Хирург и Она. Матрица? - Руслан Белов

Даша пошла в сарай. Штырь был покрыт струпьями ржавчины. Но внушал уважение. "Я не подведу, – говорила его уверенная тяжесть. – Ты только вдарь мною по чему-нибудь твердому, разбуди меня. И себя тоже".

Даша вдарила по полке. Березовой. Мягкой. Удар получился. Дерево вскрикнуло, оскорбилось. Что-то вошло в Дашину кровь. Что-то способное помочь ей действовать жестко.

"А может, не надо? – сжалось сердце. – Может, лучше не бить, а биться о жизнь? Не стучать железом, но сердцем? Сажать цветы и проникаться ими? Быть уродиной, чтобы красивое было краше?

Нет! – Я же не ради себя! Я же ради него собираюсь ударить железом. Ради него".

Поверить себе не получилось. Даша сникла, улеглась на диван. На диван, на котором жил он.

На экране телевизора мужчина сказал милой женщине: "Я хочу жить с тобой!"

Сердце Даши приятно сжалось. "Я хочу жить с тобой!" Это было так красиво сказано! "Я хочу жить с тобой!" Я хочу ходить, чувствуя твою руку в своей руке, я хочу смотреть в голубое небо, зная, что ты смотришь в него же. Я хочу дышать с тобой одним воздухом. "Я хочу жить с тобой!" В этом выражении светилась вечность жизни, поднявшейся над сексом.

Даша счастливо заулыбалась. "Да, я не ради себя ударю. Ради него. Точнее, ради всего. Ради меня, ради себя, ради всех женщин, которым Хирург не достался.

18. Тата и Тома.

Приехав в Москву, Даша пошла на работу и оформила отпуск. Начальник отпускать не хотел – в конторе отпуска предоставляли строго по графику.

– Тогда увольняйте, – равнодушно сказала она.

Начальник, посмотрев внимательно, отпустил, – и Даша поехала в Болшево.

Гаражи начались сразу после Подлипок. Поезд остановился у переезда, и гараж с аккуратной белой надписью "246" оказался перед ее глазами. У его ворот стояли, разговаривая, два человека, такие большие, что Даша озадачилась.

"Вот дура, – подумала он, разглядывая потенциальных противников. – Я ведь в мыслях представляла, что охранник такой же комплекции, что и Хирург. А тут такие битюги. Что же делать? Как что? Хотя бы присмотрюсь, а там посмотрим".

Напротив гаражей через железную дорогу тоже тянулись гаражи, и там ее сразу бы заметили. Но Даше повезло. Когда она проходила по тропинке, тянувшейся вдоль путей, мужчины пожали друг другу руки и разошлись. Один, оглядываясь, пошел на станцию, другой заперся в гараже.

Было уже девять, темнело, и Даша растерялась. "Что делать? До утра стоять под дверью, дожидаясь пока этому битюгу вздумается покурить или пописать на свежем воздухе? Стоять под дверью на виду у автолюбителей, ставящих машины на прикол? Ставящих, а потом неторопливо распивающих на троих? Нет, это глупо. Надо что-то придумать. Надо подойти с задов и послушать. Может, его услышу?"

Даша перешла железную дорогу, обошла здание многоярусной автостоянки, и стала в зарослях кустарника у задней стенки гаража №246. Приставив ухо к подвальной вентиляционной трубе, она услышала невнятные звуки речи. Кто-то, вероятно, закрывшийся в гараже битюг, читал кому-то (Хирургу?) мораль.

Дашу схватила дрожь, она сердцем поняла, что за бетонными стенами сидит он. Связанный, униженный, побитый, ни на что уже не надеющийся. И Даша, насквозь прострелянная состраданием, закричала фальцетом. Закричала первую пришедшую в голову фразу: "Привет Хаокину Мурьетте, пароходу и человеку!" И побежала прочь от гаража, не сомневаясь, что Хирург ее слышал и теперь надеется.

За кустарником был сосновый лесочек, в котором располагалась детская площадка. Усевшись на скамейку, Даша задумалась, как освободить Мурьетту. Да, Мурьетту. Прозвище Хирург ей никогда не нравилось. Хирург – это скальпель, это кровь, хирург – это между жизнью и смертью. Пусть пока будет Мурьеттой.

"Как же его вытащить?"

Даша пыталась думать, но ничего в голову не приходило. И она стала смотреть на мальчика и девочку, раз за разом скатывавшихся с железной горки, отполированной до блеска.

Она любила смотреть на детей. Мальчик был серьезным и заботливым, его звали Ваня; он помогал младшей сестренке Лене подняться на горку и следил, чтобы она не покатилась кубарем. Та благоговейно посматривала на брата. Когда Даша принялась воображать себя их матерью, на площадке появились две раскрашенные девицы. Обе на шпильках и в коротких малиновых кожаных юбочках. Они, явно выпившие, подошли к скамейке. Даша подвинулась, освобождая им место.

