Зеркальный вор - Мартин Сэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9
Перед своей дверью он дважды проводит ключ-картой мимо сканера, злится, делает паузу, закрыв глаза, а потом прикладывает ребро карты к указательному пальцу левой руки и таким манером – двумя руками – направляет ее в прорезь. С легким щелчком замок срабатывает.
Никаких сообщений на факсе и автоответчике. Кёртис убирает револьвер в сейф, раздевается до трусов и майки, падает на широкую кровать. Но он слишком устал, чтобы заснуть. Слишком взвинчен. Слишком много думает. При всем том его мозг работает на холостых оборотах и никак не может зацепить шестерню передачи. Цифры часов на прикроватной тумбочке светятся, как горячие угольки. Остается девяносто один час. И обратный отсчет продолжается.
Он встает, идет в ванную, моет лицо и руки. Вода имеет каменный привкус, мыло в ней плохо мылится. Совсем не то что дома, где замучаешься смывать мыльную пену. Он подставляет под струю щетинистый затылок, втирает воду в веки.
Эта девчонка – Вероника – не из тех, кого легко запугать. Однако сегодня, когда Кёртис в первый раз произнес ее имя, ее испуганная реакция показалась ему непропорциональной тем обстоятельствам дела, в которые его посвятил Деймон. Он гадает, что может быть известно ей и не известно ему. Это его тревожит, но в то же время и тонизирует. Все-таки он правильно сделал, что согласился на эту поездку.
Прожектор, который ранее скользил лучом по его окну, теперь уже выключен, и номер освещается лишь мерцанием уличной иллюминации. Кёртис надевает один из белых гостиничных халатов и садится за стол в нише, глядя оттуда на город. Световая река из множества фар течет по Стрипу и далее по западной автостраде: визитеры-однодневки отбывают восвояси. Тонкий серп месяца расплывается и набухает, опускаясь к горизонту. Где-то под ним находится гора Чарльстон, сейчас затерянная в тени. Кёртис представляет себе другой ее склон: мягкий свет на снежной шапке и ледяной ветер, обдувающий пик. Представляет себе вид из пустыни на сверкающий город. Как свечение моря в кильватерной струе корабля. Как огонь камина за решетчатым экраном или тонкой черной занавесью.
Яркие черточки движутся в небе за оконным стеклом – это ранние рейсы, покидающие Маккарран либо идущие на посадку. Кёртис зевает, следя за их навигационными огнями – красными и зелеными, – пересекающими вертикальный луч «Луксора». Опускает сухие веки, и тотчас этот город странным образом представляется ему живым существом. Аэропорт – это его рот, заглатывающий огоньки с небес и выплевывающий их обратно, как скорлупу от семечек. Улицы и автострады – это его вены и сухожилия. А Стрип – это его аорта – или толстая кишка.
Недолгое время спустя он просыпается от звука включившегося факса; ночь за окном уже приобрела синеватый оттенок. Его лоб находится в неуютном контакте с прохладным деревом столешницы. Он встает, запинается о ножку стола, одним рывком задергивает шторы, сбрасывает белый халат и падает на кровать, так и не удосужившись проверить факс. Не вспоминает он об этом и по пробуждении, каковое происходит перед самым полуднем.
Он также не помнит никаких снов, если они вообще были. Приподнимается на локте с одышкой и таким ощущением, будто вздремнул от силы пару минут. Смотрит на часы, чертыхается и сползает с постели. Подбирает с пола джинсы и, надев их, стоит посреди комнаты. Дыхание по-прежнему затруднено; возникает тревожное чувство – словно он опоздал на какую-то встречу, что-то проспал и пропустил. Потом, начиная вспоминать, он понемногу успокаивается. Вспоминает вчерашний день так, словно это происходило не с ним, а с другим человеком. Садится на край постели и снова стягивает джинсы, теперь уже без спешки.
Подходит к окну и раздвигает шторы. Солнце слабо светит сквозь дымку. Внизу туристы густыми субботними толпами перемещаются по мостам и бульварам, фотографируются у колокольни, на фоне лодок и колонн-близнецов. Кёртис включает телевизор: Буш и Блэр встречаются на Азорах, спасена похищенная девочка, в Китае вспышка неизвестной болезни. Бомбы пока еще не падают.
Телефонный звонок застает его в душе; он не успевает принять вызов. С полотенцем на бедрах, капая водой на ковер, он проверяет звонки и обнаруживает сразу три пропущенных: от Даниэллы, от Альбедо и от отца.
Голосовое сообщение от Даниэллы звучит фальшиво-бодро, но с долей робости и скрытым испугом.
