Записанное не пропадает - Георгий Гуревич

Нажал... и застыл с открытым ртом. Вдохнуть не было силы. И сердце замерло. Что-то будет?

Не хватало мужества открыть дверцу. Ким медлил, пока изнутри не послышался стук. И Лада, живая, цветущая, в красном платье с черным поясом, выпорхнула наружу.

На лилиях в ее волосах сверкали капельки воды... позапрошлогодние.

- Все уже кончено, Кимушка? Спасибо, дорогой. Ну, я побегу переоденусь - и за дело. Оставила АВ-12 на столе. А ты торопись на свое свидание.

Ким вздрогнул. Даже слова, даже интонация позапрошлогодняя. Шутка про свидание. Для этой Лады ничего не произошло, она торопится спасать мужа.

Ким поймал ее за руку:

- Стой, Лада. Послушай, Лада. Ты - это не ты. Ты записанная и восстановленная. Это твоя вторая жизнь.

Лада замерла, расставив руки. Одна у Кима в руке, другая протянута к двери.

- Ким, это правда? Ты не разыгрываешь меня?

- Истинная правда. Гляди, вот Нина, Сева, их же не было при записи.

- А Гхор?

- Жив. Восстановлен. Здоров. Совсем здоров, уверяю тебя.

- Вези же меня к нему скорей!

Они ехали по земле, в автомашине, и Лада всю дорогу расспрашивала о Гхоре: как он выглядит, как себя чувствует, помнит ли о ней, справлялся ли?

А Ким держал ее за руку, живую, теплую, нежную и сильную, молодую, с выгоревшим пушком на загорелой коже. Ловил дыхание, блеск глаз, восхищался... и не верил.

Что же это такое рядом с ним, ставшее Ладой?

Новой Ладе он попробовал рассказать о той, что состарилась и умерла во сне, не приходя в сознание. Но юная жена Гхора слушала без внимания, с эгоизмом влюбленной внучки. Бедная бабушка, жалко ее, но свое она отжила. 0 бабушке поплачем в другой раз.

- А Гхор? Как он выглядит? Не изменился?

Киму даже обидно стало за ту старушку, отдавшую жизнь ради счастья этой равнодушной девицы. И обе они-Лада. Как странно! Путаница В уме. Мыслить надо по-новому.

- И он уже не седой? - допытывалась Лада.

Последний разворот. Дамба, ведущая на остров. Аллея с еще не растаявшим снегом, серым и ноздреватым. Ворота.

Но кто это бежит навстречу по лужам, поднимая грязь

фонтаном, оступаясь в мокром снегу, балансируя руками?

- Куда под колеса, оголтелый?!

И Лада из кабины прямо в воду:

- Гхор!

- Лада!

Стоят в снежной каше по колено, целуются. Головы откинут, посмотрят друг на друга и целуются опять.

- Любимый!

- Любимая!

Минуты через три Лада вспомнила о третьем лишнем, протянула ему руки для утешения:

- Кимушка, спасибо!

Но Кима не было. Он оставил влюбленных у машины и ушел прямо в чащу по ноздреватому снегу к березкам и осинкам, еще худеньким, голенастым, с растопыренными сучьями, но освещенным солнцем и жизнерадостным, как девчонки-подростки, у которых все хорошее впереди. Шагал, продавливая наст, смотрел сквозь ветки на бледноголубое небо и широко улыбался. Так и шел с застывшей улыбкой.

Ревности не было. И зависти не было: такому беспредельному счастью нельзя завидовать. Да Ким и сам был счастлив. Видимо, счастье дарить - самое чистое, самое светлое, оно сродни материнству. И таких минут у Кима будет много отныне. Много, много раз будет он сводить расставшихся, видеть глаза, затуманенные слезами радости, слышать трепетное спасибо. Почтальоном радости будет он в этом мире - нет приятнее функции...

ГЛАВА 7. ВСЕ ЕЩЕ ПЛАЧУТ

Будем вечно молодыми! Вечно будем молодыми!

