Дневная Красавица - Жозеф Кессель

— Я подожду его здесь, — сказала она тихим голосом.

Но Пьер, повинуясь инстинкту своей любви, повернул голову в сторону жены и, хотя она стояла в тени подъезда, узнал ее. Она видела, как он что-то сказал молодым людям, которые были рядом с ним, и пошел к ней. Пока он шел, Северина жадно вглядывалась в него, самого дорогого ей человека, как будто видела его в последний раз. У Пьера было непривычное выражение лица, оно еще сохраняло печать времени, проведенного в иной стихии, в мире, который принадлежал только ему, его учителям, его ученикам… Следы любимой тяжелой работы, следы терпеливой доброты, выражение лица, какое бывает у хорошего мастера, стоящего за верстаком, — вот что отметила Северина, глядя на него, на его белый халат, такой пронзительно белый, что тут же невольно возникала мысль о священном красном цвете крови.

— Не сердись на меня за то, что я отрываю тебя от дел, — проговорила Северина с влюбленной и виноватой улыбкой, — но мы никогда не обедаем вместе, и вот я оказалась тут поблизости… понимаешь…

— Сердиться на тебя?! — воскликнул Пьер, тронутый столь ей несвойственными нетерпением и робостью. — Сердиться на тебя, дорогая, когда ты доставила мне такую радость… Я так горд, что могу показать тебя своим товарищам. Ты не заметила, как они глядели на тебя?

Северина чуть опустила голову, стараясь скрыть бледность.

— Подожди меня минуту, — сказал Пьер. — У меня есть полчаса. Эх, жаль! Патрон пригласил меня пообедать сегодня у него, а то с какой радостью я остался бы с тобой.

Погода стояла теплая. Северина потянула Пьера в сторону небольшого сада, зеленеющего возле собора Нотр-Дам. Весна здесь проявляла себя более скромно, чем в других районах города. Солнце, изредка прорывавшееся сквозь апрельские облака, отражалось в водосточной трубе или тонуло в таинственной субстанции какого-нибудь витража. На скамейках сидели и беседовали старые рабочие. Были видны остров Сен-Лу и спокойная набережная левого берега.

Северина взяла мужа под руку, и они несколько раз обошли вокруг сада. Пьер о чем-то говорил, но Северина слушала только звук его голоса, который он невольно приглушал. Что-то медленно, зловеще ломалось в ней. Когда Пьеру уже пора было уходить, она не стала провожать его до ограды.

— Я хочу побыть здесь еще немного, — сказала она. — Иди, милый.

Она горячо, судорожно обняла его и глухо повторила:

— Иди, мой милый, иди.

Затем она с трудом добралась до скамьи и там, присев между двумя женщинами с вязаньем, беззвучно расплакалась.

Ей не хотелось ни есть, ни куда-то идти. Она сосредоточилась и вслушивалась в себя. Так прошло два часа. Потом, не взглянув на часы, Северина отправилась из сада прямо на улицу Вирен.

Госпожа Анаис, увидев ее, не стала скрывать своей радости.

— Я, право, и не рассчитывала на вас, моя милая, — сказала она. — Сегодня утром мы расстались так внезапно, и я подумала, что вы испугались. А пугаться тут нечего — сами убедитесь.

Засмеявшись ласковым здоровым смехом, она провела Северину в небольшую комнату, выходившую окнами на темный двор.

— Оставьте ваши вещи здесь, — весело скомандовала госпожа Анаис, открывая стенной шкаф, в котором Северина увидела два пальто и две шляпы.

Северина повиновалась без слов, потому что челюсти у нее как будто приросли одна к другой. Между тем она лихорадочно думала только об одном: «Мне же нужно ее предупредить… Сказать, что тот мужчина, который придет, он придет ради меня… чтобы только он один». Но ей не удавалось выдавить из себя ни звука, и она продолжала слушать госпожу Анаис, чье искреннее воодушевление одновременно и успокаивало ее, и ужасало.

— Знаете, моя милая, когда я не нужна, то обычно сижу здесь. Тут, правда, не очень светло, но за моим столиком для рукоделия, который возле окна, видно достаточно хорошо. Когда девочки свободны, они тоже помогают мне. Матильда и Шарлотта — обе они очень славные. Я вообще могу работать только с людьми воспитанными и веселыми. Нужно, чтобы работа шла весело и чтобы не было историй. Именно поэтому пять дней назад я уволила Югетту. Красивая девочка, надо сказать, а вот беседу вести совсем не может. Зато вы, моя милая, вы, я смотрю, настоящая дама, изысканная… А кстати, как вас звать?

— Мне… мне не хотелось бы говорить этого…

— Глупышка, никто у вас свидетельство о рождении и не требует. Выберете себе имя сами. Чтобы оно было милое, кокетливое… В общем, чтобы оно нравилось. Ладно, здесь голову ломать не надо. Мы с девочками придумаем такое имя, что будет вам впору, как перчатка.

