Узник №8 - Алексей Анатольевич Притуляк

– Ах, простите, что за глупость я сморозил, – спохватился заключённый. – Не знаю даже, откуда это дурацкое слово вскочило мне на язык – уж лучше бы сразу типун. При чём тут радость, скажите на милость. Гнев, конечно же, вы испытываете праведный отцовский гнев.

– Хуже, господин узник, много хуже. Я испытываю ярость – законную, заметьте, ярость в ответ на то унижение, которое готовит мне этот, прости господи, пожарник, надеясь однажды стать моим зятем.

– Мерзавец!

– Воистину, и это ещё мягко сказано. В груди моей, как я уже сказал, бушует ярость. И мучительная мысль стучит в висок: как, как мне спасти мою единственную, обожаемую дочь?

– Да, конечно.

– У вас пожизненное заключение, господин узник, не так ли? – тон начальника тюрьмы стал деловитым.

– Точно так, господин начальник тюрьмы.

– То есть, если вы, будучи в заключении, совершите новое преступление, оно никак не повлияет на вашу дальнейшую судьбу – вы всё равно будете точно так же отбывать ваше пожизненное, как будто ничего не случилось.

– Д-да, – нерешительно произнёс узник, начиная, кажется, понимать, куда клонит начальник тюрьмы. – Видимо, это так.

– Вот я и говорю. Это стало бы прекрасным подтверждением вашей готовности встать на путь исправления. И я мог бы со спокойной совестью похадатайствовать перед администрацией о вашем освобождении.

– О! – неопределённо выдохнул узник.

– Я уж не говорю об этом злосчастном письме, – продолжал надзиратель с усмешкой, дающей понять, что у него на руках все козыри, и партия узника проиграна ещё до того, как началась. – Оно будет разорвано мною собственноручно, тотчас же, как только вы сделаете это.

– Что сделаю?

– Как?! Вы отказываетесь?

– Помилуй бог, господин начальник тюрьмы! Я только пытаюсь понять, что́ я должен сделать.

– Ах, это… Я не сказал? Всего-то вам нужно сделать так, чтобы пожарник уже никогда не смог коснуться даже локона моей дочери, не то что лона.

– То есть?

– Никогда. Понимаете?

– Понимаю. Я должен вызвать его на дуэль?

– На дуэль? – поднял брови надзиратель. – Хм… Интересная мысль. Такое мне не пришло в голову, а ведь это, пожалуй, трезвое предложение. К сожалению, эта ваша замечательная идея практически неосуществима. Тем более, что исход дуэли трудно предсказать. Гораздо проще вам будет просто убить его.

– Вот как…

– Кажется, вы не готовы делом доказать свою непричастность? Что-то такое мне послышалось в вашем тоне… Пожалуй, я передам это письмо господину надзирателю и…

– Нет, что вы господин начальник! – воскликнул узник, собираясь, кажется, снова рухнуть на колени. – Вы что-то не так услышали. Конечно же я согласен.

– Да?.. Ну что ж… Это уже речь не мальчика, но мужа. Я не сомневался в вашей честности, господин узник, в вашей готовности встать на путь исправления, повернуть несправедливо сложившееся о вас отрицательное мнение к полюсу прямо противоположному.

– Да, я готов.

– Прекрасно, прекрасно. Значит, завтра. Завтра вечером пожарник будет здесь, в вашей камере. Уж я найду способ доставить его сюда, у меня уже есть план.

– Не сомневаюсь в вашей мудрости, господин начальник тюрьмы.

– Я тоже, – кивнул надзиратель. – Ну что ж, могу сказать, что я доволен результатом нашей беседы, господин узник. Вы оправдали доверие, которое я питал к вам исподволь, предчувствуя в вас человека честного, преданного, готового отстаивать истину и свою невиновность.

– И вы не ошиблись, господин надзи… господин начальник тюрьмы.

– Угу, угу… – лицо начальник тюрьмы немного окислилось от оговорки узника, но довольство от результата беседы помогло преодолеть мгновение недовольства. – Ну что ж, прощайте, господин узник, а вернее – до завтра.

    Надзиратель решительно повернулся, не дожидаясь ответа узника, и быстро покинул камеру. Кажется, ему уже становилось дурно от царившей в этом тесном помещении затхлой и смрадной духоты.

– Простите, господин начальник, ещё один вопрос напоследок, – спохватился узник, когда дверь уже почти захлопнулась. – Скажите, умоляю, идёт ли на улице дождь?

– Да-да, письмо пока побудет у меня, до завтра, – отвечал из-за двери начальник, не расслышавший, видимо, вопроса.

    Лязгнул засов. В наступившей грохочущей тишине узник растерянно оглядел свою камеру, словно ждал от неё ответов на вопросы «Что же делать?» и «Зачем это всё?».

    Усевшись на лежак, он по своей привычке окунулся лицом в давно не мытое тепло подставленных ладоней, простонал:

– О боже, боже, за что ты наказываешь меня? Или я мало наказан? Да, я преступник, но разве недостаточно тебе того, что я уже отбываю наказание по делом своим? Чего ещё ты взыскуешь? В какую бездну ты хочешь низвести меня и есть ли бездны ещё более глубокие, чем та, в которой стенаю я сейчас?

     Он хотел было улечься на топчан, но засов лязгнул снова. На пороге камеры стоял сын надзирателя.

– Ну что, узник, что тебе сказал господин начальник тюрьмы? – спросил подросток, принимая вид совсем уж взрослый и серьёзный.

– Вам лучше не знать об этом, господин сын надзирателя, – отвечал узник с горечью.

– Да я всё равно знаю, – возразил мальчик. – Отец хочет, чтобы ты пристукнул пожарника.

– О боже, боже!

– Бежать тебе надо, узник.

     Заключённый выпрямился, отнял ладони от лица и с ужасом уставился на юного собеседника.

– Бежать? – выдохнул он. – Откуда? Куда?

– Отсюда. В другую тюрьму, – был ответ. – В этой тебя надзиратель убьёт рано или поздно. Не ты первый.

– Но как? В другой тюрьме меня никто не ждёт.

– Ещё как ждут, – уверил сын надзирателя. – Беги хоть в Дальнюю, что за Выселками, хоть в ближнюю, что на улице Копателей – везде тебя примут с распростёртыми объятиями. Узники везде нужны.

– Не подавайте пустых надежд, юноша, умоляю, – скорбно произнёс узник.

– И совсем они не пустые, – возразил сын надзирателя. – Я разговаривал с надзирателем Ближней, он мой дядька. Да я, говорит он, вашего узника хоть сейчас готов принять и обеспечить ему камеру в лучшем виде. Так что сегодня и побежишь.

– Сегодня!

– Ну да, а чего ждать-то. В Ближней тебе нормально будет; дядька у меня что надо.

– Сегодня я не могу, у меня есть одно дело.

– Это ты про сеструху, что ли? – покривился мальчик. – Да ну, ерунда. Быстренько изнасилуешь её, и дёру. Тем более, если останешься, отец убьёт тебя, слово даю. А так – представь, какая у него рожа будет, у проклятого, когда ты сеструху попортишь и ноги сделаешь, вот умора! – и мальчишка рассмеялся.

– Но это будет бесчестно, – упорствовал узник. – Не в моих правилах избегать наказания за преступление. К тому же я причиню девушке психологическую травму, я как бы стану отцом будущего ребёнка госпожи дочери надзирателя. Не могу же я тут же и бежать – это