Исчезнувшая - Гиллиан Флинн

— Верно.

— Поэтому мы должны вас проверить, это на самом деле довольно быстро и несложно. Чтобы тот парень не смог потом заявить, что мы вами не занимались. Понимаете, о чем я?

Я машинально кивнул, хотя, признаться, не вполне догадывался, к чему она клонит. Но изо всех сил старался показать готовность к сотрудничеству.

— Как скажете.

— Мы не пытаемся обвинить вас, — вмешался Джилпин. — Просто хотим сделать все как положено.

«И начинаете с меня…» — подумал я.

Виноват всегда муж. Это каждый знает. Так почему бы им прямо не сказать: «Мы подозреваем вас, потому что вы муж». Кто виноват? Муж. Да хоть «Дэйтлайн» посмотрите.

— Ладно, отлично, Ник, — сказала Бони. — Для начала мы хотели бы взять мазок с внутренней поверхности вашей щеки, чтобы отделить ваш биоматериал в доме от чужого.

— А это понадобится?

— Не сомневаюсь. Также надо проверить ваши руки, не осталось ли продуктов сгорания пороха. Просто на всякий случай.

— Постойте, постойте… Вас что-то наводит на мысль, что мою жену…

— Нет-нет, Ник! — прервал меня Джилпин.

Он придвинул стул к столу спинкой и уселся верхом. Я задумался: все копы так делают? Или какой-то умный актер первый раз устроился в этой позе, а потом полицейские взялись его копировать? Просто потому, что со стороны выглядит круто?

— Это всего лишь положенная процедура, — продолжал Джилпин. — Мы не хотим упустить ни одной мелочи. Проверим ваши руки, возьмем мазок. Надо осмотреть и ваш автомобиль…

— Само собой. Все, что угодно.

— Спасибо, Ник. Мы искренне вам благодарны. Некоторые люди усложняют нам работу просто потому, что имеют такую возможность.

Ну уж я точно прямая противоположность этим ребятам. Отец привил мне в детстве одну неистребимую привычку. Он всегда выискивал, что бы могло его разозлить. Из-за этого моя сестра сосредоточилась на защите и даже не пыталась никогда сделать что-то запрещенное. А меня он превратил в подхалима, пресмыкающегося перед теми, у кого есть малейшая власть. Мама, папа, учителя… «Все, что вам угодно, все, чтобы облегчить вам работу, сэр или мэм». Мне требовался непрестанный поток всеобщего одобрения. «Ты готов на все — на ложь, воровство, черт побери, на убийство, лишь бы убедить людей, что ты отличный парень», — сказала как-то Го. Мы стояли в очереди за кнышами в пекарне «Йохан Шиммель», недалеко от прежней нью-йоркской квартиры моей сестры. Я прекрасно помню этот вечер — аппетит сгинул, будто его и не было. А все потому, что ее слова попали точно в цель. Прежде я не осознавал этого своего качества. И я сказал себе: «Никогда не забуду этот миг, он отложится в моей памяти навечно».

Мы с полицейскими вели почти светскую беседу о фейерверках Четвертого июля и о погоде, а тем временем другие копы проверили мои руки, потерли ватной палочкой во рту. Ничего особенного, будто к дантисту сходил.

Когда все закончилось, Бони поставила передо мной еще один стаканчик кофе и сжала плечо:

— Прошу извинить. Это наихудшая часть нашей работы. Вы не против ответить прямо сейчас на несколько вопросов? Это в самом деле важно.

— Да, конечно, давайте начнем.

Она положила на стол тонкий цифровой диктофон:

— Не возражаете? Это только для того, чтобы не задавать одни и те же вопросы по нескольку раз.

Она хотела записать мои слова, чтобы потом ловить меня на противоречиях. Наверное, следовало обратиться к адвокату, но я всегда считал, что помощь защитников нужна тем, кто действительно совершил преступление.

— Ничего страшного, — кивнул я.

— Итак, Эми… — начала Бони. — Как долго вы живете здесь вдвоем?

— Скоро будет два года.

— И она родом из Нью-Йорка. Города.

— Да.

— Она работала? Нашла работу? — спросил Джилпин.

— Нет. Она привыкла писать персональные опросники.

— Опросники? — переглянулись детективы.

— Для подростковых журналов, для женских журналов, — ответил я. — Хотите узнать, насколько вы ревнивы? Пройдите наш тест, и вы поймете. Парни не обращают внимания? Ответьте на наши вопросы, и станет ясно почему!

— Круто! — восхитилась Бони. — Я люблю такие анкеты. Но не знала, что этим можно зарабатывать на жизнь.

— Уже нельзя. Все, Интернет набит под завязку бесплатными опросниками. Эми работала профессионально. Она имела магистра по психологии… Простите. — Я неловко рассмеялся над своей оговоркой. — Она имеет степень магистра по психологии. Но умное не одержит верх над бесплатным.

