Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Аххх, премного благодарен. Я хотел стереть это много месяцев, с прошлогоднего Кануна бороны в сущности. Да, так где же, во имя Лестера Вистрилса, я остановился? О, твои вопросы. Ситхи? Что ж, они были здесь первыми, и может быть вернутся вновь, когда людей здесь не останется и в помине. Когда никого не останется. Они отличаются от нас как человек от животного, но в чем-то и сходны тоже… — Доктор остановился, чтобы сосредоточиться.

— Честно говоря, человек и животное, оба живут в Светлом Арде одинаково долго, чего нельзя сказать о ситхи и людях. Честный народ фактически бессмертен, так что, конечно, ситхи живет гораздо дольше, чем любой смертный человек, даже если это наш древний король. Они могли бы не умирать вовсе, только вынужденные насилием, впрочем, может быть, если ты ситхи, то и само насилие будет вынужденным…

Моргенс задумался. Саймон смотрел на него, разинув рот.

— Ой, закрой скорее рот, мальчик, так ты становишься похожим на Инча. Слегка блуждать в мыслях — это моя привилегия. Или ты предпочитаешь вернуться к главной горничной?

Саймон закрыл рот и продолжил стирать со стены сажу. Ему уже удалось довести форму пятна до очертаний овцы; время от времени он останавливался, чтобы оценивающе посмотреть на свою работу. Честно говоря Саймону уже становилось скучно: он, конечно, любил доктора и хотел быть именно здесь, а не где-нибудь еще, но рассказ старика был довольно монотонным. Может быть, если стереть немного сверху, оно станет похоже на собаку? Желудок тихонечко бурчал.

Моргенс продолжал объяснения, в которых, по мнению Саймона, было множество ненужных деталей. Он говорил об эпохе мира между подданными короля-эрла и первыми императорами Наббана.

— И вот ситхи и люди пришли к некоторому равновесию, — говорил старик. — Они даже немного торговали…

Живот Саймона забурлил громче. Доктор едва заметно улыбнулся и положил последнюю луковицу, которую он только что взял со стола.

— Люди привозили специи и краски с Южных остовов или драгоценные камни с Грианспогских гор в Эрнистире, а взамен получали красивые вещи из казны короля-эрла, изготовление которых требовало знания изощренного и таинственного искусства.

Терпение Саймона подходило к концу. А что же мореплаватели, риммерсманы? А как же холодное железо? Он оглянулся в поисках чего-нибудь съедобного.

Последняя луковица? Саймон бочком подобрался к столу. Моргенс стоял лицом к окну, глядя на серый утренний туман. Саймон быстро сунул в карман коричневый шелестящий шарик и поспешил вернуться к пятну на стене. Сильно уменьшившееся, оно теперь напоминало змею.

Моргенс продолжал, не оборачиваясь:

— Что ж, сегодня в моей истории действительно говорилось о мирных временах и людях. Это скоро кончится, не волнуйся. — Он покачал головой, и прядь тонких волос упала на его морщинистый лоб. Саймон потихоньку грыз луковицу.

— Золотой век Наббана длился чуть больше четырех столетий — до первого появления риммерсманов в Светлом Арде. Империя Наббанаи стала затухать сама по себе. Линия Тьягариса была прервана, и каждый новый император, захватывавший власть, становился только новым проигрышем в этой нескончаемой игре в кости; некоторые были добрые люди и хотели сохранить государство, другие, подобно Крексису Козлу, были хуже любых северных грабителей, третьи, как Энфортис, были просто слишком слабы, чтобы удержать власть.

Во времена правления Энфортиса явились Владетели железа. Наббанайцы решили уйти с севера. Они так быстро перешли через реку Гленивент, что их северные форпосты остались брошенными далеко позади, и им пришлось выбирать между верной гибелью и присоединением к риммерсменам. Хммм… Я утомил тебя, мальчик?

Саймон, прислонившийся к стене, рывком выпрямился, встречая понимающую улыбку доктора.

— Нет, доктор, нет! Я только закрыл глаза, чтобы лучше слышать! Продолжайте!

На самом деле все эти имена, имена, имена действительно вгоняли его в сон… Ему хотелось, чтобы доктор скорее перешел к битвам, но с другой стороны, было очень приятно быть единственным на всей земле, с кем может разговаривать Моргенс. Горничные ничего не понимают в таких… мужских разговорах. Да и что они могут понять в армиях, знаменах и саблях?

