Тайна похищенного пса - Поль-Жак Бонзон

— Нет, я уверен — вы бы сразу подружились!

И я снова заговорил о своей собаке, о Реянетте… Мади слушала меня с тем же вниманием, что и в прошлый раз, ее глаза сияли. Я рассказывал о наших вылазках в виноградники и на скалы, о том, как мы носились по полям.

Но вдруг до меня дошло, что стыдно все это ей рассказывать, — ведь она не может ходить! Мади и на этот раз поняла причину моего смущения.

— Продолжай! У меня такое чувство, что я бегаю вместе с тобой, с Кафи… Ты знаешь, я уже не так расстраиваюсь, что не могу ходить… привыкла.

Она попыталась улыбнуться. Я спросил:

А что, доктор даже в инвалидной коляске тебе не разрешает гулять? Такие существуют.

Ну, знаешь… Во-первых, они очень дорогие, а во-вторых, папа редко бывает дома, кто же меня спустит с четвертого этажа и кто будет возить коляску по нашим крутым улицам? Нет, мне и здесь хорошо. — И, улыбнувшись, добавила: — Особенно когда меня навещают.

Вот так она пригласила меня к себе снова.

Я очень обрадовался: ведь ни разу с момента исчезновения Кафи никто так не поддержал меня, как она.

Тем временем на улице стемнело. Я собрался уходить.

Мади вздохнула:

— Как? Уже?

Я взял ее за руку и долго не отпускал.

— Я обязательно вернусь, Мади. Я буду теперь часто приходить… и в один прекрасный день приведу Кафи.

Я сказал это так, в шутку, а она поверила и меня заставила верить. Даже если понадобится ждать недели, месяцы, годы — мой верный пес все равно ко мне вернется.

КАРЕТА МАДЕМУАЗЕЛЬ ПОДАНА!

Я стал навещать Мади почти каждый день. Два часа, проведенные у ее шезлонга, помогали забыть о моем горе.

Благодаря Мади даже школа перестала мне казаться такой тоскливой, а однажды вечером, сидя с Корже на Крыше Ткачей, я с удивлением отметил, что вид на город не так уж плох.

Одно меня беспокоило: я стал проводить с друзьями гораздо меньше времени. Ребята могли подумать, что теперь я их избегаю, хотя они так старались мне помочь в поисках Кафи. Как бы им все объяснить?

Однажды утром я решил поговорить с Корже. Это оказалось непросто: он как-то странно посмотрел на меня и многозначительно улыбнулся.

— Девчонка?.. Знаешь, старина, я их не очень-то люблю… предпочитаю собак — те, по крайней мере, не болтают и не станут тебя постоянно изводить.

Эта совсем другая.

Странно.

К тому же она больна, ей совсем нельзя вставать.

Нет, я все понимаю… но ведь это же девчонка!

Тебе надо пойти со мной как-нибудь вечером… ее это порадует — ведь она все время одна, скучает.

А что же ее подружки? Разве не приходят?

Да приходят, но очень редко; она ведь уже давно так лежит. Ну так что — пойдешь?

Корже не ответил, но когда на следующий день после разговора я пригласил его с собой, он согласился.

В этот вечер мы просидели у Мади дольше обычного. Она уже достаточно знала о Корже по моим рассказам и была ему очень рада. Наконец речь зашла о Кафи. Мади еще раз, специально для Корже, рассказала свой сон.

— Теперь я отлично представляю себе то место. Это, скорее всего, одна из маленьких улиц на холме Фурвьер — они такие же крутые, как и на Круа-Русс. Вы, наверное, не верите в сны? А я верю. Вот увидите — все будет именно так, как мне приснилось. Мы его найдем!

Она так сказала «мы», как будто не была прикована к постели и действительно могла нам помочь. Мади упрямо верила своему сну, хотя прекрасно знала, что шансов найти Кафи практически не осталось.

На обратном пути мы с Корже долго шли молча; вдруг он резко остановился.

— Ты прав, Тиду, она не такая, как все… Когда эта девчонка говорит о Кафи, можно подумать, что она его любит не меньше, чем мы… или даже почти как ты. Как думаешь, она будет рада, если я приду еще?

Конечно! И другим ребятам она тоже будет рада!

И мы пошли дальше. Я обратил внимание, что Корже заложил два пальца за воротничок своей рубашки — это происходило каждый раз, когда он что-нибудь напряженно обдумывал. Затем он снова остановился.

— Наверное, тоскливо вот так целыми днями сидеть в своей комнате. Как ты думаешь, а что если попытаться ее вытащить?

Мое сердце застучало часто-часто. Уверен — Корже пришло в голову то же, что и мне. Я схватил его за руку.

Ты хочешь сказать, что мы могли бы… Он улыбнулся.

Попробуем завтра обсудить это со всеми. Не говоря больше ни слова, он пожал мне руку и скрылся. На следующий день, как и в прошлый раз, когда мы говорили о Кафи, он вернулся к вчерашнему разговору.

— Это будет совсем не легко, — сказал он просто.

На большой перемене мы собрали всю «компанию Гро-Каю» на школьном крыльце.

— Вот, — начал Корже, — теперь я знаю, почему Тиду стал проводить с нами меньше времени.

Это из-за девчонки… он с ней случайно познакомился в один из вечеров, когда искал Кафи на улице От-Бютт. Тиду попросил, чтобы я пошел к ней вместе с ним. Сначала я не хотел — ведь я не люблю девчонок, но эта не похожа на других.

Он не знал, как объяснить этот визит, и говорил отрывисто, срывающимся голосом.