— И что дальше?

— Дальше мы перебрались сюда. — Я пожал плечами. — Она постоянно сидела дома.

— О! — чирикнула Бони, будто узнала что-то приятное. — Так у вас есть дети?

— Нет.

— Гм… Тогда чем она занималась с утра до вечера?

Этого я тоже не знал. Моя жена всегда отличалась тем, что постоянно что-то делала, чему-то училась. Когда мы только начали жить вместе, она освоила французскую кухню, показав навыки суперскоростного владения ножом и приготовив говядину по-бургундски. На ее тридцать четвертый день рождения мы отправились в Барселону, и она ошеломила меня, рассыпаясь трелями разговорного испанского, который за несколько месяцев выучила тайком. Эми обладала блестящим ненасытным интеллектом и любознательностью. Но ее одержимость всегда подпитывалась стремлением к состязанию. Ей требовалось ослеплять мужчин, а женщины чтобы лопались от ревности. Конечно, Эми может готовить блюда французской кухни, болтать по-испански, заниматься садом, вязать, бегать марафонские дистанции, разбираться в котировках акций, летать на спортивном самолете и при этом выглядеть как топ-модель на подиуме. Ей всегда нужно быть Удивительной Эми. Но здесь, в Миссури, женщины закупают продукты в «Таргете», готовят простую здоровую еду и шутят о том, как плохо они помнят испанский, который учили в школе. Состязания их не интересуют. Постоянные порывы Эми встречались доброжелательными, но немного жалостливыми улыбками. И для моей жены-чемпионки это стало, возможно, одним из самых тяжелых ударов.

Город довольных жизнью неудачников.

— У нее много хобби, — ответил я.

— Вас ничего не беспокоило? — спросила Бони слегка напряженно. — Например, выпивка или легкие наркотики? Я не хочу сказать, что ваша жена могла злоупотреблять. Просто гораздо больше домохозяек, чем вы можете себе представить, увлекаются допингом. Дни тянутся очень долго, когда сидишь дома одна. Кто-то пьет, кто-то глотает таблетки… Речь, конечно, не о героине, но легкие болеутоляющие средства… Тут в округе их раздобыть не проблема.

— Наркоторговля как с цепи сорвалась, — добавил Джилпин. — А у нас в полиции прокатилась волна сокращений — одна пятая личного состава. В общем, беда.

— Одной домохозяйке, вполне добропорядочной, в прошлом месяце зуб выбили из-за оксиконтина, — подвела итог Бони.

— Ну, Эми может, конечно, выпить стакан вина, но наркотики — нет.

Бони смотрела так, что стало ясно: она ожидала другого ответа.

— А есть у нее здесь близкие подруги? Для гарантии надо бы поговорить с кем-нибудь из них. Не обижайтесь. Иногда муж может ничего и не знать о наркотиках. Людям свойственно стесняться зависимости. Особенно женщинам.

Подруги… В Нью-Йорке Эми заводила и теряла их еженедельно. Чем-то они напоминали ее проекты. Вначале она могла прожужжать о них все уши. Ах, Паула! Она дает уроки пения, у нее ужасно хороший голос! Эми училась в Массачусетсе, в закрытой школе. В те времена мне нравилось ловить новоанглийские выражения в ее речи: «ужасно хороший». Ах, Джесси! Она изучает курс дизайна одежды! Но с другой стороны, когда я спрашивал жену о Пауле или Джесси месяцем позже, она так таращила глаза, будто слышала эти имена впервые.

Кроме того, были мужчины, которые всегда роились вокруг Эми, предлагая небольшие услуги, на которые муж оказался не способен. Например, починить ножку от стула или найти, где продается ее любимый зеленый чай. Эти мужчины, она уверяла, были всего лишь друзьями, всего лишь добрыми друзьями. Эми держала их достаточно далеко, чтобы не злить меня, и достаточно близко, чтобы подскочили, помани она только пальцем.

А в Миссури… Боже мой! Я в самом деле не знал. И сообразил только сейчас. «Ты, Ник, самая настоящая задница», — подумал я. Два года мы прожили в Карфагене, и после суматошных первых месяцев, когда знакомятся, ходят в гости и говорят каждому встречному «здрасте», Эми ни с кем не общалась регулярно. У нее была моя мама, которая уже умерла, и я, и наши беседы обычно проходили в пикировках — нападение и защита. Однажды, год назад, мы сидели дома, и я спросил ее с нарочитой учтивостью: «Как вам нравится Северный Карфаген, миссис Данн?»

«Новый Карфаген, вы хотите сказать, сэр?» — ответила она.

Я не решился спрашивать, откуда взялось это название, но Эми явно использовала его в уничижительном смысле.