Человек, который хотел выпить море - Пэн Буйокас

– Но так делать нельзя!

– Как?

– Отождествлять художника с его творением! Это две разные вещи. Более того, драматургия призвана облагораживать умы, а не набивать желудки. Ум можно облагородить, только ввергнув его в депрессию.

– Надо было предупредить меня об этом заранее. Откуда я мог знать? Я учился только на жизненных трудностях и маленьких повседневных чудесах.

Клод закатил глаза.

– Ради бога, только не порите снова эту чушь насчет того, как стоит женщине вам улыбнуться – и жизнь снова начинает играть всеми своими красками, полная радости и счастливых возможностей!

Уязвленный Лукас едва удержался от того, чтобы самому не спихнуть Клода в разверстую могилу. Но он все же сказал:

– У меня есть доводы получше. И я вам их непременно приведу, как только вернусь. Я не заставлю вас долго ждать.

И он поспешил прочь. Внезапно какой-то человек схватил его за руку.

– Помогите! – воскликнул он. – Я не могу ее оставить так.

Он показал на женщину, которая стояла на коленях возле могилы и размазывала по лицу грязь. На памятнике была фотография пятнадцатилетнего подростка.

– Она приходит сюда каждое утро. Поговорите с ней! Она считает меня бесчувственным. Но как я могу оставаться бесчувственным, ведь он был и моим сыном! Скажите же ей что-нибудь, сам я уже не нахожу слов.

Теперь Лукас торопился куда больше, ему нужно было найти Анастиса и Зефиру, помочь Арису и вернуться назад, чтобы убедить Клода продолжать жить дальше. Он попытался отстранить мужчину с дороги. Даже если бы он решил вмешаться, что можно сказать матери, потерявшей пятнадцатилетнего сына?

– Сны! – внезапно произнес он.

– Сны?

– В снах с ними можно снова встретиться. Позвоните Джуди Иамада, она вам все объяснит.

16

В голубые ворота въехал грузовик, груженный готовыми для погребения сосновыми гробами. Ворота были низкие, и несколько гробов сбросило верхней перекладиной на землю, при этом их содержимое выпало наружу. Водитель вылез из грузовика, чтобы подобрать останки, а несколько женщин, опередив его, подбежали и коснулись ладонями трупов, потом отошли назад и дотронулись до своих детей, которые пришли с ними на кладбище.

Лукас спросил водителя, не знает ли он, где похоронен рыбак Анастис.

– Ступайте прямо вверх по холму, – ответил водитель, – а потом спуститесь с другой стороны.

Лукас поднялся на холм и спустился вниз, как было сказано, и оказался на свалке: тут и там валялись вперемешку дырявые корзины и полусгнившие гробы, потертые покрышки, ржавые части автомобилей и прочий хлам, вместе с покрытыми мхом костями и черепами. Здесь не было ни венков, ни цветов, ни посетителей – только сновали крысы размером с крупную кошку. Отыскав наконец гроб, на котором было обозначено имя Анастиса, Лукас откинул крышку и заглянул внутрь. Оттуда пахнуло нафталином, а далеко внизу, в глубине, словно бы на дне колодца, сидел на корточках старый рыбак и раскладывал пасьянс.

– Какое скучное место для человека, который провел жизнь среди волн, – пробормотал Лукас.

Рыбак поднял голову.

– Чтоб твоей могилой стала кастрюля! – воскликнул он. – Если бы не ты, моя дочурка осталась бы на Леросе и похоронила бы меня по-человечески, чтобы и на мою могилку могли приходить люди и вспоминать меня. Чтоб твое имя сгинуло навеки! Моя ненаглядная девочка уехала с острова потому, что ни один из вас, сукиных сынов, не женился бы на бесприданнице – чтоб вашим дочерям достались в мужья сутенеры! А откуда мне было взять для нее приданое, паршивец ты этакий, когда за мою рыбу платили жалкие гроши, чтоб тебе вечно грызть собственное нутро!

И он вернулся к своему пасьянсу, бормоча под нос проклятия в адрес мужчин Лероса и сплевывая сквозь зубы, словно никак не мог избавиться от соленого привкуса во рту.

Лукас стыдливо потупился. Он не только обидел Зефиру, он еще и обрек ее отца вечно страдать на этой свалке. Неудивительно, что она не удостаивает его встречи.

– Я все поправлю, Анастис, – пообещал он. – Я перенесу вас в другую могилу.

Мертвый рыбак снова поднял на него глаза, и Лукас показал ему бумажник, туго набитый банкнотами и кредитками.

– Скажите мне только, где похоронена Зефира? – спросил он. – Я бы хотел навестить ее.

– Сперва забери меня отсюда! – ответил Анастис.

