Гитлер и стратегия блицкрига. Третий рейх в войне на два фронта. 1937-1943 - Трумбулл Хиггинс

С другой стороны, в ходе зимней Финской кампании русские потеряли 200 000 человек; им также пришлось задействовать более 30 % своей авиации и армейских дивизий – только так могла быть одержана полная победа над финнами. При таких обстоятельствах Сталин посчитал целесообразным пойти на уступки морали Красной армии, и успешный командир советских наступательных сил генерал С.К. Тимошенко получил звание маршала и стал министром обороны вместо Ворошилова. Интенсивная тренировочная программа, более традиционные звания и дисциплина и, наконец, появившаяся 12 августа единая командная структура, предусматривающая подчинение политических комиссаров военным, – все это означало хотя и запоздавшее, но все же признание советскими руководителями уроков неудачной зимней Финской кампании.

Британцы и немцы ожидали, что победившие русские теперь оккупируют северные норвежские порты, и не ослабляли своего внимания к Финляндии. Представляется важным, что фюрер не разделял желание Редера позволить русским оккупировать норвежский порт Тромсё – лучше уж русские, чем британцы. Гитлер решил сам захватить Тромсё, так же как и Нарвик, поскольку не хотел, чтобы русские были так близко к рейху – в каких-то трех сотнях километров от полярного круга. Гитлеру было крайне неприятно советское наступление в Финляндии, и 18 марта он признался Муссолини, что только «крайняя необходимость» заставила его присоединиться к России, необходимость, от которой, как рассчитывал Гитлер, его избавит вступление Италии в войну.

Еще более раздражающим было поражение финнов для французов. 19 марта правительство Даладье ушло в отставку. При активной поддержке командующего французским военно-морским флотом адмирала Жана Дарлана новое правительство Поля Рейно потребовало обстрелять советские нефтяные месторождения в Баку, чтобы якобы не позволить немцам получить от русских этот жизненно важный продукт. Уже 28 марта Высший военный совет союзников, заседавший в Лондоне, отложил для дальнейшего изучения этот испорченный плод французского упорства, чтобы любой ценой, включая полное поражение, избежать войны на Западном фронте. Однако британцы, пытаясь спасти новое французское правительство, согласились установить минные поля, чтобы не позволить немцам использовать норвежские воды. Одновременно британцы согласились на то, чтобы союзники были готовы к ограниченным наземным операциям в Норвегии в том случае, если немцы ответят силой.

Встревоженное слухами о возможных враждебных действиях союзников, советское правительство поспешно задержало поставки зерна и бензина, жизненно важные для Германии, заговорило о трудностях с обещанной немцам военно-морской базы в Арктике и заверило британское правительство, что советская политика проводится независимо от немецкой. Однако советская политика претерпела очередную резкую перемену с началом высадки немцев 9 апреля вдоль побережья Норвегии. Экономические и военно-морские трудности, связанные с рейхом, как по волшебству, исчезли, и Молотов поспешил пожелать Германии успехов в проведении оборонительных мероприятий в Норвегии. Как всегда в период советско-нацистского сотрудничества, чем больше была угроза со стороны Германии, тем сердечнее было выражение лиц русских, обращенных к Берлину.

Уинстон Черчилль 11 апреля заверил палату общин, что вторжение Гитлера в Норвегию является такой же большой стратегической ошибкой, как захват Наполеоном Испании в 1807 году. В далекой перспективе потеря основной части немецкого надводного флота в этой операции, так же как и необходимость держать постоянный гарнизон из 300 000 немецких солдат, чтобы защищать свое весьма уязвимое завоевание, возможно, и подтвердили неосторожную реплику Черчилля. Вскоре гроссадмирал Редер признался, что не предвидел главной ожидаемой выгоды для рейха от захвата Норвегии, когда выступал за проведение этой рискованной операции, а именно огромного значения этой страны как базы для перехвата западных конвоев, идущих в СССР.

Такое будущее, вероятно, отвечало подсознательным устремлениям русофоба-фюрера, а не командующего военно-морским флотом Германии, который в первую очередь тревожился из-за своего главного противника на море. И именно Норвежская кампания, помимо этого раннего проявления растущей тяги Гитлера к ненужному распылению сил, впервые показала склонность к панике в трудные минуты у нового преемника почти столь же нервного Людендорфа в качестве военного диктатора рейха.

