Рим. Книга 1. Последний Легат - Шимун Врочек

Справедливость - что это такое? Эй! - зову я в темноту террасы. Эй! Кто-нибудь помнит?…

Август шмыгает носом. Громко – так, что я вздрагиваю. Сопливый старый принцепс. Об этом весь город судачит: когда жарко, первый сенатор и Отец Народа страдает насморком, когда холодно – чем-то другим. Несмотря на храмы, посвященные Божественному Августу по всем провинциям, принцепс с легкостью напоминает, что он всего лишь человек.

– Пришел, значит, – говорит Август вместо приветствия. Божественное «шмыг» – и божественная сопля возвращается в божественные недра в глубине божественного носа. Август достает платок и сморкается. Я вижу багровые полосы на светлой ткани – кажется, что в платок принцепс высмаркивает свои божественные внутренности.

– Славься, Август! – Я поднимаю руку. Так приветствуют императоров и диктаторов. Логично, если учесть, что передо мной они все в одном лице.

Принцепс щурится. Бледное старческое лицо в пятнах старости.

– Ты упорен, Гай Деметрий Целест.

За стенами дома Августа на Палатинском холме шумит жизнь. Преторианцы стоят у входа, неподвижные, как статуи. Половина из них – германцы, светловолосые варвары. Все правильно. После кровавых десятилетий гражданской войны я бы тоже меньше всего доверял собственным соотечественникам.

– Зачем ты хотел встретиться со мной?

– Мой брат Луций…

– Мне не нравится иметь дело с твоими братьями, – говорит Август сварливо.

От него идет легкий запах разложения и лечебных мазей.

Можно подумать, мне нравится. Один оболтус, другой вообще умер… и как тут быть дальше?

– Мне тоже… особенно когда один из них умирает.

– Сочувствую твоему горю, сенатор, – говорит принцепс другим тоном. – Кстати, ты же недавно стал им? Позволь тебя поздравить.

– Спасибо, Август.

Вообще-то я стал сенатором полгода назад, но в возрасте принцепса такие сроки считаются «буквально вчера».

– Чего ты хочешь? – говорит Август.

– Отправьте меня в Германию, принцепс.

– Зачем? – Седые брови Августа едва заметно поднимаются: удивление. Морщины на лбу. Старческие глаза изучают меня. – Что там хорошего, в этой Германии? Варвары и коровы, коровы и варвары. Что ты там забыл, Гай Деметрий? А? Что тебе Германия?

– Я хочу быть легатом. Хочу разобраться, кто виноват в смерти Луция.

– Зачем? – Он поднимает седые брови.

– Не так уж часто у меня умирают братья.

Удар в больное место. Августу не повезло с близкими. Его сыновья, на которых он возлагал надежды, умерли, дочь – распутница, внучка – тоже. А он сам – трясущийся старик, проживший на свете семьдесят два года… и, видимо, собирающийся прожить еще столько же.

Кто останется после него? Тиберий, нелюбимый племянник. И Германик – нелюбимый племянник нелюбимого племянника. Родные сыновья Августа не дожили до сегодняшнего дня. А единственного внука он сослал на отдаленный греческий остров. И придет время, того придушит какой-нибудь честолюбивый центурион… Так часто бывает.

Так кому оставить империю? Хороший вопрос. Поразительно хороший.

Некоторое время Август стоит без движения, размышляет.

– Годичная служба в качестве младшего трибуна в Мавританском легионе. Это весь твой военный опыт?

– Да, принцепс.

Говорят, Август знает и помнит все. Теперь он не даст мне назначения. Хотя… есть еще воля богов.

Август молчит. Старческие глаза слезятся.

– Ты хоть понимаешь, во что ввязываешься? Тебе будет трудно, – говорит он. – Тебя будут ненавидеть за твое положение, за мою доброту к тебе и презирать за твою неопытность. Ты собираешься положить голову в пасть льву и надеешься, что будешь хорошо при этом выглядеть.

– Я надеюсь, что льва хорошо перед этим покормили.

Дерзость. Август кривит губы. Темные старческие пятна идут по его лбу, щекам; на нижней губе – смазанная желтой мазью язвочка. Я не могу оторвать от нее глаз. Возможно, принцепс просто выжил из ума, думаю я. Со стариками это бывает… А со стариками, полвека держащими власть в Риме, тем более.

– Ты просто надеешься, Гай? Твой брат бы заранее об этом позаботился.

На мгновение я чувствую себя так, словно из-под ног у меня ушла земля. Землетрясение.

– У меня…

– А у тебя не было времени, – прерывает Август. – Понимаю. А ты не думал, Гай: может быть, даже самый сытый лев захочет убить тебя – скажем, для развлечения?

Ливийская пустыня. Красный закат, черный край земли, словно запекшаяся на лезвии ножа кровь. «Смотри, Гай».

– Думаю… лев в своем праве. Что тут скажешь.

– Ничего, – соглашается принцепс. – Но сказано хорошо.

В саду журчит фонтан и жужжат пчелы. Римская семейная идиллия. Особенно если забыть, что семьи у принцепса как таковой нет.

– Привилегия льва – брать, не спрашивая, – говорит Август задумчиво. – Это про нас, про Рим. Хорошо. Что ты знаешь о Германии, мальчик?

– Там холодно.

Август отворачивается от меня, шмыгает носом. Из перистиля – внутреннего сада дома – тянет запахом нагретой солнцем земли. Я жду.

– Разница между тобой и братьями очень проста, – говорит Август наконец. – Старший брат накормил бы льва заранее – и до отвала. Младший, Квинт, дурачок счастливый, положился бы на удачу и сунул голову. Боюсь, о возможности покормить льва он бы даже не вспомнил… И лев бы оказался сытым, как ни смешно. Или просто не захотел бы жрать… не знаю, его с утра бы тошнило или еще как… или он не ест высоких блондинов до завтрака… Но ты, Гай… – Он медлит. – Ты – сложный случай. Ты и льва не покормил, и голову суешь, не зная, голодный зверь или нет. Как это, по-твоему, называется?

Август молчит, смотрит на меня – странно, точно жалеет.

– В общем, не думаю, что это хорошая идея, мальчик. В Германии мне нужен мир, а не месть.

– Месть не в моих привычках.

– А что в твоих? – спрашивает принцепс с искренним интересом.

Ответ приготовлен заранее. Прав Луций: нужно накормить львов до отвала.

– Справедливость… и следование воле богов, – отвечаю я.

В следующее мгновение за моей спиной раздается хлопанье крыльев. Я оборачиваюсь – в проеме атриума, выходящем в сад, сплошное мельтешение. Крылья, крылья. Август тоже смотрит, подняв седые брови. Над домом принцепса пролетают птицы, много птиц. Белые, серые, пестрые. Это знак, посланный Юпитером… Ну, так должен подумать принцепс.

– Однако, – говорит Август задумчиво. – Как интересно.

…Знак, посланный Юпитером – и заранее оплаченный мной. Всего лишь еще пара тысяч золотых монет с профилем молодого человека в венке. Теперь Август должен убедить Августа. Смешно.