Знак неравенства - Наталия Терентьева

Мой милый, я жду твоего звонка, еще не проснувшись, еще во сне. И мне часто снится, что ты мне звонишь. Я говорю «Але», просыпаюсь от собственного голоса, а телефон молчит. И я вспоминаю, как раньше ты звонил мне каждое утро. Обязательно дозванивался, чтобы просто сказать те три слова, которые ты больше не говоришь.

Ты объясняешь, что слова — это ерунда, и вообще — такое по многу раз не произносят. А мне кажется, что эти слова надо говорить снова и снова.

Они как ключ, как тайный код, простой и страшный — потому что обладает огромной силой.

А ты говоришь: «Зачем спрашивать очевидные вещи?» Наверное, для тебя это действительно очевидно. Хорошо, если так. А я иногда теряю опору и почву под ногами, когда мне вдруг кажется, что… Но одного твоего ласкового слова достаточно, чтобы я забыла все свои страхи и обиды… Почему ты так не любишь их говорить, эти слова? Потому что слово к чему-то обязывает?

Ты знаешь, в Москве последние дни так холодно, ночью заморозки, вчера днем был град. А там, где ты сейчас, — тепло, бьются волны, цветут орхидеи. Наверное, рано утром кричат пестрые птицы с длинными клювами и лохматыми головами, будя тебя… Ты выходишь на балкон и смотришь, как первые лучи огромного, близкого солнца растворяют розоватый туман, плывущий над морем. Или над океаном.

Днем ты, скорей всего, пьешь пиво и спишь. Вечером ужин, наверное, щедрый шведский стол, и ты набираешь себе и то, и это, и никак не можешь остановиться, кляня себя… Но так хочется все попробовать… Потом — какой-нибудь национальный концерт, танцы, огни…

Где ты, мой милый? В какой стране, на каком континенте? На Сейшельских островах? В Бразилии? На Французской Ривьере? На Гавайском архипелаге?

Если честно, мне иногда кажется, что ты не очень рад. Ты какой-то… не то что напуганный, а растерянный, что ли.

А может, просто мне хотелось бы другого — услышать от тебя совсем другие слова.

Я сейчас думаю — моя ошибка в том, что я слишком долго соглашалась на такие странные отношения, ни к чему не обязывающие ни тебя, ни меня. Я не хотела ничего просить или на чем-то настаивать. Все ждала и ждала. И поэтому не получила вообще ничего. Вон старуха никак не могла остановиться в своих просьбах, золотая рыбка рассердилась и все у нее за жадность отобрала. А я так ничего и не попросила… Все боялась — не многого ли хочу… А мы ведь за эти годы даже суток с тобой не провели вместе. Но я не хотела бороться за тебя, не хотела тебя отбирать, ты же знаешь, ни у Маргоши, ни даже у Оксаны…

Может, и хорошо, что ты уехал не попрощавшись и не сказав вообще, что ты куда-то едешь на праздники, да еще с ней. Я могла бы от обиды наговорить тебе совсем не те слова. Не те…

Денис взглянул на Лору и тут же отвел глаза. Черт, лучше бы пришел мужик… Любой — мордоворот, идиот, тупой мясник, кто угодно… Под внимательным и вполне доброжелательным Лориным взглядом Денис с большим трудом продолжил, стараясь смотреть ей не в глаза, а на выгоревший ежик волос с аккуратным кантиком седины по лбу и по вискам, сквозь который просвечивал загорелый череп:

— Одна женщина, моя… гм… знакомая… мне даже как-то неловко…

— Любыми словами.

Денис через силу улыбнулся:

— И матом можно?

Лора так же вежливо улыбнулась:

— Если суть проблемы такова, то конечно.

— Она… мы… — Он помотал головой. — И слов-то таких нет…

— Она вас шантажирует?

— Н-нет. Пока, по крайней мере.

— Она должна вам денег, эта женщина, ваша… знакомая?

— Тоже нет. — Денис вздохнул. — Скорее, я ей должен.

Лора подозвала официанта и спросила Дениса:

— Не хотите попробовать один редкий напиток местного производства? — Денис кивнул, а Лора по-русски попросила: — Бутылку красного, пожалуйста.

Официант моргнул:

— Момент!

И действительно, через момент уже принес бутылку. Денис тут же отхлебнул из своего бокала, который официант наполнил на одну треть.

— Понятно… Ясно… — Он допил до конца и откинулся на стуле. — Чудной какой вкус… Вот скажите, почему всегда решает женщина — рожать или не рожать ребенка?

Лора, внимательно глядя на него, осторожно повторила:

— Рожать или не рожать?

— Да! Она решила — рожать. А ведь любить его должен буду я тоже! А кормить — только я! Чем она его накормит? Огрызками с помойки? И потом — что может дать ему эта дура? Свою нищету и глупость? Чему она его научит? Копаться в пакетах на помойке? Почему государство разрешает рожать одиноким женщинам? У ребенка должно быть два родителя! Что будет делать малыш, если эта кретинка начнет пить, к примеру, с горя, что я ее, бедную, бросил? Или… колоться?!

— Она — наркоманка? — спокойно спросила Лора.

Денис отмахнулся и налил себе еще вина.

— Да нет, конечно… Просто она такая беспомощная, такая никчемная… Зарабатывает две копейки, блажит в церкви по воскресеньям и еще… детей учит тыкать одним пальцем в пианино… В общем, бездельница. Мне в голову не приходило, что она может вдруг забеременеть!

— Она больна?

— Нет! Просто столько времени не беременела — и вот, на тебе! И главное, ставит меня перед фактом: она хочет рожать, потому что она меня любит и хочет от меня ребенка, и вообще — она хочет ребенка! А я его хочу, этого ребенка?!

Поставив неаккуратно бокал, Денис опрокинул его. Лора ловко отодвинулась, темно-красное вино растеклось по клетчатой скатерти и, побежав со стола тонкой быстрой струйкой, закапало на светлый каменный пол.

Денис попытался промокнуть вино бумажными салфетками.

— Черт, извините… А потом… Потом меня заставят дать ему свою фамилию. Про отчество даже не спросят, запишут с ее слов! Ну а дальше… Дальше я всю жизнь буду нести за него ответственность — один. Один! Потому что за нее саму надо нести ответственность! За кретинку безмозглую!!! — Денис отбросил мокрую салфетку, пропитанную вином, которую он так и сжимал в руке.

К ним подошла смуглолицая пожилая уборщица и молча, тихо протерла пол около стола, положила на край скатерти, испачканной вином, белую матерчатую салфетку.

Денис, машинально наблюдая за ее движениями, пробормотал, не надеясь, что она поймет:

— Спасибо.

Смуглолицая уборщица молча, без улыбки, подняла на него темные глаза.

— Она красивая? — спросила Лора.

Денис мгновение непонимающе смотрел на нее.

— Ваша девушка, — пояснила Лора.

— Она? Да ну… Ну, в общем… А какая разница? Наверно. Не знаю.