Звероловы. Сборник - Карл Гагенбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю жизнь я буду помнить путешествие из Суэца в Александрию. Редко когда мои нервы были столь напряжены. День был жаркий, пожалуй один из самых жарких, какие мне когда-либо доводилось переносить. Путешествие началось с того, что после нескольких часов езды загорелся передний товарный вагон. К счастью, пожар удалось потушить очень скоро. Значительно труднее было утолить мучившую нас жажду, так как при подаче паровоза состав получил такой сильный толчок, что все наши «гулас» — глиняные сосуды для воды, которые мы повесили в вагоне, разбились вдребезги. В пути нас попытались оставить на одной станции. После того как машинист заявил, что его паровоз не в состоянии далее тянуть такой длинный состав, нас отцепили, и поезд без нас ушел в Александрию. С тяжелым чувством ходил я вокруг вагонов с моим драгоценным грузом. Как легко такое положение могло привести к катастрофе и нанести мне едва ли поправимый удар. Животные так тесно заполняли вагоны, что мы ни разу не смогли их накормить. Однако нужно было что-то предпринимать. Я вспомнил, что Казанова передал мне удостоверение венского императорского двора, выданное ему инспектором королевского зверинца в Шенбрунне в связи с некоторыми заказами. В удостоверении предписывалось в случае необходимости отправлять животных ускоренным путем. На удостоверении имелась большая золоченая печать, и на нее-то я возлагал свои надежды. Когда я показал начальнику станции, арабу, говорившему на ломаном французском языке, эту бумагу, она возымела желаемое действие. Он послал в Каир телеграмму. Не прошло и часа, как было получено разрешение прицепить к нашим вагонам специальный паровоз, и наш поезд превратился теперь в экстренный.
Однако для ликования было еще мало оснований, так как несчастье продолжало нас преследовать. Оно явилось в образе пьяного машиниста, который вел поезд с такой бешеной скоростью, что всех животных бросало друг на друга. Хуже всего было то, что каждую минуту наш поезд мог загореться. Топка паровоза была так раскалена, что труба его походила на кратер огнедышащего вулкана, из которого непрерывно вылетали искры и куски угля, дождем сыпавшиеся на солому, постланную жирафам. Мы все время только тем и были заняты, что тушили огонь и успокаивали животных. В конце концов нам больше ничего не оставалось, как выбросить из вагонов всю тлеющую солому.
По прибытии в Александрию снова началась выгрузка животных, которых нужно было отвести во двор к кораблестроителю Миголетти, брату моего африканского путешественника, где они нашли себе временный приют. Сюда же прибыл и второй караван с животными. Вечером я снова увидел моего бедного друга Казанову, в котором едва теплилась жизнь. Больной очень обрадовался, увидев меня. Тихим голосом он расспрашивал о благополучно завершившемся переезде каравана животных, но когда уходя я стал прощаться, то почувствовал, что это прощание навеки.
Его преемником позднее явился венгр Эслер, который шесть лет был рабом при дворе абиссинского негуса Теодора и был освобожден из рабства англичанами. Он присоединился к одному из транспортов Казановы, а впоследствии сам объезжал вверенный ему участок в Абиссинии.
Быть может, читателю интересно дослушать до конца рассказ о злоключениях этого транспорта зверей, которые во многих отношениях являются типичными. Наиболее трудная и опасная работа заключалась, само собой разумеется, в выгрузке и размещении животных. Жирафы, слоны, буйволы, антилопы, ящики с хищниками должны были быть погружены паровым краном на борт парохода «Уран», направлявшегося в Триест. Можете мне полностью поверить, если я скажу, что при виде болтающихся между небом и землей животных мною овладел страх. Снимать с животных путы было гораздо труднее, чем надевать их. Жирафов, например, нужно было класть набок. Иначе они не давали снимать с себя веревки, и как бы быстро это ни делалось, все же длинноногие животные успевали угостить окружающих изрядным количеством пинков. Брат мой Дидерих получил однажды такой удар в грудь, что упал без чувств. К счастью, он вскоре пришел в себя. В Триесте наш пароход встречали отец и мой шурин. Они уже заранее заказали необходимое число вагонов для нашего транспорта зверей. Прибытие животных в Триест вызвало необычайную сенсацию среди местного населения. Соединенные караваны Казановы и Миголетти составляли самый большой транспорт; кроме других животных, в нем были один носорог, пять слонов, четырнадцать жирафов, двенадцать антилоп и газелей, четыре нубийских буйвола, шестьдесят хищников и шестнадцать взрослых страусов, из которых одна самка была такой огромной величины, какой мне более никогда не приходилось встречать. Она легко доставала кочан капусты, положенный мною на высоте 11 футов. Транспорт дополняли двадцать больших ящиков с бородавочниками, медоедами, обезьянами и разнообразными птицами, а также семьдесят две нубийские молочные козы — странствующая молочная ферма, которые снабжали молоком наш молодняк. При выгрузке зверей у пристани стояла тысячная толпа, с любопытством смотревшая на редкое зрелище. Каждый раз когда слон или жираф повисали в воздухе на стропах подъемного крана, набережная оглашалась неописуемым гулом голосов. Однако это скопление публики было ничто в сравнении с тем, что творилось на улицах города, когда наш африканский караван направился из порта к вокзалу, растянувшись длинной лентой.
По пути следования животных скапливались такие толпы народа, что требовалась помощь специального отряда полицейских для расчистки дороги. Для меня и сейчас остается загадкой, как при этом не произошло ни одного несчастного случая.
По мере движения каравана через Вену, Дрезден, Берлин в Гамбург он распадался на части. В королевском зверинце Щенбрунн в Вене остались два жирафа, один слон и много мелких зверей. В Дрездене обрели свое новое местожительство также два жирафа и несколько других животных; Но большую часть животных взял Берлинский зоологический сад, в котором только что были отстроены новые павильоны. В Берлине остался носорог, первый из африканских носорогов, привезенный в Европу со времен римского владычества. Когда я покидал столицу, мой транспорт зверей уже значительно уменьшился. 8 июля мы благополучно прибыли в Гамбург. Невиданные никогда ранее суданские жирафы и молодые африканские слоны, а также другие заморские животные из Нубийской пустыни произвели здесь, на побережье Северного моря, сильный фурор. Художник Лейтеманн поспешил сюда, чтобы сделать зарисовки для «Gartenlaube». Зоологический сад в Гамбурге приобрел четырех жирафов, за ними последовали буйволы, медоеды и
