Вечный поход - Сергей Вольнов

Сабля Великого Хана с глухим стуком упала на пол.

— Темучин был старшим сыном… после ещё родились три сына… Джучи-Касар, Качиун-эльчи и Темуге-отчигин… и одна дочь Темулун… мать Темучина звали Оелун-еке… но у Есугея была ещё одна жена… от неё он имел двух сыновей… Бектера и Бельгутея….

Остолбеневшему Хасанбеку показалось, что в глазах Великого Хана шевельнулся страх. В это невозможно было поверить, но это было ТАК… Тело Чингисхана стало оседать на слабеющих ногах. Верный темник мгновенно возник рядом и поддержал повелителя. Усадил на подушки. Но облегчения это не принесло. Ровный безжалостный голос змеёй вползал в уши, лазал внутри головы и жалил/.. жалил… жалил…

— Вспомни, о Великий Хан… как твоя мать не желала ссор между братьями… Как за два дня до убийства… перед закатом солнца она долго беседовала с тобой… Напоследок сказала… «У нас, кроме собственной тени, нет друзей… кроме конского хвоста, нет плети»…

— Замолчи! — хриплый голос хана уже не угрожал, а скорее умолял. — Может быть, я и… Я поговорю с вами наедине… Но не сейчас… Завтра…

Губы пленника наконец-то застыли. В юрте воцарилась кратковременная тишина.

— Увести их… до завтра. — Голос повелителя окреп. — Я буду лично разговаривать с Великим Синим Небом. Хасанбек…

Нойон вопросительно застыл, преданно глядя в кошачьи глаза.

— Содержать под усиленной охраной… И чтобы ни один волосок…

Губы пленника… а может, посланника?.. дрогнули и плотно сжались, сминая непонятную усмешку.

Массивный клинок ханской сабли, валяющейся на полу, тускло отблёскивал.

Глава четвертая

ЗОЛОТОЙ КРЕЧЕТ

— Хасан! — кричала смеющаяся мама. — Тащи его сюда! Он наваливался на барашка сверху, смешно пытался обхватить и вместе с ним, недовольно блеявшим, валился на траву.

— Хасан-багатур! — не унималась она. — Неси, я жду!

Ну конечно же, он был настоящим багатуром. Ведь ему уже исполнилось пять лет! Да он способен одолеть даже злобного дэва, не то что какого-то противного бестолкового барашка…

Четвероногий, покрытый мелкими кудряшками неприятель, коротко и жалобно блея, первым вскакивал на ножки и успевал отбежать на несколько шагов. Но пятилетний багатур не отступал, и всё повторялось снова и снова.

Хасан цеплялся за его шерсть, обнимал за шею и всё старался, всё пытался поднять его, оторвать от земли, а потом уже нести к маме, как она просила. Но терял равновесие… Тяжёлый барашек наваливался на него, перевешивал и, падая вместе с малышом, придавливал того к земле. Снова и снова.

— Хаса-ан! — встревоженно кричала мама.

Теперь уж и он хохотал, выкарабкиваясь из-под мягкой туши. И, схватив за задние ноги, пытался тащить барашка по молодой траве. Тот брыкался, вырвавшись, пытался убежать…

Хасан гнался за ним. Всё дальше по весенней степи. Не оглядываясь. Дальше.

Так далеко, что оказался на берегу незнакомой реки.

И вдруг игра закончилась. Барашек остановился и развернулся. Сам двинулся на мальчика. Неожиданно хрипло и длинно заблеял, хищно обнажив большие жёлтые клыки.

По спине Хасана пробежали холодные мурашки. Ноги ослабли, подогнулись.

Он слышал маму, но не видел её.

— Хасан! Не бойся, я с тобой! — в голосе мамы, несмотря на заверения, шевелился страх.

С барашком творилось что-то невероятное. Он прямо на глазах увеличивался. Превращался во что-то жуткое и опасное. Вот он поднялся на задние ноги и сразу же стал на голову выше Хасана. Белая шерсть выпадала клоками, из-под неё лезла чёрная. А потом начала вылезать и она… блеснула воронёная сталь.

Кольчуга!

Ранее бестолково выпученные, глаза животного теперь караулили каждое движение Хасана. Пронзительно и неотрывно. В них угадывались ум и злоба.

— Хасан!.. — мама уже откровенно боялась, то ли за него, то ли за них обоих.

Ему показалось, что он спит, ведь барашки такими не бывают.

— Не спи, сынок! Защищайся! — заклинал его мамин голос.

Копытца оказались латными рукавицами, а голова с рожками — искусно выделанным шлемом с тумагой-личиной. За прорезями глаз шевелились чьи-то страшные зрачки. Чёрная шкура расползлась на груди и оказалась меховой накидкой. Из-под неё существо выхватило искривлённую саблю и уже напряженно изогнулось, готовясь нанести удар.

