Стратегия обмана - Поль Вирилио

Как нам сообщили, речь идет об оригинале «Нюрнбергских законов», собственноручно подписанных Гитлером накануне нацистских сборищ 1935 года, где он уже формулирует «окончательное решение»111.

По этому поводу одни журналист написал: «Диктаторы всегда ощущали необходимость придавать законный вид своим самым черным замыслам».8 Как если бы подобные «разоблачения» не оправдывали, главным образом, путч НАТО и ряд внутренних и внешних государственных переворотов, которые подстерегают теперь старые национальные объединения.

Аналогично этому, албанская трагедия a posteriori проясняет внешне абсурдное возбуждение дела Клинтон/Левински, могущее показаться сейчас подготовкой общественного мнения к новому военному перевороту.

В 1998 году непристойные нападки Кеннета Старра и распространение по всей планете признаний Клинтона превратили президента в посмешище для всего мира, но особенно — в игрушку Пентагона. Однако оказалось столь же необходимым, чтобы в 1999 году уличенный в адюльтере и презираемый считающей себя пуританской американской армией президент, который в прошлом уклонялся от воинской повинности и защищал геев, пока еще не был смещен с должности.

Во время косовского конфликта рейтинг президента Клинтона достиг упал до самой низкой отметки по итогам опросов общественного мнения, поскольку многие из его соотечественников начали понимать, что политическую власть, какую президенту предстояло защищать, из-за него же самого не только осмеяли, но и отняли у него, и что для демократической модели общества операция на Балканах, вероятно, стала началом конца.

«То, что предшествует событию, не обязательно является его причиной»,

— утверждала свободолюбивая античная мудрость. Завершающееся столетие, как правило, доказывало нам противоположное, и никто сейчас не может сказать, что он достаточно защищен от детерминизма и от военно-промышленной и научной обусловленности событий.

От гонки за абсолютной сущностью войны, о которой мечтал еще Клаузевиц: «Единственная операция с одной определенной конечной целью, в коей объединяются все частные цели». От стремления к единому мировому государству, непосредственному результату ядерного статус-кво, как его показал физик Вернер Гейзенберг в Physics and Philosophy9 или, несколько позже, Эрнст Юнгер.10 Может быть, в этой тоталитарной драматургии всякую информацию и любое событие стоит рассматривать как частные цели, привходящие в единственную операцию?

Спустя два месяца после начала натовских бомбардировок спутниковая трансляция Серб-170 ского радиотелевидения оказалась прерванной — в нарушение принципа отсутствия дискриминации, до сих пор соблюдавшегося Eutelsat, и в качестве очередной насмешки над резолюциями Совета безопасности ООН.

В то же самое время официальный представитель Госдепартемента США официально опроверг слухи о неминуемом вмешательстве Соединенных Штатов с целью прекращения связи по Интернету между Югославией и остальным миром.

В отличие от традиционного локального телевидения, Сеть, с окончанием войны в Персидском заливе продвигаемая с помощью многих миллионов долларов, заняла свое законное место в конфликте на Балканах.

Созданный в военных целях, Интернет имеет военные цели и в сфере информации играет практически ту же роль, что и глушение неприятельских передач в течение предшествовавших мировых войн. Как справедливо отметил Негропонте: после «освобождения информации» в Сети, более всего ей недостает осмысленности, иными словами, контекста, который помог бы интер-навтам упорядочивать факты и тем самым отличать Истинное от Ложного.

Как знает каждый, в Сети, где соблазн террористических действий постоянен, и хакеры в силу неопределенности законов наносят убытки совершенно безнаказанно, различие между информацией (истинным) и обманом (ложным) с каждым днем все более стирается.

Прохождение через зеркала телевизоров и домашних компьютеров поставило нас, в конце концов, в положение древних воинов на Королевском озере, для которых поле боя, видимое невооруженным глазом, не имело ни структуры, ни ширины, ни длины, ни глубины, ни размера, ни формы, и вообще ни из чего не состояло. «Втаких условиях каждый продолжает вести собственный маленький бой в блаженном и удобном неведении ситуации в целом и, хотите — верьте, хотите — нет, весьма часто даже не зная того, что бушует большая битва».