– Ты что здесь делаешь? Это наш пятачок, – усевшись, сказала беловолосая, поправляя левую чашечку бюстгальтера. Груди у нее были необъятными и колебались при каждом движении.

Даша не ответила – из подъезда выскочила молодая женщина в домашнем халатике, схватила детей за руки, потащила с площадки. Мальчик, оглядываясь, смотрел любопытно.

– Ты чего милицией не пугаешь!? – хохотнув, крикнула ей вслед красноволосая.

Женщина, никак не отреагировав, увела детей в дом.

– Вчера эта дамочка участкового вызывала, – сказала Даше беловолосая. – Но он так лыбился и лысину чесал, что она поняла, на чьем лужку он пасется. Так что ты тут делаешь? Смотри, привяжется кто – не отвяжешься.

– Ко мне привяжутся? – порозовела Даша.

– А что? Передок, задок, все у тебя на месте. И вон какая белокожая. В темное время суток самое то.

– Да кто на меня позарится... – смущенно посмотрела Даша.

– Это ты зря. Мужики они все разные. Нашему Вовику один финн заказ на той неделе выдал – говорил, что хочет с кривыми ногами и чтобы зубы наружу, потому что жена у него такая была. Хочешь к нам?

– Отстань ты от нее, – проговорила красноволосая. – Не видишь, тоскует она.

– Что, кошелек на рынке увели?

– Нет, мужика...

– Мужика?! – красноволосая посмотрела завистливо.

– Да. Он в подвале вон того гаража сидит, – указала подбородком Даша.

– Это не наши... – посмотрела беловолосая на красноволосую.

– Поможем?

– Как? Вовику скажем?

– Он не захочет в чужие дела лезть. Это у тебя что?

Красноволосая ткнула детским пальчиком в штырь, торчавший из Дашиной сумки. Он был завернут в пестрый рекламно-газетный лист.

Даша растерялась, прикрыла штырь рукой.

– А ты – штучка... – одобрительно сказала красноволосая. – Давай знакомиться. Меня Татой зовут, я из Ярославля.

– А я Тома, я местная, – Давай, мы у ворот гаража подеремся, он выйдет, и ты нам покажешь, зачем у тебя эта железка?

– Давай, – ответила Даша.

– А мужик-то стоящий? – спросила Тата, вынимая штырь из сумки.

Даша покивала.

– Из крутых?

– Нет, пьяница...

Татьяна, сделав кислое лицо, вернула штырь на место.

– За пьяницу мы не пойдем....

– Да нет, он недавно спился. Он хирург великий... По косметологии и прочее.

Тамара ощупала глазами лицо Даши. В свете фонаря, светившего над подъездом, оно выглядело еще более некрасивым, чем при дневном свете.

– Понятно. Недавно, значит, с ним...

– Да.

– Красивый?

– Да... Был.

– А за что его спрятали?

– Не знаю... Точно не знаю. Мы хотели уехать, я квартиру, дачу продала...

– А он деньги взял и смылся?

– Я думала, что смылся... Но потом мне сон приснился, он меня попрекал за эти мысли...

– Сны – правильная штука... – посерьезнела Татьяна. – Мне месяц назад, я только работать начала, приснилась мама; она на коленях рыдала, просила меня домой ехать... Я расстроилась, отгул взяла, а в тот день подружку мою насмерть порвали, она вместо меня встала...

– Нет, не из-за денег его взяли, точно, – переменила тему Тамара. – Враги у него были?

– Да... Один состоятельный человек хотел золотую уздечку на него набросить. Хотел, чтобы всех подряд миллионерш красавицами делал... А он на рога встал.

Даша удивлялась себе. Она никогда так не разговаривала. Не разговаривала так в прошлой жизни.

– Ну и правильно, что отказался. В натуре мужик. Им, что ли, все, а нам в "воронках" у ментов отсасывать? Ну, ладно, пойдем, посмотрим, что у нас выйдет. Получится – скажешь ему груди мне надуть. Чтобы как у Тамары были. Поняла?

– Да...

– И живот пусть надует, если красивый, – рассмеялась Тамара.

– Скажу... Давайте, покурим сначала, что-то мне не по себе.

Татьяна вынула из сумочки пачку "Парламента", раскрыла и протянула Даше. Та потянулась, но увидев, что с сигаретами соседствуют пакетики с презервативами, отдернула руку. Подружки рассмеялись.

Как только они закурили, на площадке появилось четверо мужчин.

– Черт, вот, не вовремя, – выцедила Тамара, в сердцах выбросив сигарету.

Мужчины подошли. Трое из них принялись рассматривать женщин, четвертый, это был Вовик – напряженный и до желтизны высохший мужчина лет двадцати пяти – уставился на Дашу глазами-отверстиями и спросил:

– Ты чья?

Она поднялась со скамейки.

– Ничья...

– А что здесь тогда делаешь?

– Сижу. Кошелек на рынке украли.

– Понятно, – расслабился Вовик. – Хочешь на обратный билет заработать? Вряд ли это у тебя получится.