Очень странно, и это признавал сам Черчилль, но именно норвежское фиаско 10 мая привело его на вершину сального шеста Дизраэли в качестве премьер-министра с многократно увеличившейся властью над британскими военными при одновременно занимаемом им посту министра обороны. В то же время Гитлеру наконец удалось заставить своих переставших сопротивляться солдат напасть на Францию и страны Бенилюкса с преимуществом в силе, вызванным возможностью держать для номинальной охраны немецкого тыла в Польше от возможного нападения СССР только от пяти до тринадцати дивизий, причем не первоклассных. Отчаянный Шлифен наверняка не ставил так много на карту.

Через неделю после начала немецкого урагана на западе потрясенный скоростью и размахом собственных побед Гитлер уже обсуждал возможность предложения Британии условий мирного урегулирования. Он хотел потребовать от нее только возврата бывших немецких колоний. Повлияло ли это новое благодушное настроение на знаменитый приказ 24 мая, остановивший немецкие танковые дивизии, полным ходом идущие к Дюнкерку – единственному пути спасения британцев, сказать трудно. Несомненно одно: в беседах со своими генералами в это время Гитлер сравнивал Британскую империю с Римско-католической церковью – необходимым элементом западной стабильности – и не высказывал большого желания преследовать Великобританию и дальше. В любом случае основная масса британской армии на континенте сумела спастись на кораблях через Северное море, оставив, однако, на берегах Дюнкерка большинство своей техники.

Боевой дух фюрера оставался на подъеме на протяжении всей Французской кампании, и его приказ от 15 июня, сразу после взятия Парижа, демобилизовать около 40 армейских дивизий для укрепления немецкой военной экономики не показывает определенного намерения предпринимать новые операции до урегулирования проблем с Великобританией. Встретившись 18/19 июня с Бенито Муссолини, поздно и неудачно вступившим в войну, Гитлер еще больше унизил дуче, настояв на более легких условиях перемирия для французов за счет Италии. С другой стороны, закоренелый германофоб граф Галеаццо Чиано был исполнен восхищения Гитлером, считая его азартным игроком, который, к немалому собственному удивлению, сорвал большой куш, после чего ему предложили встать из-за игрового стола и больше не рисковать.

За несколько месяцев до своей высшей победы, осенью 1939 года, Гитлер, вероятно, обрисовал свою истинную позицию Вальтеру Шелленбергу. В том разговоре, в ответ на вопрос англофила Шелленберга, Гитлер якобы сказал: «Сначала я хотел работать вместе с Британией. Но англичане отвергали меня снова и снова. Понятно, что нет ничего хуже семейной ссоры, а с расовой точки зрения англичане являются в каком-то смысле нашими родственниками… Жаль, что мы втянуты в эту смертельную борьбу, в то время как наши истинные враги на востоке могут просто сидеть и ждать, пока силы Европы иссякнут. Вот почему я не хочу уничтожать Британию и никогда не сделаю это, – здесь его голос стал резким и пронзительным, – но их всех, даже Черчилля, надо заставить понять, что у Германии тоже есть право на жизнь. И я буду бороться с англичанами до тех пор, пока они не перестанут важничать. Настанет время, когда они будут готовы заключить с нами соглашение. Это моя истинная цель».

В середине июня 1940 года Гитлер вполне мог верить, что с уничтожением французской военной машины на западе соглашение с англичанами стало возможным и, как он некогда предсказывал, у него будут развязаны руки для претворения в жизнь своего давнего страстного желания уничтожить большевистскую Россию на востоке.

Глава 3

«АУФБАУ-ОСТ», ИЛИ «СОСРЕДОТОЧЕНИЕ НА ВОСТОК»

14 июня – 14 ноября 1940 г.

Сотрудничество, установившееся между прусскими королями и русскими царями ради возвышения каждого, не может продолжаться долго. Их возвышение, поскольку они являются близкими соседями, сделает их ненадежными в глазах друг друга. Оно спровоцирует зависть между ними, которая вскоре перерастет во враждебность.

Путь к искуплению открыт для Германии. Сражаясь с большевизмом, став оплотом против него, Германия сделает первый шаг к конечному воссоединению с цивилизованным миром.

С одной Англией [в союзе], когда спина прикрыта, можно начинать немецкое вторжение в Россию.