Сплетая руки, юноши и девушки несутся в буйном хороводе. Глаза их блестят, лица раскраснелись, ветер треплет волосы, дыхания не хватает для пения, для крика, для танца...

Небо тоже ликует. Художники раскрасили светом облака.

Словно девушки в пестрых нарядах, толпятся они над Москвой, каждое смотрится в зеркало реки. Взлетают ракеты, огненные букеты распускаются в небе, с шипением, треском и звоном крутятся огненные колеса. Треск и грохот в небе, песни и хохот на земле. Весело и оглушительно празднуют люди победу над смертью.

- Дедушка, будешь молодым! Иди плясать с нами.

- Гляди на этого бородатого. Вылитый Ксан. Наверное, журналист.

- Эй, приклеивший бороду, передай Ксану, что мы счастливы.

И весельчаки не знают, что их слушает подлинный Ксан. По своему обыкновению, он делает выборочный опрос, ловит обрывки разговоров, нанизывает на память, вяжет, петля за петлей, сетку доводов для будущих дискуссий.

- Сто лет живем - ура! Двести лет живем - ура, ура! Триста - ура, ура, ура!!!

- А я, дружок, о пяти годочках мечтал. Поскрипеть, кости погреть на солнышке.

- Получай, папаша, три столетия!

- Не за себя, за дочку рада. Тридцать лет девочке, а лучшее уже позади. Морщинок больше, внимания меньше.

- На полюсе не был. Побываю. В Париже не был. Побываю. Ha Марсе не был...

- Бывают жизни нескладные, неудавшиеся, тянучие.

Так хорошо, что выдадут вторую. Дотерпел до конца, все перечеркнул, начинай заново.

- А ты, дядя, не откладывай! Сегодня начинай заново.

- Дешевое отношение к жизни будет, неуважительное. Тяп-ляп, сто лет кое-как. Ты цени годы, цени минуты. Не важно - сколько прожил, важно - как жил...

- Семьсот лет, ура! Восемьсот - ура! Тысячу - урра!!!

- Ишь разохотились!

- Слушайте, а ведь это скучно: тысячу лет ты инженер, тысячу - блондин, тысячу лет - пигмей.

. - Нет, уж новая жизнь - новая внешность и новый темперамент. По вкусу. По каталогу.

- А я в следующей жизни стала бы мужчиной.

- Поговорка была: если бы молодость знала, если бы старость могла... НаКонец-то совершенство: могучие старики.

- Отменяется растрата сил человеческих. Только выучился...

- Мне главного нашего жалко. Голова математика, пальцы художника. Обидно двух лет не дотянул.

- Люди прошлого не должны быть обездолены.

- Ученые придумают. Есть же герасимоведение восстановление портрета по черепу. Вот и тело восстановят как-нибудь - по клеточкам, по химии волос, костей, что ли...

- Пушкина. Пусть бы написал о нашей эпохе!

Девушка протягивает другу обе руки.

- Сто жизней проживем вместе, правда?

- Ура! Нашим ученым - ура! Все вместе, хором: ура!

Но мир велик и многолюден. Есть в нем и такие, которые не радуются даже в этот день всемирной радости.

С озабоченным видом набирают они номера на своих браслетах, взывают:

- Справочная, дайте мне позывные Гхора. Через ноль? А профессора Зарека? Тоже через ноль? Безобразие!

В XXIII веке каждый человек с каждым может связаться по радио. Каждый друг знает пожизненные позывные друга, каждый возлюбленный с нежностью шепчет любимое имя и номер любимой. Но есть люди, которых можно вызывать только через ноль - через радиосекретаря, иначе им некогда будет работать и спать. Чаще это знаменитые врачи, знаменитые артисты и знаменитые космонавты. У Ксана тоже номер с нулем. И он сам распорядился дать браслеты с нулем Зареку, Гхору и Ладе. Ведь он знал, что мир велик и даже в праздник радости найдутся несчастные. Статистика говорит, что каждую секунду на Земле умирает один человек. Их близким невозможно ликовать в надежде на будущее. Им надо спасать умирающего сейчас.