— Я вижу, к чему ты клонишь, но у нас железное правило — никаких девчонок в «компании Гро-Каю».

Это сказал Стриженый — один из членов «компании Гро-Каю», прозванный так за свою лысую голову. Совсем маленьким он переболел какой-то неизвестной лихорадкой, после чего, у него выпали все волосы, а новые не выросли. Стриженый не снимал своего берета даже в классе, и учитель к нему не придирался. Парень терпеть не мог девчонок, смеявшихся над его голой, как бильярдный шар, головой.

Помолчи! — оборвал его Корже. — Я же сказал — она не такая, как все. Мади больна, не может ходить — у нее что-то с бедром; доктор сказал, что она не сможет двигаться еще несколько месяцев. Мы с Тиду подумали, что могли бы для нее кое-что сделать…

Это что же?

Она не выходит из дома не потому, что ей нельзя… просто их квартира на четвертом этаже, а улица слишком крутая. Мы могли бы смастерить что-то вроде инвалидной коляски и в хорошую погоду вывозить ее, правда, Тиду? А заодно как раз поискали бы Кафи!

Да уж, — сказал Стриженый, — что хорошего — сидеть взаперти, да еще в хорошую погоду… но ведь это девчонка!

Ладно, — отозвался Корже, — не будем больше об этом.

Тут зазвенел звонок, и ребята разошлись по классам.

— Вот видишь, — вздохнул Корже, когда мы снова оказались за своей партой, — ничего не выйдет — вдвоем мы не сможем возить ее по этим чертовым улицам, они такие крутые…

Я расстроился еще больше Корже, но когда мы вышли из школы, все остальные уже нас поджидали.

— Слушайте, — обратился к нам Стриженый, — мы тут подумали… Почему бы и нет… надо только с ней сначала поближе познакомиться.

Теперь все в порядке; я был уверен, что Мади им понравится. Тем же вечером «компания Гро-Каю» в полном составе заявилась в дом на улице От-Бютт. После долгих колебаний Стриженый решил присоединиться к остальным. Он старался держаться сзади, чтобы не привлекать внимания, но это ему все равно не удавалось — он был самым высоким из нас.

Несмотря на все предосторожности, мы все-таки произвели на лестнице некоторый шум, так что, добравшись до четвертого этажа, звонить не пришлось: дверь уже была открыта.

— О Боже! — воскликнула мама Мади, увидев это сборище мальчишек. — Что случилось?

Я быстро объяснил, что это мои товарищи — «компания Гро-Каю»; я рассказал им о Мади, и они пришли ее навестить.

Испугавшись этого нашествия, женщина всплеснула руками: ведь у них так мало места! Но она все же не прогнала нас. Я прошел вперед, показывая дорогу остальным.

— Мади, не пугайся… Это «Гро-Каю»!

Увидев такую ораву мальчишек, теснившихся в дверях, Мади сильно смутилась и покраснела, но скоро пришла в себя и улыбнулась.

— Я ведь почти всех знаю! Тиду мне много о вас рассказывал. Вы такие молодцы, что помогаете ему искать Кафи… Если бы только и я смогла помочь!

Оживленно разговаривая, Мади старалась справиться со своим волнением, но я видел, что она просто счастлива. Что же до ребят, то они чувствовали себя с ней свободно, как с сестрой. Мы говорили о Кафи, о ее болезни, о том, что дни становятся длиннее.

— Мне отсюда тоже много чего видно, — сказала Мади. — Я знаю, что весна не за горами и на набережных скоро распустятся листья на деревьях…

…Когда через четверть часа мы стояли на улице, Стриженый заявил:

— Конечно, Мади — девчонка… но теперь я вижу, что она и вправду не такая, как другие. Надо для нее что-нибудь сделать!

Мы молча направились к подвалу у Пиратского Склона, чтобы разработать план действий.

Было решено просто-напросто соорудить что-то вроде шезлонга, поставить его на колеса и, объединившись по три-четыре человека, вывозить Мади на прогулки. Само собой разумеется, придется хранить тайну до тех пор, пока все не будет готово. Мне поручили спросить у мамы Мади, разрешит ли доктор эти прогулки, не возражает ли она сама, и взять с нее слово хранить нашу тайну. Мама Мади долго сомневалась; это сборище мальчишек приводило ее в ужас. Но Мади так радовалась… В общем, она сдалась, и работа закипела. Ребята с большим энтузиазмом пустились на поиски необходимого материала. Через несколько дней в нашей Пещере, как мы теперь называли подвал у Пиратского Склона, было невозможно повернуться. С колесами проблем не было: их уже накопилось около двенадцати, в основном — от детских автомобилей, они были почти новые, но слишком маленькие; были и другие, более подходящего размера, с изношенной резиной. Вся трудность заключалась в том, чтобы найти нужное сиденье. Мама Мади сказала, что оно должно быть пологим, с сильно откинутой спинкой. Гуляя по городу, мы заглядывали в мебельные магазины, но не для того, чтобы купить — это слишком дорого, а только посмотреть, как это сделано. Пока нам ничего не нравилось. И вот Стриженый, самый рьяный участник нашей затеи, где-то раздобыл почти новое плетеное кресло, к которому мы приделали откидывающуюся спинку. Оказалось, что самое сложное — это установить передние направляющие колеса. Нужны были два тормоза — один для того, кто повезет коляску, а второй для Мади, в подлокотнике кресла, на тот случай, если вдруг ее придется оставить одну. Мы выбрали мягкую и тонкую подстилку, но мама Мади сказала что нужна толстая и достаточно жесткая — так велел доктор.