Записки кельды 2 (СИ) - Сорокин

*Всего масштаба трагедии, ха…

ПРО ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ

Ещё одна важная сторона нашей жизни, как на мой взгляд — наипервейшая после выживания — взаимоотношения… м-м-м… личного характера.

В первое же лето начали завязываться первые романы. И не все они были, как это сказать… такого вида, как это было принято на Старой Земле.

Я сейчас попробую объяснить.

Сперва некоторые товарищи (преимущественно дамы изначально немолодого возраста) пытались «не допустить разврат». Но Вова (то есть, барон) решительно их затормозил и вынес вопрос на всеобщее обсуждение. Обсуждали мы долго. В смысле — несколько вечеров. Даже, я бы сказала, — много вечеров. Первый (он же основной) аргумент барона был: этот мир другой. И мы в нём другие. Не каждый, может быть, готов поклясться в вечной любви. А если она угаснет — что? Терпеть несколько столетий? А по-честному ли это? А если — ну, предположим — ещё чувства?

Хорошо, бог с ними, с чувствами. А если вот обстоятельства? Допустим, двадцать женщин на трёх мужчин. Или наоборот. Что? Делать чопорное лицо и тайком, по углам прятаться? Да нахер такое счастье надо! Тем более что все молоды и прекрасны, у всех играет гормон и всё такое.

Я, к слову, вспомнила историю про Любашин остров. Есть такой на Ангаре. А назван он был в честь погибшей Любаши, которая (внимание!) пришла в Сибирь с отрядом казаков в качестве жены. Не девки-потаскухи, а именно жены. Просто всехней. Ну, сложно у них было с женщинами, согласными отправиться в новые неизведанные земли.

Потом мы на время прервали заседания дискуссионного клуба и всех отправили читать Хайнлайновскую «Луна жёстко стелет». Очень уж там хорошо описаны вопросы построения семейных отношений в отличающихся от земных сообществах.

Потом все думали.

И в итоге мы договорились вот о чём: можно иметь привычную семью (муж + жена). Можно — многожённую. Или многомужнюю. Можно пытаться строить цепочки, как в той же «Луне» или вообще жить группой, где все друг другу мужья и жёны. Заключать временные союзы и договорные браки. Да, в конце концов, можно ведь просто встречаться безо всяких долгосрочных обязательств. Всё это можно, если это устраивает всех участников.

Вопрос только, что от этого обычно бывают дети — и дети должны быть защищены. Ладно, пока мы тут живём колхозом, а вот на будущее — любые долговременные отношения должны быть оформлены, а женщина, забеременевшая от временного друга, имеет право рассчитывать на его помощь и поддержку в воспитании ребёнка. Не готов — дрочи, извините.

А вот чего нельзя — нельзя принуждать ни к соитию, ни к сожительству. Насилие мы не одобряли никак. Категорически и единогласно была осуждена педофилия, а возраст «согласия» установлен на планке пятнадцать лет. На это счёт тоже были некоторые сомнения (мол — рано), но Вова (в узком кругу «взрослых») сказал: «Вы им мо́зги не компостируйте. Посмотрите на девок-то: вот им по пятнадцать лет. Там и сиськи, и жопа, фигура женская, сформированная. По-вашему, они сидеть будут, смотреть, как их подружки с парнями встречаются — ждать вашего разрешения?» Люди посмотрели и согласились. Пятнадцать — так пятнадцать.

А ещё у нас было нельзя рекламировать всякие ЛГБТ-идеи. И детей усыновлять таким товарищам тоже было нельзя. Это мы прямо вписали в наш не очень большой пока свод законов. Не можете иначе — хрен с вами, живите себе по-тихой, как умеете. Но за пропаганду и агитацию — мгновенное выселение за пределы зоны наших интересов. Как говорится: прощай, наша встреча была ошибкой. Даже рабов на наших землях нельзя было принуждать к противоестественному соитию. И закон о педофилии на рабское состояние тоже действовал. В этом отношении всё было жёстко.

Ну и вот. Казалось бы — весь день впахиваем, потом ещё тренировка, какое там встречание… Однако же вы забываете, что приказ кельды (то есть меня) о ежевечернем восстановлении сил и проверке на всякие болести и травмы никто не отменял.

А после целебного сеанса у людей внезапно находились силы и на песни-пляски-купания, и на нежные встречи — благо, теплынь благоприятствовала.

Ну вот, народ и начал встречаться.

В один из дней, подходя к кухне, я услышала разговор между Магдой и Валентиной. Представляя картинку, учтите, что обе этих почтенных женщины давным-давно помолодели и смотрелись двадцатилетними девчонками. И вот теперь они хихикали, а Валя подначивала Магду, что глянь, мол, какие Илья-то тебе знаки внимания делает. Магдалена смеялась и сердилась одновременно. И тут припёрлась я и поинтересовалась: обо что спорим?

Валентина заталкивала противень в духовку, и голос её от этого звучал немного глухо:

— Да вот, появился у Магды ухажёр.

— Валя! — взвилась та.

— Ну что? Красиво ухаживает, — повариха незло посмеивалась, — цветы носит, песни под гитару поёт, всё прогуляться приглашает, а Магда чёт стесняется…

— Оля! Скажи ты хоть ей! — Магдалена покраснела. — Я ведь бабка уже! Это, в конце концов, неприлично!

— И что? — спросила Валентина. — В гроб лечь да помереть?

Чисто дети малые. Я перебрала в голове возможные аргументы.

— Магда, тут ведь вот какое дело… Если бы за тобой мальчик ходил, какой-нибудь эльфёнок — я бы, пожалуй, засомневалась. Но Илья — мужик взрослый, серьёзный.

— Да Оля! Мне же восемьдесят два года!

— Так и ему девяносто пять.

— Как⁈

— Да так, хоть паспорт у него спроси. Он просто раньше зашёл, раньше откатился.

Этот довод неожиданно стал решающим. Не сразу, конечно. Неделю наша суровая немка переваривала новую информацию. Думала. А потом согласилась на лирическую прогулку. Валя опять хихикала, помогая подруге навести марафет. Я писала в «тетради срочных покупок» и слушала их одним ухом (всё происходило в нашей летней кухне-столовой). Магда на шуточки реагировала нордически:

— А что я — хуже других, что ли? Давай-ка, помоги мне приколоть.

— Ты чё, цветок к платью приколоть хочешь?

— А что? Красиво… Тем более, он же принёс. Мужчине должно быть приятно.

— Магда! Обниматься будете — вдруг булавка расстегнётся?

Обе девки снова захихикали.

За кустами послышался гитарный перебор.

— Пришёл! Иди давай! — зашипела Валя.

— Ой, что-то я боюсь…

— Чё начала-то опять⁈ — шёпотом возмутилась повариха. — Не дрейфь! — Послышалась возня и шуршание веток, как будто кто-то кого-то выпихивал сквозь кусты.

Илья сделал вид, что ничего не заметил, поздоровался галантно и, судя по всему, подарил ещё букетик. Музыка неторопливо начала удаляться в сторону леса.

Я повесила тетрадку заказов на гвоздик рядом со столом раздачи. В стакане стоял маленький букетик розовых, похожих на пушистые ромашки цветов с оранжевыми серединками. Не стала, значит, прикалывать.

СТРОИМСЯ

К середине четвёртого месяца (последнего месяца лета, если