Хасан судорожно старался повзрослеть, у него почти получалось. Он уже не был малышом. Плечи расправились, затвердели, кисть до хруста сжала рукоятку невесть откуда взявшегося меча. Он сделал шаг навстречу врагу… и неожиданно рухнул, как подкошенный. Ноги его перестали слушаться!

— Хаса-ан! — мамино лицо заслонило полнеба. — Ну что же ты?! Вставай! Хаса-а-ан!!! Те-емник!!!

…в ушах Хасанбека ещё метались отголоски маминого отчаянного крика, который бился, метался внутри него перепуганной летучей мышью, но глаза его резко распахнулись и зажили реальной жизнью… мгновенно различили в полумраке движение гигантской тени.

Тень приближалась к нему…

«Прочь сон! К демонам барашка!»

Нойон среагировал почти мгновенно, и это спасло ему жизнь. Он перекатился по косматой медвежьей шкуре, заменявшей опытному воину постель, и, коснувшись стенки юрты, пружинисто вскочил на ноги. Рука до хруста, как во сне про барашка-оборотня, сжимала рукоятку меча, с которым темник в походе не расставался даже ночью.

Тень опала, проступила отдельными деталями из тьмы, и уже не казалась огромной и неодолимой. Перед Хасанбеком высился незнакомый рослый воин в неполном комплекте доспехов, а именно: в одной кожаной безрукавке, обшитой металлическими бляхами, натянутой прямо на голое тело, и в наручах из толстой кожи.

Вернее, он не стоял, а тут же преодолел несколько шагов, их разделявших. Не делая никаких лишних движений, с ходу нанёс колющий удар тускло блеснувшим клинком.

Темник, разом успокоившись, отстранённо позволил телу действовать самостоятельно. Рука шевельнулась и начала заваливать меч, разворачивая его к собственному туловищу, как бы пропуская удар вражеского клинка. Тело, дёрнувшись на упругих, широко расставленных ногах, маятником качнулось вправо. Отклонилось, при этом одновременно разворачивая влево плечи. И тут же рука с мечом, возвращаясь назад, нанесла страшный секущий удар.

«Х-ху-ук!»

Удар пришёлся точно в незащищённую полоску шеи, меч без труда преодолел сопротивление кожи и плоти.

Нападавший захрипел, по инерции валясь вперёд на подогнувшихся ногах, его меч пропорол стенку юрты и замер. Тело врага рухнуло на колени, и от этого толчка голова с выпученными глазами свалилась с обрубка шеи. С глухим стуком упала на пол. Покатилась, сверкая белками глаз в полутьме. Враг, дёргаясь в конвульсиях, наконец повалился, скользя по стенке и оставляя на ней чёрные потёки крови.

Бросив быстрые изучающие взгляды по сторонам, Хасанбек прислушался к тревожной давящей тишине, что царила снаружи юрты. Что-то подсказывало ему: ни в коем случае нельзя стремиться на выход — уж коль враг проник внутрь, нет смысла надеяться на двух воинов ночной стражи, оставленных у входа. Они наверняка мертвы.

Нойон метнулся в наиболее тёмную, неосвещённую часть жилища и, достав засапожный нож, пробил толстый белый войлок. Сделал два надреза — до самой земли и в сторону. Затем, осторожно приподняв угол, выглянул наружу. Прислушался… Он ожидал услышать что угодно, даже внезапный боевой клич тангутов, сумевших врасплох напасть на лагерь.

Тишина.

Едва слышимый плач лисы.

Где-то у самого окоёма в степи шла гроза. Сюда долетали лишь сполохи зарниц.

Но вот неподалёку лязгнул металл… Потом ещё. И ещё. В темноте, приближаясь, в полном молчании шла яростная схватка. Вспышка далёкой молнии на мгновение выхватила четыре фигуры. Трое наседали на одного. Он пятился назад, из последних сил парируя удары.

Хасанбек ужом выскользнул сквозь лаз в стенке. Приник к земле, зазмеился в сторону.

Луна, как нельзя кстати выкатившаяся в прореху лохматых туч, болезненно-тусклым мерцанием осветила место ночной схватки. Воин-одиночка, воспользовавшись лунным светом, совершил пару обманных движений и, неожиданно для нападавшего справа, сбил того с ног мощным ударом по шлему. Получив некоторое пространство для манёвра, он резко сместился вправо и теперь пятился прямо туда, где лежал Хасанбек.

Очередной сполох далёкой молнии осветил округу в тот самый момент, когда воин в паузе между ударами успел оглянуться назад, не доверяя тишине за спиной. Он был без шлема, с окровавленным лбом, на лице застыла хищная гримаса, но Хасанбек узнал его. Это был сотник Кутум, начальник ночной стражи, отчаянный рубака и смельчак.

Темник окликнул его по имени, вскочил на пружинистых ногах, парой прыжков преодолел разделившее их пространство. Принял боевую стойку рядом с Кутумом.

— Команди-ир… — обрадованно выдохнул тот.