– Мне жуть как не хочется отрывать тебя от приятного времяпрепровождения, – говорит она, – но будет неплохо, если ты мне позвонишь, когда найдешь для этого минутку. Просто чтобы я знала, что ты жив-здоров и не в тюрьме. Я пытаюсь распланировать свою неделю, только и всего. Я тебя люблю, Сэмми Ди. Не натвори там глупостей.
Кёртис удаляет это послание, и телефон начинает говорить уже голосом Альбедо:
– Хорошо провел ночь, спящий красавец? Моя подруга Эспеха очень расстроена тем, что не смогла узнать тебя поближе. Но я рад, что мы хотя бы смогли пересечься, тряхнуть стариной. Вспомнить былые деньки. Еще не выследил своего кидалу? У меня тут, похоже, нарисовались кое-какие зацепки. Звякни, если что.
А теперь очередь отца:
– Надеюсь, ты держишься подальше от греха, малыш. Я подумал о том, что ты сказал вчера, и вспомнил кое-что – вернее, кое-кого, с кем тебе не помешает связаться. Во время наших со Стэнли давних поездок в Лас-Вегас мы там всегда имели дело с одним японцем, которого Стэнли знал еще по Калифорнии. Его зовут Уолтер Кагами. Он в ту пору был шулером – профессиональным игроком, как Стэнли, – но потом вроде как завязал. Последнее, что я о нем слышал: живет в Вегасе, работает менеджером в одном заведении. Называется «Живое серебро», если не ошибаюсь. Вряд ли ты помнишь Уолтера, ты был тогда еще мал. Я и сам уже много лет с ним не контактировал. Другое дело – Стэнли, эти двое вполне могут общаться. Это мое предположение, и только. Но мало ли что, вдруг поможет? Люблю тебя, малыш. Мавия передает привет. Будь осторожен.
Кёртис роняет полотенце на ковер, находит блокнот и ручку, записывает имя Кагами и название казино. Проверяя выдвижные ящики стола в поисках телефонной книги, только теперь замечает в аппарате присланный ночью факс с перевернутым логотипом «Спектакуляра» внизу листа.
Расправив его на столе, видит корявый почерк Деймона:
Албо аль бе беддо
абедо в теме.
Он помошет.
Как успеххи???????
Под надписью – очередная карикатура Деймона. Кёртис, выпучив глаза, с ужасом глядит на огромный секундомер в своей левой руке, в то же время остервенело мастурбируя правой. Зрачок его левого глаза гротескно скошен. Огромный, извергающий семя пенис нарисован с особым тщанием и густо заштрихован.
Кёртис спускает клочки послания в унитаз уже перед выходом из номера.
10
Когда он залезает в такси, там по радио звучит джаз – «Invisible» с первого альбома Орнетта, – и это помогает Кёртису расслабиться. Когда они поворачивают вправо со Стрипа, он садится вполоборота и вытягивает ноги по диагонали; в кабине пахнет сигаретами и мятой.
За рулем сидит араб лет шестидесяти, с гипсово-белой шевелюрой. Ведет машину спокойно и аккуратно. От него исходит уверенность, которой Кёртис невольно завидует. В карточке на прозрачной перегородке указано его имя – Саад, – а фамилию Кёртис не может прочесть без усилия, каковое ему предпринимать не хочется.
– Как идут дела? – спрашивает таксист.
– Пока неважно. Повсюду в пролете, – уже привычно отвечает Кёртис.
Таксист обвиняюще тычет пальцем в сторону «Миража» слева по ходу движения.
– Тогда вы поступаете правильно, покидая Стрип, – говорит он. – Очень разумный ход.
– Неужели?
– Именно так. Всегда полезно прошвырнуться по округе. Люди все время говорят о себе: «Ах, какой я везучий!» или «Ох, как мне не везет!» – но у каждого казино тоже есть свое везенье. Люди об этом забывают. Если у казино везучий день – типа крупье идет карта как по заказу, – вам надо перебраться в другое место. Глупцом будет тот, кто этого не сделает.
– Очень верное наблюдение.
На Индастриал-роуд светофор горит красным. Через перекресток катят чартерные автобусы. Орнетта Коулмана в эфире сменяет Арт Пеппер. Кёртис снова задерживает взгляд на карточке водителя.
– Вас зовут Саад? – спрашивает он.
– Да, Саад. Это мое имя.
– Вы мусульманин, Саад?
Водитель бросает на него жесткий взгляд через зеркало заднего вида; от прищуренных глаз расходятся глубокие морщины.
– Почему вы меня об этом спрашиваете, друг мой? – говорит он. – Может, вы из министерства внутренней безопасности? Думаете, я хочу взорвать одно из ваших казино, въехав туда на своем такси?
– Нет-нет. Дело в том, что мой отец – мусульманин. И он решительно не желает приезжать в этот город.
– А, понимаю. Ислам запрещает азартные игры.
Саад щелкает поворотником и выруливает на автостраду, уходящую в северном направлении.