Двойной шантаж (СИ) - Тиган Линетт

Подруга сегодня не ходила — она порхала как бабочка, безумно счастливая и веселая. А её четырехлетний сын — Лёва, белокурый ангелочек, подрожал своей маме, кружась в голубом стильном костюмчике вокруг неё с завораживающим детским смехом.

Оля однажды рассказала мне о Лёве, и я была весьма удивлена, увидев этого чудесного ребенка, который, на мою память, плакал только один раз — когда упал и расчесал коленки и ладошки до крови. Несмотря на то, что Оля растит своего сына самостоятельно, она, на удивление, правильно его воспитывает без мужского вмешательства. Иногда даже ругает своих родителей, которые балуют своего внучка своей огромной любовью.

Самое интересное, что когда я вижу Лёву, начинаю задумываться о детях… Он слишком хороший ребенок, чтобы статься равнодушным, даже такой, как я.

— Это твой подарок, — я достаю из сумочки упакованную коробку в праздничную бумагу, когда подлавливаю Олю одну у открытого окна. Девушка любовно смотрела в звездное небо, замечтавшись.

— Что-то подозрительно легкое! — подруга смеется, потрусив коробочку.

Оля открывает её, взволнованно бросая на меня свой пытливый взгляд. Её глаза становятся невероятно большими, когда она видит билет на самолёт в Берлин, а затем приглашение на организацию индивидуальной галереи на своё имя.

— Это невозможно! — громко восклицает подруга.

— Невозможно только одно — утаивать твой талант, Оля, — я смотрю с укором, когда она волнительно кусает губы, косо поглядев на своих родителей.

— Я не знаю… То, что мои каракули нравятся тебе — не значит, что понравятся критикам. Берлин! Вика, ты с ума сошла! — она шепчет, как всегда утаивая любую информацию, касательно своего хобби.

Несмотря на то, что её родители любят во всём уступать Лёве и его желаниям, Олю они до сих пор держат на коротком поводке. Моя подруга в свои двадцать пять скрывает мастерскую, в которой рисует до невозможности захватывающе картины, о которых Татьяна Валентиновна всегда отзывалась негативно, критикуя увлечение дочери.

— Я слишком придирчива к любому искусству, Оля. Но твои картины висят у моих друзей и у меня дома. Все мы восхищаемся тобой. Просто попробуй выйти из тени, и ты поймешь, что теряла все эти года, расписывая картины в подвальном помещении.

Оля растрогалась до того, что несколько сверкающих слезинок волнительно пробежали по её щекам. Она резко обнимает меня, а я её в ответ.

— Это безумные деньги, Вика…

Дело не в деньгах, а в поддержке. Я не умею поддерживать людей в их мелких и несущественных проблемах, с которыми мы часто сталкиваемся во взрослой жизни. Наверное, я не проявляю подобную поддержку, потому что мои проблемы никогда не сравнятся с проблемами моих знакомых: у кого-то ребенок получил двойку, у кого-то кошка заболела, у кого-то неверно начислили коммунальные услуги… Это всё жизнь, где каждый из нас крутится, а кому-то дано только выживать, выгрызать свой успех и свободу. К сожалению, я отношусь к последней категории.

Оля последнее время подавлена, а когда я хотела навестить её в мастерской — отказала. Впервые. Она ничего не скрывала, но эмоционально закрылась и не нагружала меня своими заботами… Выставка — это не просто подарок. Я хочу снова видеть её сверкающие глаза и желание творить. Ей давно нужно дать волшебный толчок и начать жить в удовольствие себе, а не кому-то.

Это моя поддержка: без сентиментальности, правильно вложенные инвестиции и пару крепких словечек, чтобы она не свернула с этого пути. По-другому я не умею.

— Не волнуйся. Это тебе на три дня рождения вперед, — я смеюсь, когда она сжимает меня до хруста в ребрах. Ненавижу сентиментальность, но рядом с Олей, самой светлой и наивной девочкой, я позволю себе улыбаться и верить в чудо. — Ну всё, хватит! Иди принимай свои честно заработанные подарки!

Оля, как бабочка, порхает дальше. Любезно уделяет внимание каждому, заразительно смеется и настоятельно рекомендует мне не отказывать в шампанском.

— Тётя Вика, а почему мама надела голубое платье, а ты красное? — любопытничает Лёва, несколько смущенно то опуская, то поднимая свои небесные глазки. Присаживаюсь, чтобы казаться равной малышу.

