Баллада о Розеттском камне - Марина Яковлева

Клеопатра.

Воплощение идеальной красоты.

…и соткался сон…

…Любовь! Любовь…

Когда Цезарь познакомился с Клеопатрой, ему было за пятьдесят, и он был — иноземец, пришедший покорять. Но — они полюбили друг друга. Или царица полюбила Цезаря? Или молоденькая девочка втюрилась по уши в полководца, в инопланетянина? Ведь это только сейчас думается, что Каир и Рим относительно близко. А в те времена из Италии в Египет — плыть не доплыть, добираться не добраться…)

ДИАЛОГ ЦЕЗАРЯ И КЛЕОПАТРЫ.

— Говорят, ты с легкостью осваиваешь все, за что бы ни взялся, Цезарь, но египетского ты не знаешь!

— Я могу выучить его за месяц.

— Не сможешь, это очень трудный язык!

— Не спорь со мной, Кли, мне достаточно взять пару-тройку твоих служанок, и через месяц они научат меня прекрасно изъясняться по-египетски.

— Неужели Цезарь опустится до служанок?!

— Нет, просто служанки поднимутся к Цезарю. Я живу на втором этаже, как ты знаешь…

— Боже, боже! Цезарь питает любовь к служанкам!

— Я питаю любовь к жизни, Клеопатра, во всех ее проявлениях.

— Сколько же было у тебя этих… проявлений?

— Дорогая, если бы собрать их вместе, думаю, я мог бы завоевать с ними Египет.

— Вот как! Ты… ты не любишь меня, Цезарь!

— С чего ты взяла? Я люблю жизнь, а, значит, и тебя.

— Нет, Цезарь, ты должен сказать, что любишь меня больше, во много раз больше, чем всех остальных, вместе взятых!

— Да, Кли, я люблю тебя больше.

— Нет, не так! Ты должен сказать: «Люблю тебя больше всего на свете, Кли!»

— Любовь — продукт взаимный. Ребенок может родиться, если только соединились двое. Для настоящей любви одного мало. Если один любит — ничего не выйдет. Если один любит — как хочешь это назови: рабство, привязанность, преданность, что угодно, только не любовь.

— Хорошо. Я люблю тебя. Ты счастлив?

— Я?..

— Как ты можешь?! Я, царица огромной страны, неисчислимых ее народов, живущих вдоль реки Нил, говорю тебе, что люблю тебя, а ты!.. Тебя полюбила царица! Ты войдешь в историю!

(«Я не хочу войти в историю, Я хочу войти в зону Панамского канала», — генерал и национальный герой Панамы Омар Торрихос Эррера.)

— Знаешь, какие мне больше всего нравятся женщины, Кли?

— Скажи, Цезарь, я очень хочу узнать!

— Больше всего мне нравятся, Кли, женщины, которые умеют молчать…

— Ты!.. Ты!..

— Ладно, перестань хмуриться, я люблю тебя, Клеопатра.

— Ты опять шутишь, Цезарь?

— Такой уж у меня характер, Кли. Когда я просыпаюсь утром — мне уже очень хочется жить, после обеда — у меня прекрасное настроение, к вечеру — я просто счастлив!.. А…

— Подожди! Чем ты докажешь мне свою любовь, Цезарь?

— Разве тебе мало моего слова?

— Слово. Слова… Сколько их говорится! Слова уже ничего не значат.

— Ах, вот как. Я и не знал… Позови-ка свою служанку, которая понимает мой язык… Ники! Через полчаса тебя казнят. Так хочет царица Египта… Ну, Кли, ты видишь, что с ней стало? А я до нее пальцем не дотронулся!.. Встань, Ники, это была шутка. Завтра, Ники, ты станешь царицей, а Клеопатра будет тебе прислуживать. Так решил я, Цезарь.

— Что?! Как?! С какой-то стати? (Выхватывает кинжал, бросается к служанке. Цезарь успевает встать между ними. Кинжал скользит по его плечу. Проступает несколько капель крови.)

— Успокойся, дорогая. Я всего лишь хотел тебе показать, что значит слово. Подойди к зеркалу, взгляни на себя: ты похожа на разъяренную кошку!

— Что ты себе позволяешь, Цезарь, да еще в присутствии служанки, в моем собственном дворце?! Я, царица Верхнего и Нижнего Египта…

— Ты считаешь, что дворец — твой?

— А чей же?!

— Если женщина по-настоящему любит, она всецело принадлежит мужчине (так же, как и он ей). Значит, ты принадлежишь мне, Клеопатра, со всеми твоими дворцами, садами, финиковыми пальмами, священной рекой Нил…

— Разве ты не знаешь, Цезарь, что царицы никому не принадлежат? Царица — всегда царица, Цезарь. Она сама по себе. Она наместница богов на земле и подчиняется только Солнцу!..

— Я все понял, дорогая… глубокоуважаемая царица Верхнего Египта. Завтра утром я уезжаю, а царица, божественная Клеопатра, останется здесь властвовать и подчиняться только Солнцу.

— Цезарь!.. Цезарь… Подожди… я только… я хочу спросить. Как же ты будешь — без меня?!