— Саймон?

— Ой? Да? Продолжайте! — Он повернулся, чтобы стереть остатки пятна, а доктор продолжил прерванный рассказ. Стена была чистой. Неужели он не заметил, как закончил?

— Ну, юноша, я постараюсь сделать историю немного короче. Как я уже говорил, наббанайцы увели свои армии с севера и впервые стали чисто южной империей. Это было началом конца. Шло время, и империя складывалась как одеяло, становясь все меньше и меньше, и сегодня они не более чем герцогство — полуостров с несколькими прилежащими островами. Что, во имя Стрелы Паддара, ты делаешь?

Саймон изгибался как собака, которая хочет почесать труднодоступное место.

Да, часть сажи еще сохранилась, образовав змееобразное пятно на спине его рубашки. Саймон робко повернулся к доктору, но Моргенс только засмеялся и продолжал:

— Без имперских гарнизонов, Саймон, север пришел в состояние хаоса. Мореплаватели захватили большую часть Фростмарша, назвав свой новый дом Риммергардом. Не удовлетворившись этим, люди Риммера развернулись к югу и выступили в новый поход, сметая все на своем пути. Положи эти фолианты стопкой к стене, будь добр. Они грабили и разоряли города, а ситхи они считали вредными тварями; всюду, где могли, они беспощадно уничтожали честный народ… здесь поосторожнее!.. Вот так, молодец.

— Сюда, доктор?

— Да, но — Кости Анаксоса, не урони их! Лучше положи! Ты не представляешь, какие ужасные часы я провел, играя в кости на Утаньятском кладбище, чтобы они попали мне в руки!.. Так! Гораздо лучше.

Теперь поговорим об эрнистирийцах. Гордый свирепый народ, который даже императорам Наббана не удалось покорить до конца, они вовсе не желали гнуть шеи перед Риммергардом. Они ужаснулись тому, что северяне сделали с ситхи.

Эрнистирийцы больше всех людей походили на честный народ. Они торговали с ним, и до сих пор еще виден след древнего торгового пути между этим замком и Тайг в Эрнисадарке. Лорд Эрнистира и король-эрл заключили порожденный отчаянием договор и некоторое время удерживали северное побережье.

Но даже объединившись, они не могли сопротивляться бесконечно. Фингил, король риммерсманов, устремился через Фростмарш к границам земель короля-эрла… — Моргенс печально улыбнулся. — Мы уже подходим к концу, юный Саймон, к концу всего этого…

В году 663-м два громадных воинства сошлись на просторах Ач Самрата. Пять дней длилась ужасная, беспощадная, кровавая бойня, пять дней ситхи сдерживали напор риммерсманов. Но на шестой день на них вероломно напали с незащищенного фланга люди из тритингов, давно домогавшиеся сокровищ Эркинланда и ситхи. Они предприняли эту страшную атаку в темноте. Оборона была прорвана, колесницы Эрнистира разбиты, Белый олень дома Эрна втоптан в кровавую грязь. Говорили, что десять тысяч эрнистирийцев остались в тот день на поле брани. Никто не знает, сколько погибло ситхи, но потери их были не менее ужасны. Уцелевшие Эрнистирийцы нашли убежище в дремучих лесах своей родины. Сегодня для эрнистирийцев Ач Самрат — символ ненависти и утрат.

— Десять тысяч! — Саймон присвистнул. Глаза его сияли от ужаса и сознания грандиозности этих событий.

Моргенс отметил реакцию мальчика легкой гримасой, но ничего не сказал.

— Это был день, когда владычеству ситхи в Светлом Арде пришел конец. Хотя понадобилось еще три долгих года осады, чтобы Асу'а пал под мечами победоносных северян.

Если бы не страшная таинственная магия сына короля-эрла, не осталось бы, вероятно, ни единого ситхи, пережившего падение замка. Но многие спаслись, бежав на юг, в леса, к водам и… и в другие места.

Теперь внимание Саймона словно гвоздями прибили.

— А сын короля-эрла? Какую магию он использовал? — но тут Саймон оборвал себя из-за внезапно пришедшей в голову мысли. — А Престер Джон? Я думал, вы расскажете сегодня о короле, нашем короле…