недобро улыбнулся Водя.

Увы, но:

— Ты не первый водяной в его жизни, — тихо сказала я.

И поднялась, отойдя к печи. Постояла, касаясь ладонью холодного камня, и раз уж не было пути иного, рассказала:

— Долго, очень долго Славастена пыталась заполучить Ингеборга. Смелый воин, сильный архимаг, достойный мужчина — она была одной из тех, кто поставил всё на эту партию. Вот только не выходило ничего. Хороша была Славастена, всегда хороша была, красивейшая ведьма столицы, светская дама, во дворце королевском частая гостья, но не смотрел на нее Ингеборг. Долго не смотрел. И тогда решилась на хитрость Славастена, с водяным договорилась. И на пиру королевском выпил хмеля Ингеборг, да так захмелел, что проснулся поутру в постели чужой. И проснулся один, хотя точно знал — с женщиной ночь провел. От семени своего архимаг завсегда избавлялся споро, сразу по утру, али как завершит дело с удовольствием, а тут не успел. Не было дамы его рядом. Долго искал, весьма долго… а как нашел — поздно было. На последнем месяце Славастена была, и Ингеборг ее пальцем не тронул. Ее не тронул, а вот водяного нашел… И водяного не стало.

Под моими пальцами холодил ладонь камень никогда не топившейся печи, а я другое вспоминала — холод камня в цитадели, разъяренного Ингеборга, что меня тоже не тронул — женщина же, но Тиромир… «Как посмел?! Что удумал? Я за тебя слово королю дал! Я королю слово дал!» И с каждой фразой удар, удар, удар… Я выла, зажимая рот ладонью, а с губ Тиромира капала уже не кровь — сгустки крови. Он падал, он супротив Ингеборда не противник и тогда был, да и сейчас не стал, но все равно поднимался. Каждый раз поднимался, потому что за его спиной была я. И это Ингеборг слова «любовь» не ведал, а Тиромир любил меня… больше жизни любил… Да разлюбил.

Но то Ингеборгу было на руку — теперь то можно было сочетать сына браком с семьей королевской, однако некстати чаща моя вмешалась, сделав Тиромира временно небрачноспособным. Таким вот образом между троном и ним опять я встала. Ненавидел меня Ингеборг. Страшной, лютой ненавистью ненавидел.

— Чай пейте, хороший чай, правильный, — сказала мужчинам. — И спасибо тебе, аспидушка, выручил.

— Весенька, на что пойдет этот ирод, чтобы тебя уничтожить? — спросил Водя.

— На все, — шепотом ответила я. — Он пойдет на все.

И ведьмака я тоже вспомнила — у Ингеборга было два шанса к власти подобраться, первый — сына на принцессе женить, второй — Анариона на трон усадить. А я, стало быть, обоих неправящеспособными сделала…

— А почему же так? — спросил аспид.

Я вернулась за стол, чашку взяла свою, посмотрела на гада страшного да чешуйчатого, и ответствовала:

— Потому как, аспидушка, больше женщин и жизни, маги любят власть. А я Ингеборгу трижды дорогу к трону перешла. Когда Горичи прокляла, а он снять проклятие не сумел, и в немилость впал королевскую. Когда брак сына с принцессой старшей устроил, а Тиромир уже мне предложение сделал. Когда держал на коротком поводке принца-бастарда, да через него собирался страной править, а тут я со своим проклятием, да чаща моя та еще затейница…