Трудная пациентка - Дашук Алена

– Да… – Гровс подошёл к Бердину и тут же забыл о своих подозрениях относительно сомнительного вояжа коллеги. – В брюшине и забрюшинном пространстве множественные образования. Контуры ровные четкие. Структура неоднородная, дольчатая. В некоторых жидкостное включение. Типичная липосаркома. Совершенно другая этимология.

– Саркоидоз?

– Получается так.

– Может, всё же метастазы? Или… Гистологию бы.

Гровс сочувственно посмотрел на Бердина. Старик его понимал. Когда-то надежда на чудо хватала за горло и его. Заглушала голос разума, толкала на безрассудство, не давала уснуть. Когда-то очень давно. Лет тридцать назад.

– Метастазы в лёгких, конечно, имеются. Плюс метастатический плеврит и сердечно-лёгочная недостаточность, – прибавил старик. – Полости такие – по три литра откачивали. Оставить катетер не могли, образования мешают. Но это-то… сами видите. Поверьте, коллега, делал в ваше отсутствие, что мог, но… Бедная девочка.

– Вот эта, забрюшинная, в капсуле, можно бы взяться. Потом полихимию, а?

Гровс искоса глянул на Бердина.

– Взяться можно. Но стоит ли мучить? Основной-то очаг по вашей части.

– Ангиосаркома хиазмальноселлярной области, – повторил Леонид задумчиво, словно пробуя обжигающие слоги на вкус. – Руслана, Руслана…

– На обезболке держим, – буркнул старичок. – Тяжело. Я её в бокс перевёл, пока вас не было. Пусть уж…

В глазах Леонида неожиданно полыхнули злые огоньки.

– На симптоматику всегда успеем! У других опухоль за пределы черепной коробки выбраться не успевает, а тут… – он щёлкнул пальцами в сторону голограмм. – Извольте видеть, липосаркомы в брюшине! Те что в капсулах, вылущим, те что…

– А хиазмальноселлярная? Мы не боги, дорогой Леонид Сергеевич. К величайшему моему сожалению.

В крохотной палате было тихо. Шторы опущены. Бердин невольно затаил дыхание, точно боялся спугнуть зыбкий покой.

– Доктор? – Руслана не спала. – Приехали.

– Куда я без вас! – Леонид тряхнул головой, отгоняя царящий в комнате вязкий сплин. Протопал к стоящему у кровати стулу. – Отдыхаете, это хорошо.

– Последнюю 'химию' закончили, – поделилась Руслана. – Уколы только остались. Выкарабкиваюсь, значит. Но без вас плохо, – она улыбнулась. – Воспаление лёгких подхватила, живот разболелся. Сейчас вы приехали, быстро на ноги поставите. Правда? – Она пытливо заглянула в лицо Леонида Сергеевича.

Бердин не ответил. Открыл папку, осведомился:

– Тошнит?

– Сильно… и слабость. Даже когда лежу. Спать всё время хочется. Говорят, из-за пневмонии. Или что-то не так?

– Всё так, – Завотделения листал историю болезни, которую мог бы декламировать наизусть. – Тошнить может от Амофорала, который вам колют. Зато не болит, верно?

– Да… почти. – Руслана умолкла. Она ждала.

Бердин это понимал, но всё ещё не мог определиться, что следует говорить. Волна безумной надежды, накрывшая его в ординаторской, уже схлынула. Но вымолвить, что твердил холодный рассудок, он не мог.

– Что ж… – Леонид пожевал губу. – Организм борется. Назначу ещё укольчики, тошноту снимем. Да и температурку собьём.

– Да? Я так и думала, что 'химия' поможет. Я свою болячку, знаете, как представляла? Таким… чудищем. А 'химия' – яд. Когда его ядом травили, ох оно и бесилось! Давало мне прикурить! – Женщина слабо рассмеялась. – А теперь почти не болит. Сдохло чудище.

– Очень наглядно, – ухмыльнулся Бердин и почувствовал, что горячая волна накатывает снова, топя безапелляционный рассудок. Доктор посмотрел на проглядывающее сквозь чуть раздвинутые шторы небо. Оно было серым и влажным с розовеющей у горизонта полоской. 'Завтра будет солнечный день' – подумал доктор. Невыносимо захотелось, чтобы лежащая на узкой кровати женщина тоже увидела этот день. Захотелось до зубовного скрежета. До крика. Прежде чем он успел остановить себя, с губ сорвалось:

– Будем опылять ваше чудо-юдо дальше.

Уголки рта Русланы поползли вниз.

– Но химиотерапевт обещал, что это последний курс.

– Продезинфицируем логово, – подмигнул Бердин. – А ну как у него там кладка? Так чтобы ни одна комиссия не придралась. Или вам не нужно лететь?

– Да, да! – поспешно отозвалась пациентка. – Вы меня не слушайте, Леонид Сергеевич. Простите, что ною… Устала очень. Я всё выдержу. – Она смущённо глянула на доктора. – Мне лететь очень-очень надо! Знаете, когда я провожала их, сын плакал, говорил – мама не любит его, потому что остаётся… Мне нельзя не лететь.

– Понимаю.

– Ну, как там? – Руслана, не отрывая глаз, смотрела на руки Бердина, перебиравшие снимки. – Даже капельку не лучше?

– Будет лучше. Поищем новые пути. Прооперируемся. Лёгкие почистим… жировичок из-за брюшины уберём. Над новой схемой 'химии' подумаем. Каждый организм индивидуален. Вероятно, другой препарат пойдёт легче.

– Понятно. – Женщина отвернулась. За годы работы Бердин так и не привык к этому, первая реакция при плохих новостях – обида на того, кто весть принёс. Через секунду, конечно, всё изменится. Руслана возьмёт себя в руки. Соберётся. Усилием воли и разума перебросит злость на болезнь. Или заплачет. Но первое мгновение всегда самое трудное.

– Сколько вашему сыну? – спросил Леонид Сергеевич, чтобы разбить растущую между ними стену.

– Шесть. Какое это имеет значение?

– У нас масса времени.

– Для чего? – Она обернулась.

– До свадьбы сына, где вам надо будет перекинуться парой тёплых слов с его будущей тёщей.

Ход был шит белыми нитками, но Руслана хмыкнула. Ледяная стена начала подтаивать.

– Можно посмотреть мои снимки? – спросила она вдруг.

– Зачем? – насторожился Бердин. – Неспециалисту в них трудно разобраться.

– Мне будет легче представлять чудище… – Пальцы действующей левой руки скомкали на груди покрывало.

– Хорошо, – Леонид Сергеевич вынул из папки увесистую пачку. – Здесь все. До операции. После неё. После лучей и химий.

Пока Руслана перебирала снимки, Бердин внимательно изучал лежащее на прикроватном столике яблоко. Похоже на Марс. Большое, ослепительно жёлтое с коричневатой вмятиной на тугом боку. Дорогой подарок с одной из планет-'челноков'. Интересно, кто угостил? Кто-то из небедных пациентов. На Земле такие яблоки больше не растут. Остались дички. Мелкие, кислые. Не требующие ухода. Какое-то яблоко преодолело миллионы километров, человек же… А человеку обязательно нужно превозмочь эти километры, чтобы сказать сыну, как любит его. Хотя бы на прощание.

– Это что?

Бердин вздрогнул.

– Где?

Руслана протянула ему яркую глянцевую картинку.

– Ах, это! – Леонид Сергеевич почесал бороду. – Случайно попало. Это Земля.