— Твое место займут другие. Желающих много, Кли.

— И… и ты будешь сажать их к себе на колени, как меня?!

— Да, дорогая, как тебя.

— И ты… ты будешь целовать их? Как меня?!

— Конечно, радость моя, можешь в этом не сомневаться.

— И будешь говорить, что любишь?!

— А вот этого они не дождутся!

— Цезарь! Не уезжай! Я люблю тебя, Цезарь!

— Ну, хорошо, хорошо… Иди ко мне, дорогая… божественная Клеопатра, царица Египта… Только прошу тебя, запомни, я не люблю повторять дважды: когда люди любят друг друга, у них все общее, у них все пополам — и любовь, и ложе, и дворец. И если нищета или смерть — у них тоже все пополам…

— Я поняла, Цезарь! У нас будет все пополам! Половина дворца — мне, половина — тебе! Но только можно мне будет…

— Клеопатра, я не люблю половин. Все — или ничего! Вот мой девиз. Если в Египте все по половине, давай уедем из Египта!

— Куда?!

— Мир огромен.

— А как же мои… народы?! Они же… они не смогут без меня?!

— Я пошутил, Кли. Если существует Египет, должна существовать и царица Египта…

Вскоре Цезарь уехал в Рим, оставив царицу Египта

су — ще — ство — вать!

Планида улыбнулась Цезарю — несколько лет он находился у власти, фактически являясь главой государства.

Годы шли. У царицы новая любовь: Марк Антоний, сторонник Цезаря. Ему за сорок (Клеопатре, правда, к тому времени уже под тридцать). Они любят друг друга. И это уже совсем иное, и совсем новая, другая жизнь. И Клеопатра изменилась, и Цезаря давно уже нет на свете…

ДИАЛОГ АНТОНИЯ И КЛЕОПАТРЫ

— Знаешь, Патти, кое-кто называет меня вторым Цезарем…

— Цезарь был один. Подлинник всегда один — остальное копии. Твое имя — Марк Антоний, и, если ты хочешь чем-то быть, ты должен сделать, чтоб оно зазвучало само по себе… Идущий следом первым прийти не может.

— Почему ты упорно зовешь меня Марк Антоний?! Ведь придумал же я тебе короткое имя. Кле-о-пат-ра! Пат, Патти!

— Если ты так настаиваешь… Антоний. Тони. То-ни… Ни-то… ни то, ни се…

— Что?

— Я думаю, не мешай… Вот и я скоро стану ни то ни се. В тридцать пять женщина уже никому не нужна… Послушай, отчего бы нам не пожениться?

— Ты сама была против!

— Теперь я согласна…

(Женский ум — что это такое? Может быть, среднее арифметическое умов всех мужчин — друзей, приятелей, а также тех, в кого была влюблена, — помноженное на количество мозговых извилин женщины?! Если в головке пустенько, получится все равно ноль, если пол-извилины, на этом тоже далеко не уедешь. Но если есть хотя бы пара извилин (!!!) — результат уже будет достаточно хорош).

— Патти, скажи — только честно! — ты любишь меня?

— Да…

— Честно, Патти, я же просил — честно!!!

— Я же говорю — да! Что ты еще хочешь?!

— Скажи, ночью, когда ты одна… ты думаешь обо мне?

— О боже мой! Ду-ма-ю!

— Патти, прошу тебя, если не любишь — скажи, зачем тогда нам жениться?!

— Я. Люблю. Тебя. Из всех людей, что живут на земле, больше всего я люблю тебя, Марк Антоний. И меньше всего я люблю тебя. Потому что больше я никого не люблю. Из живущих на земле один ты дорог мне, как память о прошлом, потому что ты — римлянин, и — светлокож, и — полководец, и —…

— Что еще?

— Ничего.

— Ты опять думаешь о Цезаре!

— Он был моим мужем…

— Но официально вы не были женаты!

— Он был мужем. Этого достаточно. Когда смерть моя придет, скажу, что у меня было два мужа.

О первом я ничего не помню… (и я там тогда… с этой… ну… этой, ну…

— Вы были женаты?

— Ну да, вот же я и щелкаю… на этой… Вареньке, Манечке… еще платье полосатое… впрочем, я не помню»), а вторым и единственным был Цезарь… Он любил меня, очень любил, но больше всего он любил свободу и власть…

Что они друг другу еще говорили, неясно, но — они все-таки поженились (женский ум — что это такое?..) Они поженились, и все у них было пополам, и дворец, и пальмы, и остальное. Но когда Антоний проиграл сражение на море и покончил жизнь само убийством, Клеопатра поняла, что всю жизнь любила только Цезаря и что не может быть с другим. Столько лет прошло, но жизнь давно потеряла смысл. Когда Цезарь уехал, жизнь ее остановилась… Клеопатра вспомнила слова из сказки, что рассказывала ей нянька в детстве: «Стена раздвинулась, и оттуда вышла к царскому сыну его бывшая служанка. Произнеся заклинание, она плеснула ему в лицо жидкостью из чаши, и он стал жив и мертв одновременно: до пояса — камень, выше — человек…»