Как утверждал Альберт Камю: «Когда все мы будем виновны, вот тогда-то и наступит настоящая демократия».

Виновны все: все добровольно участвующие в великих интерактивных маневрах information warfare, в особенности же — все те, кто не ведает, что решающее сражение уже бушует.

«Впервые сложилось так, что больше нет различия между внутренней и внешней политикой», — заявил в прошлом году президент Клинтон.

Для метаполитического предприятия, задавшегося целью преобразовать планету в единую окраину, любая примета того, что уголовное право берется решать новые а-национальные задания, с необходимостью приобретает особенный смысл.

Такой приметой является, допустим, создание в последние годы странных «Комитетов по этике», предназначенных убедить общественное мнение в безопасности экспериментальных наук, сейчас совершенно сбившихся с пути.

Составленные из кое-как подобранных людей: технических экспертов и ученых, немногочисленных «моральных» личностей, а в последнее время — и представителей крупных холдингов, эти случайно образованные инстанции давали рекомендации, пародией на которые в течение долгого времени было, как известно, слияние политических институтов и крупных корпораций наиболее развитых промышленных стран мира (большая восьмерка), которые за несколько годов прошли путь от химической промышленности к фармакологии и биотехнологиям — те же восемь стран, что, напомним это, состряпали план мира, предложенный Милошевичу, опять-таки, в обход ООН!

Аналогично, когда новые «судебные лаборатории» желают узаконить свое существование тем, что устанавливают этику, отсылающую к весьма продолжительному Нюрнбергскому процессу (25172 ноября 1945 года — октябрь 1946 года), то сравнение кажется особенно неуместным.

Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, что в течение этого беспрецедентного процесса, начатого Международным военным трибуналом против двадцати четырех членов нацистской партии и восьми организаций гитлеровской Германии, речь шла об обвинении не только в военных преступлениях, но и, прежде всего, в Заговоре Против Человечества.

Главный обвинитель был замечательно точен, указывая, что помимо массового убийства на поле боя и разрушения городов бомбардировками, в лагерях для депортированных тотальной войны тайно замышлялись и совершались преступления нового рода — и все это, отметим, благодаря реформе уже пришедшей в упадок немецкой правовой системы.

Ужасная тайна, окружающая «биологическое» уничтожение миллионов мужчин, женщин, детей; миллионов представителей гражданского населения, которые считали, что находятся под защитой правового государства, не ведая того, что его уже не существует.

Новая «наука о человеке», отрицающая не только «личность индивидов» как таковую, но и их антропологическую идентичность, их принадлежность к «человечеству», в результате чего тело живого человека становится предметом опытов, а во времена крайних лишений — также и сырьем …

Однако не является ли размеренное бюрократическое планирование «окончательного решения», раскрытое Ханной Арендт во время суда над Адольфом Эйхманном, планированием новой антропофагии, предсказанной Ницше шестьдесят лет до этого?

Итак, с 28 июня 1999 года в культурном центре Скирболл в Лос-Анджелесе публика смогла лицезреть досье, скрепленное красными свастиками, представляющее собой оригинал «Нюрнбергских законов», устанавливающих, в частности, основы дискриминации евреев. Этот документ был найден, как нам сообщили, в апреле 1945 года генералом Паттоном в сейфе маленького баварского городка близ Нюрнберга. Во время продвижения третьей американской армии по Европе генерал смог своими глазами убедиться: все, что в зародыше содержалось в этом досье, стало реальностью. По возвращению в Соединенные Штаты Паттон доверил документ своим друзьям, семье Хаттингтонов, владельцам небольшого музея недалеко от Лос-Анджелеса, посоветовав хранить его спрятанным в сейфе. В дальнейшем разные администраторы музея вели себя в соответствии с приказом генерала, и «ужасная тайна», таким образом, тщательно сохранялась на протяжении более полувека.

В разгар установления экспериментальных судов, призванных дать новое определение «правам человека» на планете, открытие этого ящика Пандоры — на дне которого не осталось даже Надежды, — заставляет думать о том, что опасное содержимое вновь обретает силу…