Корона для миледи - Патриция Брейсвелл

— Разве платья, которые у меня есть, недостаточно хороши для того, чтобы появляться в них у вас при дворе в Руане, миледи?

Дрожащий от обиды высокий голос Матильды заставил Эмму поморщиться.

— Это не придирки, Матильда, — резко ответила Джудит, перекладывая ребенка на другую руку. — Просто пришло время вам подумать о подготовке к обручению и замужеству. Теперь, когда у Ричарда появился сын, я уверена, что он решит устроить вашу с Эммой судьбу так же, как он это сделал для ваших старших сестер. Вы, Матильда, несомненно, следующей выйдете замуж, и, возможно, это случится раньше, чем вы думаете.

Пораженная заявлением Джудит, Эмма взяла фальшивую ноту, затем отложила лиру в сторону. Ее мысли крутились вокруг того, что сказала Джудит, и теперь она припомнила подслушанный разговор между своим братом и Свеном Вилобородым. Неужели Ричард в конце концов пообещал свою сестру сыну короля датчан? Или тот разговор со Свеном Вилобородым просто подтолкнул Ричарда к тому, чтобы поскорее устроить судьбы своих младших сестер?

— Наш брат обдумывает брачный союз для моей сестры? — спросила она деланно беспечным тоном. — Джудит, умоляю вас, если вам что-то известно, не держите нас в неведении.

— Ваш брат, — сказала Джудит, — всегда заботится о благополучии Матильды, равно как и о вашем, Эмма. Какие бы замыслы у него ни были на ваш счет, вы будете о них оповещены в должное время. Сейчас я заговорила об этом лишь потому, что поскольку вы обе достигли возраста невест, то и вести себя должны не так, как прежде. В частности, вы, Эмма, ни при каких обстоятельствах не должны сопровождать Ричарда, когда он будет объезжать владения этим летом. Лучше вам выбросить эту мысль из головы заблаговременно.

Эмма потрясенно уставилась на Джудит.

— Но я ведь всегда ездила с ним! — возмутилась она.

С самого детства ей было позволено сопровождать герцога и своих братьев в летних объездах герцогских крепостей, аббатств и поместий, разбросанных по Нормандии. Да, Эмма не могла не признать, что была избалованной любимицей своего отца. Она была единственной из сестер, кому было позволено совершать эти ежегодные путешествия, и она наслаждалась относительной свободой, которую получала в таких поездках. Правда, ее всегда сопровождал отряд личных охранников, никогда не отходивших от нее ни на шаг, но такой кочевой образ жизни не шел ни в какое сравнение с затворничеством внутри замковых стен.

— Вы уже не ребенок, — сказала Джудит. — Я посоветовала Ричарду, чтобы вы оставались здесь, с остальными женщинами двора, и он принял мой совет. Больше мы не будем об этом говорить.

Эмма закусила губу. Сидевшая рядом с ней Маргот, знахарка и повивальная бабка, помогавшая Эмме появиться на свет и сопровождавшая ее в тех летних поездках, сочувственно похлопала ее по руке. С тяжелым сердцем Эмма принялась перебирать стопу своих платьев в поисках изношенных. Она могла бы обратиться за поддержкой к своей матери, но подозревала, что это ей мало что даст.

Джудит тем временем передала младенца кормилице и снова уселась среди женщин. Они продолжали работу некоторое время при несколько натянутом молчании, пока снизу, со двора замка не послышались звуки суматохи. Очевидно, некий важный посетитель подъехал к воротам и требовал аудиенции у герцога. Однако выкрики привратника и стражи были недостаточно громкими, чтобы находящиеся в комнате могли разобрать сказанное.

Джудит слегка кивнула Дари, ирландской рабыне, которую она привезла с собой из Бретани. Крошечная, легконогая, сообразительная Дари прекрасно подходила на роль шпиона. Она приносила придворным дамам вести о происходящем в герцогском зале задолго до того, как сообщения доходили до них более официальным путем. Джудит за это одаривала девушку лентами, всякими безделушками и даже серебряными монетами в зависимости от важности принесенных ею новостей, и говорила, что это не слишком большая плата за то, чтобы получать сведения сразу же, как только они появляются в кухнях.

Эмма, все еще грустная из-за того, что ей запретили отправиться в летнее путешествие, подняла одно из платьев и, осматривая его, обнаружила распоровшийся шов по краю подола. Очень свободное, оно было одним из тех, в которых она ездила верхом. Она положила его на стопку предназначенной для починки одежды, затем подняла взгляд и увидела, что Дари уже вернулась, вне себя от возбуждения.

— Это посланник из Англии, миледи, — сказала Дари, пыхтя. — В гавани высадилась делегация из-за Ла-Манша и скоро прибудет сюда. Среди них архиепископ и элдормен. Кто такой элдормен?

Незнакомое слово она произнесла, сморщив нос.

— Это английский титул, — объяснила ей Джудит. — Что-то вроде герцога, я полагаю, только не такой могущественный, как Ричард. Что касается архиепископа…

Ей не было необходимости заканчивать мысль. Все женщины в этой комнате хорошо понимали важность роли архиепископа, представляющего как преходящую, так и духовную власть. Назначаемые на свои посты правящим монархом государства, архиепископы сосредоточивали в своих руках несметные богатства, управляли огромными поместьями и содержали гвардию солдат. Роберт, брат Эммы, архиепископ Руана, в отношении авторитета и власти уступал только своему брату, герцогу. Приезд английского архиепископа в Нормандию означал, что речь идет о деле большой важности.

— Иди на кухню и разузнай все, что сможешь, — приказала Джудит Дари. — И поторопись!

Дари выскользнула из комнаты, и женщины вернулись к своей работе, хотя, как догадывалась Эмма, их мысли теперь были заняты визитом англичан в той же степени, что и ее собственные.

— Как вы думаете, они будут предлагать заключить союз? — спросила она.

Присутствие архиепископа в делегации это подразумевало. В дни правления ее отца Папа Римский лично посредничал в заключении договора между Англией и Нормандией, касающегося торговли захваченными английскими товарами в нормандских портах. Она тогда была слишком юной, чтобы обратить пристальное внимание на разговоры, которые велись во дворце герцога о том, что благоразумнее будет уступить требованиям Папы Римского и короля Англии. Однако ей запомнились жаркие споры между ее матерью и обоими братьями, когда пару лет назад вопрос о заключении договора был снова поднят.

Архиепископ Роберт утверждал, что Ричард, как нынешний герцог, не обязан хранить верность договору с Англией, заключенному их отцом. Роберт приходил в ярость из-за того, что король Этельред, имеющий репутацию самого богатого монарха во всем христианском мире, требовал, чтобы герцог Нормандии прекратил довольно прибыльную торговлю с датчанами, или норвежцами, или кем бы то ни было еще. Ему удалось убедить Ричарда в правильности своей точки зрения, и с тех пор сундуки Ричарда наполнялись серебром, вырученным в бойкой торговле рабами и прочей добычей, захваченной в Англии.