Госпожа Анаис прислушалась. Из другого конца коридора донесся смех.

— Матильда и Шарлотта, — сказала она, — сейчас занимаются с господином Адольфом, это один из лучших наших клиентов. Он коммивояжер, много зарабатывает… и такой забавный. Почти все наши посетители — люди приличные. Вам наверняка понравится у меня. А теперь выпьем чего-нибудь за ваш приход. Что вы предпочитаете? В моем погребке есть ликеры на любой вкус. Смотрите.

Из другого шкафа, стоявшего напротив того, куда Северина повесила свое пальто, мадам Анаис вынула несколько бутылок. Северина наугад показала на одну из них, проглотила содержимое рюмки, даже не почувствовав вкуса, тогда как госпожа Анаис растягивала удовольствие и долго вдыхала аромат анисового ликера. Когда же она наконец выпила его, то сообщила:

— Пока мы будем называть вас Дневной Красавицей. Вы не против? Нет? Вы вообще покладистая. Правда, немножко робкая, но это вполне естественно. Главное, значит, уходить в пять часов. Так ведь? А остальное устраивает… Вы его любите? (Северина слегка подалась назад.) О, я не настаиваю, выпытывать секреты я не собираюсь. Скоро вы сами захотите ими со мной поделиться. Я ведь не начальница, а товарищ, настоящий друг. Я понимаю жизнь… Разумеется, мое место мне нравится больше, чем ваше, но тут уж ничего не поделаешь — это общество создавали не мы с вами. Ну поцелуйте же меня, моя милая Дневная Красавица.

Хотя в голосе госпожи Анаис звучало искреннее дружелюбие, Северина вдруг резко отстранилась от нее. Нахмурив брови, напрягшись и сильно побледнев, она повернула голову в сторону комнаты, откуда несколько минут назад доносились взрывы смеха. Теперь там царило молчание, нарушаемое приглушенными звуками. Северине показалось, что под эти звуки начинает подстраиваться биение ее сердца. Она пристально посмотрела на госпожу Анаис, и в глазах ее отразилась животная тоска. На лице госпожи Анаис появилось что-то похожее на смущение. Она тоже повернулась в сторону комнаты, которой добросовестно торговала, потом ее глаза встретились с глазами Северины. Женщины обменялись понимающим взглядом, о котором всегда впоследствии сожалеют, потому что он выдает слишком глубоко спрятанную истину.

— Ну полно, полно, — сказала наконец госпожа Анаис, тряхнув белокурыми локонами. — Я же вам только что сказала — это общество создавали не мы с вами.

Они услышали немного хрипловатый, но жизнерадостный голос:

— Хозяйка, хозяйка, вы нам нужны.

— Наверняка Шарлотте захотелось пить, — сказала госпожа Анаис.

Она вышла с ободряющей улыбкой на устах.

Как только Северина осталась в комнате одна, все тело ее напряглось, а в голосе лихорадочно заметались мысли. Бежать… бежать… Нет, сейчас она убежит… Она больше ни минуты не может оставаться здесь… Ей никак не удавалось увязать свое присутствие в этом месте с чем-нибудь реальным, возможным. Она забыла про кочегара с баржи, про Пьера, про госпожу Анаис. Она не знала, какая цепь событий привела ее сюда, и эта тайна наполняла ее безумным желанием свободы. Однако Северина не шелохнулась.

Из комнаты голос мужчины с упреком произнес:

— Новенькая, а вы ее еще не привели. Нехорошо.

Затем вошла госпожа Анаис, взяла Северину за руку и увлекла за собой.

— А вот и Дневная Красавица! — воскликнула молодая женщина с черными как смоль волосами.

Северина оказалась в той самой комнате, которую утром ей уже показывала госпожа Анаис. Теперь она ее не узнала, хотя и не обнаружила в ней ничего такого, что делало бы ее похожей на похотливое логово разврата. В меру помятая постель, висящий на спинке стула жилет, аккуратно поставленные рядышком ботинки — все свидетельствовало о том, что распутство здесь ограничено рамками буржуазной упорядоченности. Да и мужчина в кресле, который, блаженно смеясь, ласкал, словно из чувства долга, груди крупной молодой брюнетки, тоже не соответствовал представлению Северины о завсегдатаях подобных обителей почти мистической, как ей казалось, извращенности.

Мужчина был без пиджака. Широкие подтяжки подчеркивали округлость его брюшка. На жирной и слабой шее сидела лысеющая голова с добродушным самодовольным лицом.

— Привет, моя красивая, — сказал он, помахав слишком маленькими ступнями в ярких носках, — выпей-ка с нами и с нашей старой подругой Анаис бокал шампанского. Разумеется, после того завтрака, который я слопал, водочка пошла бы лучше, но Матильда (он указал на довольно щуплую женщину, которая, сидя на кровати, заканчивала одеваться) хочет шампанского. Она хорошо поработала, а я человек не черствый.