— Лёва, прекрати меня называть тётей. Разве мы не друзья? — я улыбаюсь и легонько щелкаю парнишку по носу.

— Вика, так почему? — он допытывается.

— Потому что каждый из нас имеет индивидуальный вкус и стиль. Вот, например, твоя мама напоминает ангела — добрая, ласковая и нежная женщина. Голубой — цвет неба, где обитают ангелы, — говорю я, заинтересовывая малыша беседой с рассуждением. — Ты тоже напоминаешь ангелочка, — поправляю его голубую бабочку.

— А красный тогда что значит? — он удивленно смотрит на моё платье.

— Наверное… — задумываюсь, стараясь сгладить острые углы моей метафоры, которые сейчас созрели в моей голове. Ну не говорить же малышу, что я демон? Хоть на самом деле иногда в него и воплощаюсь. — Красный — это многогранный цвет, который может вместить в себя любовь и ярость. Ты видел когда-нибудь, как дразнят быка до ярой злости? — стараюсь перевести тему.

— Быка? Нет, — хмурится парнишка, задумавшись.

— Чтобы показать представление, человек выходит на поле и машет перед быком красной тряпкой. Тогда бык злится и мчится на красную ткань.

— Так тебе нравится махать красной тряпкой или тебе нравится бегать за красной тряпкой? — спрашивает малыш, вогнав меня в ступор своим глубоким вопросом.

— Сама не знаю, — признаюсь я. — Иногда я могу злиться, а иногда меня намеренно злят. По-разному, — пожимаю я плечами.

— Ты не злая, — неожиданно резко протестует Лёва, в упор пронизывая меня своими голубыми глазами.

— Спасибо, Лёва, — целую ангелочка в щеку, от чего он моментально зарделся и постояв ещё несколько секунд дал дёру к своим бабушке и дедушке.

Я подхватываю со стола пиалу с клубникой, обновляю бокал шампанского и присаживаюсь в уютное кресло.

Отдыхаю. Впервые за эти три недели позволяю себе расслабиться, но задумываюсь о предложении Тимура Давидовича в серьез. Слишком много положительных моментов: новый опыт, отличное портфолио, удвоенная зарплата… Деньги сейчас всегда кстати.

Рядом возле меня звонит телефон на диване. Не мой, а Оли, который беспечно оставила. Отставляю свои лакомства и беру смартфон, удивленно прочитав имя входящего контакта — «Титова Кадровик». Мало вероятно, что отдел персонала решил поздравить штатного сотрудника после шести часов вечера в пятницу… Меня кольнуло плохое предчувствие.

Окликаю именинницу и передаю ей телефон. Её выражение лица меняется, и она тоже удивляется, отойдя в сторону от гостей. Я остаюсь неподалеку, замечая, как мгновенно Оля напрягается и растерянно смотрит на меня. Она нуждается в поддержке.

Я подхожу к ней, крепко сжав её левую ладонь, которая оказалась ледяной.

— Хорошо. Я заберу документы в понедельник. Всего хорошего, — сдержанно благодарит, сквозь зубы.

— Что случилось? — я заглядываю в её глаза, которые безумно мечутся из стороны в сторону, а она судорожно выдыхает. — Оля?

— Меня уволили, — глухо говорит подруга, поникнув.

— Чушь! Твоё увольнение не могло быть согласовано без меня, — я ободряюще улыбаюсь, предполагая какую-то ошибку или чью-то идиотскую шутку.

— Меня правда уволили. В понедельник я забираю документы из департамента кадров, — твердит Оля, нахмурившись.

— Кто дал распоряжение? — спрашиваю, но услышать ответ не хочу.

— Сверху, — она напрягается, а затем резко вскидывает подбородок, впиваясь в меня взглядом. — Отличный подарок на день рождение, — с горечью замечает подруга, сжав телефон до побелевших костяшек.

— Громов, — рычу я.

Ах ты, сукин сын!

Вот, почему он сегодня себя так вел — сдержанно и отстранённо. Я только допустила мысль, что он всё понял, осознал и снова переключился на Анечку, а нет, подло подсидел и ударил в спину, причем не меня, а мою близкую подругу! Единственную!

— Успокойся. Он действовал не со своей подачи, — горько усмехнулась Оля, схватив с ближайшего столика бокал шампанского.