17

Лукас снова взобрался на холм, осторожно обходя гробы, чтобы не пробудить какие-нибудь неприятные воспоминания. В его голове вертелась мысль: «Теперь мне нужно отыскать Зефиру, помочь Арису, убедить Клода жить дальше и перезахоронить Анастаса в приличную могилу. Откуда мне взять на все это время? И с чего начать? Пожалуй, начать нужно с директора кладбища. Только он может распорядиться, чтобы Анастису выделили новую могилу, и направить меня к Зефире. Может быть, он еще и лопату мне продаст, вместо той, что я потерял».

Он огляделся в поисках кого-нибудь, кто мог бы указать ему офис кладбищенского начальства, и увидел человека, сидящего на стульчике перед собственной могилой.

Лукас почувствовал, что у него сжалось горло. Этот человек был его собственный отец! Отец тоже увидел его и медленно поднялся на ноги.

Отцу Лукас никак не мог признаться в том, что ищет здешнего директора, чтобы выяснить у него местонахождение Зефириной могилы. Отцу будет горько узнать, что он пришел не к нему. Хуже того: он расскажет об этом жене, и она снова попытается воспрепятствовать сыну увидеться с девушкой. Все это очень расстроило Лукаса – ему, как-никак, уже пятьдесят восемь лет, а он по-прежнему не может поговорить со своим отцом по душам. Как мог, он попытался скрыть свои чувства. Сейчас не время вспоминать прежние ссоры.

Откашлявшись, он сказал:

– Вот я наконец и разыскал тебя.

– А могилу матери ты посетил? – улыбнулся отец.

– Еще нет.

– Она тебе очень обрадуется. Пускай ты ни разу не служил по ней панихиду, но она все равно любит тебя, как всякая мать любит своего ребенка.

Лукас не был религиозен, он и по отцу тоже ни разу не служил панихиду, но его отец был слишком гордым человеком, чтобы на это жаловаться. Он добавил только:

– Если бы у меня была такая мать, я навещал бы ее каждый день. Но у меня не было матери. И отца тоже. А поскольку я был сиротой, то голодал и работал с тех пор, как себя помню. Но кое-чему я научился. И тебя я тоже этому непременно научу, чтобы тебе никогда не пришлось голодать.

Он вытащил из могилы гроб, который оказался полон рыбы, аккуратно уложенной на подстилке из нафталиновых шариков. Отец вынул одну рыбину и торжественно произнес:

– Самое главное для рыбы – это свежесть! Признаков свежести всего пять.

У Лукаса дел было невпроворот, а времени оставалось совсем чуть-чуть. Он хотел сказать отцу, что знает о рыбе все, что только можно знать, что преуспел в жизни и никогда не будет голодать, но старик был так рад его видеть и так хотел передать ему те немногие знания, которыми обладал, что у него не хватало духу его перебить.

– Первый: свежая рыба рыбой не пахнет – она имеет тонкий соленый запах моря. Второй: она твердая и эластичная на ощупь. Третий: глаза у нее…

Внезапно Лукаса озарило. Он сказал:

– Но здесь ты нашел своих родителей?

Отец уставился в глаза мертвой рыбы таким же взглядом, каким она глядела на него, и отрицательно покачал головой.

– Тебе надо дать объявление, – посоветовал ему сын.

– Я давал! И теперь не могу выйти погулять – боюсь, что мать или отец придут и меня не застанут. – Он откашлялся, как делал всегда, пытаясь справиться с волнением, и продолжал: – Ты и не представляешь, как тебе повезло с матерью! Я, конечно, знаю, что не должен осуждать. У некоторых женщин есть веские причины, чтобы отказаться от ребенка. Но после смерти? Какие могут быть причины после смерти? – Он выпрямился. – Не забудь заглянуть на могилу матери! Она хорошая женщина. Я очень хочу видеть ее счастливой. А счастливее всего она тогда, когда ты о ней вспоминаешь.

Он снова перевел взгляд на рыбу.

– Так на чем я остановился? Ах да, на глазах. Глаза свежей рыбы…

– А у директора кладбища ты не наводил справки о родителях?

– Его трудно застать на месте. Все эти мертвецы…

Наверное, тут требовались деньги, а отец был слишком горд, чтобы признаться, что ему нечем подмазать директора.

– Я сам поговорю с ним.

– Ты? – недоверчиво улыбнулся отец.

– Да! Где его можно найти?

– На собрании. Это там, в шестнадцати тысячах могилах отсюда. – И он снова откашлялся. – Но ты ведь потом вернешься? Расскажешь мне, как все прошло?

Лукасу очень хотелось обнять его, но отец мог из этого заключить, что сын не собирается возвращаться. Лучше он обнимет его после того, как встретится с Зефирой. А потом вернется и пригласит отца на чашку кофе, чего при его жизни никогда не делал. А за кофе он расскажет этому человеку, на которого так старался не стать похожим, что и походкой, и привычкой откашливаться, и обыкновением смотреть на собеседника вскидывая левую бровь, и даже улыбкой и манерой танцевать он все больше и больше напоминает своего старика. Отцу будет наверняка приятно это услышать!